Очаровательный Синий Чулок
Шрифт:
«Иди ко мне, иди ко мне», – мысленно твердил он, хотя «воробей» уже находился в его сильных руках.
Валя не могла объяснить, что с ней происходит, и не только с ней… Почему подкашиваются ноги, немеют руки и в груди уже не бушует буря, а тихо, медленно падает белый пух? Откуда он взялся? Будто дети долго дрались подушками, а потом… Она же собиралась разорвать Павла Этлиса на кусочки, продемонстрировать свое равнодушие, победить, посмеяться… И какое право он имел подходить и целовать ее?
Вопросы далеким эхом доносились до сознания, не касаясь ничего. Чувства замерли, уютное
«Это не считается, этого нет», – подумала Валя, вздрогнув, и резко отстранилась.
– Вы нарочно, – прошептала она, не вникая в смысл собственных слов.
– Да, признаю, спланировал давно и в мельчайших подробностях, – сухо произнес Павел и отошел к почти потухшему костру. Раздавил ботинком угли и посмотрел на Валю. Ему хотелось вернуться и прижать ее к себе еще раз, успокоить, утешить, стереть ту неловкость, которую она сейчас испытывала, но делать этого он не стал. – Мы идем дальше или остаемся здесь? – спросил он, добавив голосу веселые ноты.
– Идем. И чем быстрее, тем лучше.
Шагая вдоль ручья, желая отвлечься от случившегося, Валя думала о работе. Нужно сделать это, необходимо выполнить то, не забыть позвонить тому-то… Но мысли предательски расползались в разные стороны, а взгляд постоянно фокусировался на Павле.
«Вообще-то, все можно объяснить, – убеждала себя Валентина, спотыкаясь, – я устала и плохо соображаю».
Объяснение казалось вполне логичным, но слева в груди дергалась какая-то ниточка, и ее никак не получалось успокоить, а память отказывалась перечеркивать безумные мгновения. На миг почудилось, будто сильные руки Павла все еще скользят по спине.
«Я плохо, очень плохо соображаю».
Они шли молча, пока на джунгли вновь не обрушился ливень. Плотная стена воды опять разделила их, и появилась возможность вернуть прежний настрой и спрятаться за отточенные фразы и едкость.
– Вы действительно находите удовольствие в подобном отдыхе? – поинтересовалась Валя, убирая мокрые волосы назад и игнорируя ручейки воды, стекающие по лицу.
– Не всегда, – ответил Павел, вынимая нож. Впереди опять начинался труднопроходимый подлесок, и предстояло ломать и резать ветки.
– Взяли хотя бы топорик с собой, а то точите нож через каждые двадцать метров!
– Я предпочитаю мачете, но брать его не стал, чтобы находиться с вами в более-менее одинаковых условиях!
Говорить приходилось громко, чтобы перекрыть дождь.
– Если я заболею и умру, то моя смерть будет на вашей совести! – с удовольствием сообщила Валя. – Я простужусь, у меня заболит горло, начнется озноб.
– Не болейте, Валентина! – воскликнул он. – А если случится озноб, то, поверьте, я сделаю все, чтобы согреть вас. Правда, для этого мне придется снять с себя и с вас мокрую одежду, иначе, боюсь, результата не будет.
«А может, мне его убить?» – подумала Валя и тяжело вздохнула.
Базилюк лично довез ее до дома, открыл дверцу машины и буквально прилип сзади.
«Будто
Ксюша, болтавшая всю дорогу о пустяках, не задавшая ни единого вопроса на тему: «А почему вы раньше были похожи на замороженную рыбу, а теперь нет?», в лифте присмирела и стала серьезной. Но жгучее любопытство в ее глазах переливалось всеми цветами радуги.
Соня открыла дверь квартиры, зашла, небрежно скинула туфли и, обернувшись к гостям, спросила:
– Чай будете?
– Нет, – отказался Базилюк, принюхиваясь и оглядываясь на предмет сбора улик, компромата и прочей информации.
– А я выпью, – согласилась Ксюша, подозревая, что даже чай у загадочной Софьи Филипповны имеет особенный вкус.
– Василий Васильевич, будьте добры, приготовьте чай, все необходимое вы найдете в кухне. – Не дожидаясь ответа, оставив скрипящего зубами Базилюка в коридоре, Соня быстро направилась в спальню, подошла к этажерке, взяла рамку с фотографией и положила ее под книгу. Порядок. Зацепиться не за что… Теперь она сама может приготовить чай. – Ну как, справились? – мило поинтересовалась Соня, перешагивая порог кухни.
– Нет, – честно ответил Василий Васильевич. Пользуясь возможностью, он заглядывал в каждый шкафчик, и меньше всего его беспокоило, где находится сахар, а где заварка.
– А я уже передумала! – воскликнула Ксюша и, потратив секунду на смущение, желая немедленно поощрить любопытство, рванула в комнату.
Минуты через три Базилюк тоже покинул кухню. Не предпринимая никаких резких действий, он принялся кружить по ковру, стреляя прищуренными глазками направо и налево. Подходил к телевизору, дивану, шкафу и замирал. В спальню последовать за Соней он не осмелился, и по его лицу было видно, что он огорчен. Еще через десять минут Базилюк хмыкнул в четвертый раз и недовольно поджал губы: если в квартире и существовали какие-то тайны, то они не лежали на поверхности, а были глубоко зарыты.
Хотя о каких тайнах может идти речь? Актриса! Вон даже веер валяется на трельяже. Комлев сказал, что его мать заплатила Одинцовой за спектакль («ох, старая грымза, нет ей покоя»), а значит, гувернантка сама по себе ничего интересного представлять не может, но… Слава Шерлока Холмса Базилюку покоя не давала, и очень мучил вопрос: а почему для данной роли Фаина Григорьевна выбрала такую красотку? Наоборот, нужна была девушка с обычной внешностью. Например, постарше. Шансы попасть в десятку возросли бы вдвое!
Интуиция, интуиция…
«Надо подумать», – хмурясь, говорил себе Базилюк.
Соня складывала вещи в сумку неторопливо, но без лишней возни. Максимум она пробудет в доме Комлева еще вечер и утро (много брать не нужно), но пусть это время – от и до – будет комфортным. Она собирается блистать назло обстоятельствам! Жаль, жаль, завтра придется уехать…
Покосившись на этажерку, Соня закусила нижнюю губу. Где начинается и где заканчивается прошлое, кто знает, но по крайней мере она уже получила свою порцию справедливости и удовольствия.