Очень грязная академия
Шрифт:
— Айлин, — коротко ответила девушка, чувствуя, как щёки против её воли вспыхивают предательским румянцем. Слышать обращение “госпожа” оказалось безумно приятно.
— Госпожа Айлин, хм… звучит неплохо. Итак, моя маленькая госпожа, — оборотень резко приблизился к ней, вдавливая в стену и обдавая запахом можжевельника. — Мы будем играть в любовь. В болезненную, извращённую, а от того невероятно сладкую. Поначалу я буду подсказывать, чтобы вам тоже пришлась игра по вкусу. Думаю, вам нужно переодеться. Эта одежда слишком закрытая, — оборотень с гаденькой улыбкой
Та его рефлекторно поймала и, стараясь отвлечься, развернула. Ей под ноги выпала плётка, очень похожая на одну из тех, что она видела у Верио, а ещё полупрозрачное одеяние, едва-едва закрывающее ягодицы, судя по его длине.
— Переодевайтесь, госпожа, — улбынулся оборотень.
Спорить не хотелось. Он и так её уже один раз раздел силой. А то, что случилось однажды, повторится и вновь. Жгучее чувство стыда пронзило Айлин. Она отвернулась и принялась стягивать платье. Тонкая ткань одеяния, подсунутого оборотнем, совсем не сохраняла тепло, даже казалось, что совсем наоборот, проклятое платье выдирало остатки теплоты из глубины души.
— Ну-ка покажись, — потребовал оборотень, и Айлин, с трудом поборов желание прикрыться руками, медленно повернулась. — Да-а-а, — довольно протянул оборотень. — Идеальная. Госпожа, вам же понравилось то, что произошло между нами несколько часов назад? Не вздумайте мне врать, я чувствовал запах вашего возбуждения.
Айлин закусила губу. Да уж, попала так попала. Лучшими нюхачами среди высших был именно оборотни. Особо одарённые даже ложь могли почувствовать. Перед ней явно один из таких экземпляров. Но как сказать ему правду, если даже себе сложно признаться в том, что это было приятно. Унизительно, непозволительно, бесстыдно, но жаркие мурашки, бегущие по телу, до сих пор эхом отзываются в ней, стоит только вспомнить.
— Да-а, вам понравилось. Госпожа, моя сладкая госпожа. Прикажите мне сделать вам ещё лучше. Приказывайте, госпожа, — с нажимом в последней фразе сказал Луцерн, заискивающе заглядывая в глаза Айлин.
Часть 18 (22.10)
Повисло неловкое молчание. Внутри Лин боролась с собой, с желание попробовать что-то новое, что всегда было запрещённым и манящим. Это было сложно. А ещё это невероятное чувство власти, щекочущее нос. И этот симпатичный парнишка с короткими тёмными волосами, пронзительно-синими глазами и острыми скулами. Утончённый и изссканный, становящийся перед ней на колени.
— Госпожа, пожалуйста, не наказывайте меня невниманием! — заискивающе попросил оборотень, и Айлин сдалась под напором новых ощущений.
— Сделай мне хорошо, — робко попросила она.
Упрашивать два раза Луцерна не пришлось. Он, как стоял на коленях, приблизился к ней и, склонившись, принялся целовать босые ступни, поднимаясь руками чуть выше, поглаживал голые ноги, вызывая странную дрожь во всём теле.
Дыхание Айлин сбилось, она позволила себе прислониться плечами к стене, чувствуя, как жар начинает расползаться по всемсу телу. От живота к груди, рукам и дальше вниз.
— Моя сладкая
Он достиг внутренней поверхности бедра, когда Айлин захотелось большего. И она, сама того не осознавая, подалась навстречу. Почему-то рядом с этим “пёсиком” она не чувствовала опасности. Словно он не мог ей навредить. То ли потому, что был просто учеником, то ли потому, что она зачем-то была ему нужна. Айлин чувствовала себя не в своей тарелке, но чувственность, долгие годы старательно загоняемая в потаённые уголки души, требовала свободы, прорывалась сквозь баррикады, сжигая их невероятным жаром.
— Ещё, — жалобно простонала девушка, желая лишь одного — чтобы эта сладкая нега никогда не прекращалась.
Уговаривать Луцерна дважды не пришлось. Оборотень довольно зарычал, поднимаясь поцелуями ещё выше. Его холодные ладони легли на горячую грудь, вызвыв волну мурашек, прокатившихся по всему телу. Лин только и успела порадоваться, что стоит с закрытыми глазами и оперевшись на стену, иначе точно бы упала.
Приятное головокружение и слабость наполняли её тело, вытесняли смущение и страх, приносили наслаждение и непонятное чувство удовлетворенности. Словно она всегда имела право на что-то подобное, но почему-то не получала, и вот теперь… она взяла своё по праву.
Луцерн уже почти достиг сокровенного места, которое Лин до сегодняшнего дня никому не показывала. И ей хотелось, чтобы он коснулся, возможно даже провёл языком, показал, что…
Что именно Айлин не успела осознать. Дверь скрипнула, и все приятные ощущения словно ветром сдуло. Девушка открыла глаза, заливаясь румянцем смущения. На пороге стояла женщина лет за тридцать. Она недовольно упёрла руки в бока.
— Это что ещё за безобразие? Вам что, своих комнат мало, студенты?!
Сердце забилось в груди, требуя выпустить его наружу.
“Это ж где такое видано-то? Позор! Полный позор! Ещё и студенткой назвали, потом проблем не оберёшься”.
Лин поспешила отвернуться и закрыть лицо руками. Внутри поднималась волна ярости и злобы. Как она могла позволить себе вести себя подобным образом? Нет, немыслимо! Старуха Гретта бы за такое не похвалила.
— Луцерн, иди извинись и добудь нам время, — скомандовала Айлин, найдя, как ей казалось, единственное решение.
“Нужно увести женщину куда-нибудь. Не хватало ещё, чтобы она запомнила наши лица! Ладно, его можно, но меня лучше забыть!” — подумала Ай, жалея, что не умеет сливаться со стенами. Или проваливаться сквозь пол. Позор-то какой.
Нехотя оборотень поднялся, отряхнул штаны и пошёл в сторону выхода.
— Прошу прощения, — с явным трудом выдавил из себя он. — Обещаю, мы больше вас не потревожим. Может быть, вы отдадите мне ваши вещи? Я поставлю на место.
Луцерн улыбнулся, и по спине женщины пробежали нехорошие мурашки. Она коротко кивнула, запихнула в комнату швабру с ведром и поспешила закрыть дверь с другой стороны.
— Госпожа довольна? — поинтересовался оборотень, когда грузные шаги за дверью стихли.