Очаг на башне
Шрифт:
— Ну тогда хоть успокаивающий укол, — просяще сказал Симагин. — И сердце поддержать. У нее сердце слабое…
— Со слабым сердцем у вас уже был бы инфаркт, — вставая, ответил врач. — Вот направление, в уголке — телефон.
Симагин не ответил, но вдруг неуловимо стал непробиваемой стеной на пути. Скулы его прыгали. Не двигаясь с места, врач покусал губу.
— Я хочу того же, чего и вы, — сказал он. — Чтобы ей помогли. Понимаете?
Стало тихо. Всхрипывая, дышала опрокинутая на подушки Ася.
— Какая больница дежурит? — спросил Симагин с усилием, и опять раздался крик:
— Не-е-ет!
Симагин резко
— Ася, — жалобно выговорил он, но она выдохнула:
— Ни-ку-да…
Врач молча раскрыл ящичек и стал готовить шприц. Он работал нарочито спокойно, но чувствовалось, что нервы у него тоже сдают. Симагин наблюдал.
— Что это?
— Снимет напряжение, — сквозь зубы бросил врач. — Она уснет.
Ася с усилием выпростала руку. Симагин погладил предплечье — вся кожа дрожала мелкой, едва уловимой дрожью.
— И кордиамин, — сказал Симагин. Врач коротко оглянулся на него и выполнил приказ, ни слова не говоря.
— Направление действительно до утра, — сказал он затем и решительно прошел мимо Симагина.
— Хорошо, — ответил Симагин. — Благодарю вас.
Врач коротко склонил голову и вышел. Симагин снова опустился на колени. Вошел Антошка и встал, прижавшись плечом к косяку.
— А попить у тебя можно? — напрягаясь, спросила Ася. — Только не чаю, простой воды…
Выпадая из тапок, Симагин рванулся на кухню. Только тогда Антошка решился подойти к постели.
— Мам, — сказал он. — А мам.
И больше ничего. Но она сразу поняла.
— Да я же не заболела, Тошенька, — выговорила она и улыбнулась, а потом закрыла глаза. — Я просто немножко устала.
Странно, думала она. Неужели можно вот так вот, дома, умереть? Антон стоял рядом, она смутно припомнила, что у нее закрыты глаза, но она прекрасно видела его, и пошла на кухню, и сказала: что же ты возишься, и Симагин, роняя чашку, обернулся, но чашка не разбилась, а покатилась, будто пластмассовая, и у Симагина не было лица, Ася отшатнулась, нет, лицо было, странно знакомое, не его, одутловатое, отвратительное…
Когда Симагин вернулся, Антон сказал:
— Мама закрыла глаза и уснула.
В пять Симагин запихал сына в постель, а сам вернулся в спальню. Асино дыхание выровнялось, и щеки порозовели — к шести она была обыкновенная спящая Ася, безмятежная, разметавшаяся, теплая. У нее даже улыбка промелькнула на сонных мягких губах, и Симагин заулыбался в ответ. Он задремал прямо в кресле.
Первыми в лабораторию пришли Карамышев и Володя, а чуть позже — Вайсброд, которому Карамышев тоже позвонил вчера. Около часа они молча ждали, все больше беспокоясь. Ровно в девять, как всегда, задорно цокая каблучками, влетела Верочка. «Привет! — улыбаясь, сказала она Володе. — А где маэстро? Ты что, один в такую рань?» И тут увидела стоявших за изгибом пульта Вайсброда и Карамышева. Ее оживление как рукой сняло, даже румянец пропал. Поникнув, она подошла к окну и осталась стоять, глядя наружу. Там шел спокойный, прямой дождь.
К половине десятого собрались все. Кроме Симагина.
Без четверти десять Вайсброд не выдержал. «Как же он разговаривал с вами?» — «Очень бодро, — тихо ответил математик. — Чувствовалось, что кипит». — «Вы никому не рассказывали?» — спросил Вайсброд после паузы. Карамышев отрицательно покачал головой. Потом наклонился к Вайсброду и совсем тихо проговорил: «Я даже Володе сказал только об идее электронного эха». Вайсброд кивнул и предостерегающе шевельнул бровями. Карамышев, не меняя тона и не оборачиваясь, тихо произнес: «И главное, ради чего эти хлопоты? Чтобы вместо обыкновенной, удобной, нормальной стенки загромоздить комнату престижной махиной». Вадим Кашинский, неслышно подошедший сзади, остановился было и вдруг опять двинулся куда-то в сторону, пробормотав: «А, вы же некурящие…» Вдруг Верочка рывком отвернулась от окна и звонко, свирепо крикнула: «Ну неужели ни один не мог пойти в местком и стукнуть кулаком по столу, чтоб ему поставили телефон?! Знаменитости!» Разговоры затихли. Верочка, словно от сильной боли, замотала головой и опять отвернулась. А потом с грохотом растворились двери, и влетел Симагин.
Когда улегся шум, Вайсброд подошел к нему и сказал негромко:
— Андрей, когда пройдет первая серия, давайте пообедаем вместе. Тут за углом есть пельменная. Вы не против?
В пельменной было чадно, людно и шумно. Они нашли свободный столик, отгребли на край гору грязной посуды и осторожно, боясь испачкаться в крошках и лужицах на столе, расселись.
Вайсброд разломил пополам кусочек хлеба и опасливо попробовал бульон.
— У меня к вам два приватных разговора, — сообщил он.
— Я догадался, — ответил Симагин после паузы. — Только не знал, что целых два сразу.
— Целых два сразу. Первое. В Москву я не еду.
— Что случилось?
— По состоянию здоровья, — сказал Вайсброд.
— Так, — сказал Симагин, и ложка вывернулась у него из пальцев, плеснув бульоном на стол. — Ч-черт… Действительно?
— Чувствую я себя погано, — признался Вайсброд. — Так или иначе, Андрей, вам надо учиться обходиться без меня. В этом плане я очень рад, что вы сошлись с Аристархом Львовичем, — он в высшей степени интеллигентный и знающий человек.
Некоторое время Симагин энергично ел.
— Кто-то поедет вместо вас, или мы отправимся с Аристархом вдвоем?
— Нет, — сказал Вайсброд, — поедет вместо меня Кашинский. Симагин ошеломленно воззрился на Вайсброда.
— А что он там будет докладывать? Он же…
— Нет, — сказал Вайсброд, — докладывать он будет не там.
— Что?
Вайсброд пожевал губами и отодвинул бульон. Есть это он не мог.
— Вадик неплохой специалист. Ему будет очень полезно побывать на столь представительном форуме, это его поощрит, даст перспективу. Самостоятельного доклада ему не ставят. Он будет у вас на подхвате. А по возвращении тщательнейшим образом, помимо ваших официальных отчетов, проинформирует дирекцию обо всем, что говорилось и делалось на конгрессе.
Секунду Симагин смотрел на Вайсброда, не понимая, а потом сморщился, как от кислятины.
— О гос-споди, — сказал он с мукой, — так вот в чем дело!
— Н-ну, — ответил Вайсброд.
— Только дирекцию или выше?
— Не имею представления.
Симагин принялся за еду. Вайсброд сидел, сцепив руки на животе, и смотрел на него.
— Аристарх знает?
— Да, разумеется. Аристарх Львович и в этом отношении необычайно тонкий человек.
— Ладно, — сказал Симагин, принимаясь за второе. — Что второе?