Очарованная
Шрифт:
— Ты мурлычешь, совсем как Его величество Лентяй, — неожиданно вырвалось у Арианы.
Звук собственного голоса удивил ее.
Для Саймона ее смятение было маленькой победой — она была сейчас, как лучина, охваченная огнем с одного конца.
Саймон неохотно взял несколько щепок и вновь повернулся к очагу. Но пока он изучал ладонь Арианы, слабый огонек почти потух.
Пробормотав что-то себе под нос, Саймон вновь принялся раздувать остывшие угли, и вскоре они опять разгорелись. Тогда он положил на них сначала мелкие щепочки,
У Саймона вдруг мелькнула надежда: а что, если он сможет так же распалить холодную норманнскую красавицу, и она вспыхнет, как пламя в очаге? От этой мысли сердце бешено заколотилось в его груди.
— Давай еще лучину, — произнес он, с трудом переводя дух.
Голос его был хриплым и напряженным, и Ариана метнула на него любопытный взгляд. Забыв о кинжале, спрятанном в складках полога, она усердно шарила в корзине с растопкой, радостно отдаваясь приятным мыслям, ничуть не напоминавшим о ночных кошмарах и смерти. Наконец она отыскала несколько подходящих деревяшек.
— Подойдет, — бросил Саймон, нагибаясь к ней, так что его дыхание коснулось ее щеки. Ариану обдало приятным теплом и запахом вина.
Саймон заметил, как расширились ее изящные ноздри, вдыхая незнакомый запах. Затем она легонько улыбнулась, как бы пробуя его дыхание на вкус. При виде ее чарующей улыбки горячая волна пронзила Саймона — он почувствовал неодолимое желание заключить Ариану в объятия, зарыться в складки ее колдовского платья и забыть обо всем на свете.
«Слишком рано, — заговорил в нем холодный голос рассудка. — Игра — если она и впрямь ведет со мной тонкую игру — только началась».
Саймон аккуратно разложил на углях оставшиеся щепки — маленькие, затем побольше, — продолжая осторожно раздувать пока еще слабый огонь.
Внезапно, как по волшебству, язычки пламени взметнулись вверх, мигом охватив растопку.
Свободной рукой Саймон подбросил остатки деревяшек в очаг и некоторое время молча смотрел на огонь, ласково поглаживая серебристого кота, пригревшегося у него на руках.
Ариана зачарованно наблюдала, как его ладонь гладит мягкую кошачью шерсть, и ей вдруг захотелось почувствовать такие же нежные прикосновения сильной мужской руки.
— Налей нам вина, соловушка.
Ариапа вздрогнула и растерянно заморгала, движения ее снова стали скованными и напряженными. Она так была поглощена рукой Саймона, ласкающей урчащего кота, что совсем забыла о том, чем неизбежно должна была закончиться эта ночь.
С несчастным видом она посмотрела на изящный серебряный кувшин, в отчаянии гадая, какое зелье подсыпано в питье.
— Я… я совсем не хочу вина, — пролепетала она безжизненным голосом.
Саймон метнул на нее острый взгляд угольно-черных глаз. Увидев, что к ней возвратилась прежняя настороженность, он с трудом подавил проклятие, готовое сорваться с его уст.
«Могу поклясться, мгновение назад она следила за моей рукой с пробуждающимся желанием.
А теперь смотрит на меня в ужасе, будто она — сарацинская девица, а я — жестокий крестоносец, собирающийся ее изнасиловать.
Ангелы Господни, да эта девушка переменчива, как фонтан во дворце султана — то обжигает горячей струей, то леденит.
Никак не могу понять: она и впрямь так пуглива или просто дразнит меня, пытаясь свести с ума и затуманить мой рассудок похотью?»
— Передай мне кубок, — спокойно произнес он. — Не пропадать же такому отличному вину.
Когда до Арианы дошло, что Саймон собирается пить один, у нее вырвался вздох облегчения.
— Если… если ты тоже будешь пить, я с удовольствием присоединюсь к тебе.
Ее голос был так тих, что Саймон не сразу разобрал ее слова. А когда наконец понял, то окинул ее взглядом, в котором смешались раздражение и любопытство.
— Ты что же, боишься, что я тебя отравлю? — ехидно осведомился он.
Ариана отпрянула от него и испуганно затрясла головой, так что цепочки драгоценных аметистов, вплетенные в ее косы, заплясали, как лиловые искры.
«Ее волосы — как полночное небо, усыпанное аметистовыми звездами. Боже правый, да о такой красавице можно только мечтать!»
Неистовое желание вновь захлестнуло его с такой силой, что он стиснул горлышко кувшина, борясь с приступом страсти. Саймон не спеша опустил Его величество Лентяя у очага и, выпрямившись, холодно посмотрел на жену.
— Ну, так что же? — настойчиво повторил он. — Почему ты боишься выпить со мной?
— Я… — Голос Арианы замер.
Взглянув в лицо Саймону, она поняла, что он ждет ответа. На мгновение ею овладело дикое, безрассудное желание рассказать ему всю правду, но она тут же вспомнила, как повел себя ее отец, и молча стиснула зубы.
«Шлюха! Дочь шлюхи! Распутница, чертова девка, ты погубила меня, ты разрушила все мои планы! Да я убил бы тебя, если бы посмел!»
Да, правда не привела, бы ни к чему хорошему. Даже у священника Ариана не нашла сочувствия: он обвинил ее во лжи и осквернении святой исповеди. И отец, и священник поверили Джеффри.
Ее предали самые близкие ей люди Так как же она могла надеяться, что ей поверит почти чужой человек, ставший ее мужем?
Нет, она не скажет ему правды. Это было бы глупо, ведь тогда ей будет еще труднее исполнить задуманное.
— Я слышала, — произнесла она дрожащим голосом, — что мужчины могут подсыпать в вино то, что…
Слова не шли у нее с языка.
— То, что пробуждает в девицах похоть? — закончил за нее Саймон бесстрастным тоном.
— Ну, или то, что делает их… беззащитными.
— Я тоже слышал об этом, — равнодушно ответил Саймон.
— Правда?
— Да, но я никогда не прибегал к этому, чтобы соблазнить девицу.
Казалось, все это его забавляло — глаза его сверкали, как темная вода при лунном свете.