Очарованный
Шрифт:
Я оттолкнулась бедрами от стола, все еще наклоняясь к Джузеппе, чтобы скрыть от него мои колени, чтобы у меня было время поднять пистолет и прижать ствол к его груди. Это произошло так быстро и без какой-либо сознательной мысли, проходящей в моей голове, только инстинкт выживания заставил меня снова сжать палец на спусковом крючке.
Я улыбнулась ему, потянув пистолет вверх, когда оружие врезалось обратно в место соединения моего указательного и большого пальца с такой силой, что мне показалось, что у меня сломалась рука. Джузеппе был потрясен в эту короткую паузу, его глаза широко раскрылись, его упругий рот открылся, как рана,
«Надеюсь, что попала ему в сердце», — подумала я, наконец, когда эхо выстрела начало затихать, и Джузеппе рухнул, словно в замедленной съемке, на землю рядом со своим креслом, схватившись за кровь, окрасившую его нагрудный карман, как цветущую розу.
Мы с Мейсоном встретились глазами, его лицо было влажным и скомканным, как использованная салфетка.
— Боже мой, Кози, — выдохнул он в этот крошечный промежуток покоя перед бедствием. — Беги.
Я не побежала.
Вместо этого я быстро развернулась и выстрелила в черное пятно, которое, как я знала, было головорезом ди Карло, идущим ко мне. Он заворчал, когда я прострелила ему левое бедро, и упал на пол, подняв пистолет, чтобы выстрелить в меня.
Я выстрелила ему в плечо, и он упал назад, пистолет заскользил по линолеуму.
Он корчился и стонал, поэтому я воспользовалась моментом, чтобы отступить к Джузеппе, нависая над его телом и отбрасывая тень, которая превратила его лужу красной крови в черную.
Я никогда не хотела никому причинить вреда, но именно такой стала моя жизнь.
Убить или быть убитой.
Итак, глядя на Джузеппе, пока он смотрел на меня, задыхаясь от боли, я сделала то, что пыталась сделать в течение многих лет.
Я убила одного из своих демонов.
Пистолет уже не был холодным, а стал до боли горячим в моих руках, когда я взвела его и направила дуло оружия на голову Джузеппе.
Бум.
За этим безобидным звуком последовал влажный шлепок его мозга, растекшийся по полу.
— Козима, — крикнул мне Мейсон, побуждая меня повернуться к нему на полпути, прежде чем я услышала еще один хлопок, на этот раз приглушенный стеклом.
Через несколько секунд раздался легкий, почти музыкальный звон, когда стекло разбилось и пролилось на пол по обе стороны стены, ударив меня по ногам огненными уколами.
Что-то врезалось мне в бок и начало гореть, как будто кто-то засунул мне под кожу факел. Я тупо посмотрела вниз и увидела красное пятно на своем белом кашемировом платье с высоким воротником, а затем снова отшатнулась, когда что-то пронзило мое плечо, выбив меня из равновесия, так что я упала на пол на одно колено.
Я взглянула сквозь завесу взлохмаченных волос и увидела черный внедорожник GMC, стоявший на обочине, двое мужчин в черной одежде целились в меня из совершенно устойчивых пистолетов.
И я с чрезвычайным, жутковатым спокойствием знала, что умру.
В конце концов, меня собиралась застрелить мафия в гастрономе в Бронксе. Всю свою жизнь я бежала от них, и наконец, может быть, в поэтическом смысле, они наконец-то заполучили мою унцию плоти.
В тот момент ясности перед смертью я думала обо всем, что привело меня к этой точке. Слабость моего отца, молчание моей матери, подчинение Александра, а затем неповиновение его злобному отцу, вмешательство
Воспоминания пронеслись сквозь меня, вытесняя боль на поверхность моих мыслей, так что они шли рука об руку. Боль и воспоминания.
Я изо всех сил пыталась сосредоточиться на единственной вещи, сверкающей золотом в темноте.
Ксан.
Черт, подумала я, покачиваясь, и раздался еще один хлопок, когда Мейсон что-то крикнул, и невероятная сила толкнула меня вправо менее чем за секунду до того, как огонь пронесся над моей головой, и я больше не могла думать о боли, которая охватила меня, когда я упала на землю.
Я заморгала, глядя на потрескавшийся желтый потолок, а затем появился Мейсон, склонившийся надо мной, резкий звук автомобиля выстрелом прорезал воздух, когда нападавшие уехали.
— Черт, Боже, черт, Кози, — пролепетал Мейсон, его рука порхала вокруг меня, как падаль над трупом. — Бля, там столько крови.
— Если я умру, — прошептала я, удивившись, что мой голос прозвучал даже сквозь густой прилив крови в горле. — Скажи ему, что я люблю его.
Мейсон выругался и попытался остановить струйки крови, льющиеся из зияющей раны, но я не видела, удалось ли ему это, потому что чернота наконец подавила жгучую боль, и я ушла.
Александр
Я не был в Перл-Холле много лет, но мне нужно было вернуться, чтобы поговорить с отцом, потому что, несмотря ни на что, компрометирующая информация, которую ФБР и МИ-5 нашли почти на каждого члена Ордена Диониса не включил информацию о Ноэле Девенпорте, герцоге Грейторнском.
Я не понимал, как это возможно, за исключением того факта, что у него должен был быть кто-то, кто следил за мной, чтобы знать, что происходит, и чтобы он мог подготовиться к этому. Даже подготовленные, это был лишь вопрос времени, когда они найдут достаточно улик, чтобы навсегда запереть Ноэля вместе с остальными. Я не хотел больше ждать этого момента.
Я снова захотел себе Перл-Холл. Я хотел забрать жену обратно на земли своих предков и сделать этот грандиозный дом нашим, впервые за столь долгое время, что я не был уверен, что он когда-либо был записан в нашей истории, чертовым домом. Рай, до краев наполненный нашей любовью и нашей славной совместной жизнью.
Чтобы сделать это, мне пришлось встретиться лицом к лицу с монстром, который меня создал.
Дверь мне открыл дворецкий, не удивившись моему появлению, потому что смотритель у ворот явно предупредил его. Он молча провел меня через мой неизменный дом в любимую библиотеку Ноэля, ту самую, где перед черным мраморным камином стояли шахматы. Он сидел в том же кожаном кресле с высокой спинкой, которое всегда занимал там, его пальцы сомкнулись над шахматной доской, лицо его было тщательно лишено всякого выражения. Он все еще был красив, даже в свои шестьдесят восемь лет, и мне было больно смотреть на него и осознавать, что в этом возрасте я, скорее всего, буду выглядеть точно так же, как он. «Моя копия», — говорил он с восхищением, словно глядя в льстивое зеркало, в котором отражалась его гораздо более молодая версия.