Обычные командировки. Повести об уголовном розыске
Шрифт:
Оставшись в кабинете один, Дорохов решил обстоятельно изучить дело о краже из магазина. Преступление, совершенное в прошлом году, накануне ноябрьских праздников, было дерзким. Воры подобрали ключи к двум замкам, однако замок на решетчатой двери склада магазина, где лежала основная часть только что полученного товара, открыть не смогли. Тогда они домкратом отогнули решетки и сделали свободный проход.
Шерстяных изделий взяли изрядно: дамские костюмы, платья, кофты, мужские свитера. Такое количество нелегко продать. Обычно преступники попадаются на сбыте,
«Вывезли? – подумал полковник. – А может быть, сбывают постепенно, мелкими партиями, а основная часть где-то лежит до сих пор?»
Когда он закончил изучение обоих томов и записал целый перечень вопросов, которые предстояло выяснить, снова пришел Киселев, плюхнулся в кресло и начал рассказывать:
– В оба района сам позвонил. Явятся с делами завтра утром. Кстати, о Борисе Воронине ничего нового нет, работает электриком в отделе главного механика. Живет с матерью и отцом, поступил в заводской техникум. От какой женщины приносил записки парикмахеру, узнать пока не удалось. На заводе много женщин. Есть красивые одинокие. Но чтобы кто-то из них пользовался услугами этого Воронина или дружил со Славиным, не замечали. Давайте все-таки вызовем его и поговорим.
– Подожди, Захар Яковлевич, еще немного. Сначала я с Ершовым разговор закончу.
Лев Ершов вошел, когда Дорохов читал справку о Борисе Воронине, оставленную капитаном. Полковник молча указал ему на стул, а сам продолжал читать. Синим карандашом Александр Дмитриевич дважды подчеркнул: место работы Воронина – отдел главного механика, тот самый отдел, где работал исчезнувший Степан Ручкин и бывший моряк Богданов. Взглянул на Ершова, тот, насупившись, сидел на краешке стула и ждал от Дорохова новых подвохов. «Видно, дошел до него вчерашний урок, желторотик, совсем желторотик», – подумал полковник и подмигнул Левке:
– Что нос повесил? Боишься, что снова мораль читать буду? Нет, брат, сегодня мне некогда. Есть деловой разговор.
Парень облегченно вздохнул и даже подался вперед:
– Я вот хочу вас попросить…
– Давай.
– Порвите тот протокол, где я про Лаврова наврал.
– О протоколе потом. Хорошо, конечно, что сам решился об этом заговорить. Но вот о чем, братец ты мой, расскажи, почему вы с Борисом решили оговорить Лаврова? Только условие: или говори чистую правду, или не отвечай совсем.
Ершов вздохнул, немного помолчал, рассматривая ногти на своих руках.
– Расскажу. Что убили парикмахера, нам утром сказали. Мы с Борисом вышли тогда умываться, а один малый… – Ершов замялся, – он и шепнул про Сергея. Днем нас повезли на работу – овощи на базе перебирать. Сказали каждому, что за день полагается сделать, а Борька говорит: «Ты тут за двоих повкалывай, а я махну через забор и из дому пожевать чего-нибудь принесу да про Серегу узнаю». К концу работы вернулся, колбасы притащил и два батона, а узнать ничего не узнал. Потом через два дня снова домой рванул, а вечером лежим в камере, он и говорит, что Сергея убили дружинники. Они решили расправу устроить. Нас посадили, парикмахера убили, а потом и за тех примутся, кто в беседке собирается. Полежали мы, поговорили и решили пойти к капитану и немного наврать на очкарика, чтобы он не выпутался.
– Кто предложил, ты или Борис?
Наверное, впервые в жизни Левка на подобный вопрос ответил искренне и без запинки:
– Борис, но и я, конечно, согласился. – Ершов все-таки не смог удержаться от привычки выгораживать приятелей.
– Кстати, расскажи, Лева, что за ребята в беседке собираются?
– Наши, заводские. Приходят туда, песни поют, на аккордеоне и гитарах играют. Кто с бутылкой, но больше так. Из дворов гоняют, говорят – спать не даем. Из подъездов тоже. Во Дворец культуры без билетов не пускают. Вот и идут в беседку.
– В карты играют?
– И в карты, и в домино.
– А кто там у вас всем заправляет?
– Гена и еще Зюзя.
– Они что же, судились?
– Почему судились? – искренне удивился Ершов. – Гена песни всякие сочиняет, музыку подбирает. Даже на конкурс посылал, только вот ответа до сих пор нет. А во Дворце культуры Генка знаете какой джаз организовал! Потом поссорился с директором, и тот его выгнал.
– А кто такой Зюзя?
– Да Ваську так зовут, который из автобазы. Зюзин его фамилия. У него такая маленькая записная книжечка, он туда сокращенно анекдоты записывает. Как услышит новый, так в книжку. Хочет потом, под старость, напечатать.
– А судимых там много?
– Есть, – смутился Ершов. – Вот я судимый, потом Борька Воронин, еще Толик…
– А из взрослых кто?
– Взрослые тоже приходят. Степан Ручкин на гитаре хорошо играет. Федя – баянист. Иногда парикмахер заходил. Многие бывают.
– Ты меня не понял, Лева. Кто из постоянных посетителей беседки – взрослых я имею в виду – раньше судился?
– Степан Ручкин судился за драку, парикмахер – за кражи. Дядя Леша приходил. Только он еще в прошлом году в Сибирь завербовался. Жалко, что уехал: хорошие песни знал и рассказывал интересно.
– А о преступлениях у вас заходит разговор?
– Бывает. В прошлом году, когда обворовали наш трикотажный магазин, мы все гадали, чья это работа?
– Ну и как?
– Решили, что «залетные». Ну а теперь там, наверное, только и разговору про Лаврова да про Серегу-парикмахера. Мы-то уж с Ворониным вторую неделю в беседке не были, здесь, в милиции, живем.
Дорохов изучающе смотрел на Ершова и думал, спросить у него или не спросить о записках, которые носил Воронин Славину? И решил: «Рано еще, спрошу после разговора с Борисом». Отправляя Ершова в камеру, полковник его предупредил:
– О нашем разговоре чтоб никому ни слова. Особенно Воронину.
– Ладно, – не очень уверенно ответил Левка.
А дружинники тем временем продолжали обход квартир. Мальцева с Зотовым снова отправились в подъезд, где накануне были. Они несколько раз звонили в квартиру Ручкина, надеясь, что кто-то откликнется. Но раскрылась дверь соседей. На пороге появилась вчерашняя знакомая, Александра Семеновна, и сразу полился словесный ливень:
– Вы зря звоните. Он еще не приехал. Я его тоже жду: вдруг ему не повезло, и он приедет обратно с Олечкой. Вот тогда я ему буду нужна как воздух. Он скажет: «Александра Семеновна, присматривайте за моей девочкой». И мы с Георгием будем за ней ухаживать.