Очень-очень особенный детектив
Шрифт:
Я обожаю испанца, который купил бейсболку испанке, которая обожает свою бейсболку. Но еще больше я обожаю Рашида: его невероятно тощий силуэт нарисовался в проеме входной двери в магазин, и он машет мне рукой – я могу уходить.
Керамические Space Invaders [1]
Однажды я сделал невероятное открытие: время, которое я трачу на дорогу от магазина до лаборатории, зависит от головного убора у меня на голове.
1
Space Invaders – видеоигра 1978 года, ставшая культовой. Здесь речь идет о стрит-арте, мозаиках в виде пиксельных пришельцев из видеоигры, авторства французского уличного художника Space Invader.
В шляпе сафари добираюсь ровно за полчаса. Надеваю черную шерстяную шапку «Рейдерс» – сорок минут, а если желтый непромокаемый капюшон – все сорок пять. В общем, разница четверть часа. Но кто бы что ни подумал, волшебства в этом нет. Нет ничего такого, что нельзя было бы объяснить при помощи логики. Дело в том, что по утрам я обязательно смотрю в окно, какая там погода, и решаю, что надену на голову и буду носить весь день, чтобы прикрыть лысину и защитить черепную коробку. Так что чистая правда, никакого колдовства: шляпа сафари – для солнечных дней, шерстяная шапка – когда холодно, а непромокаемый капюшон – если на дворе дождь. Ну, так вот, когда холодно или дождливо, мне требуется немного больше времени, чтобы добраться до лаборатории, потому что на улице может быть ветер, или гололед, или снег – в общем, любое погодное явление, от которого мне приходится защищаться, потому что я очень боюсь поскользнуться на крутой лестнице, что ведет на улицу Трех Братьев. В дождь монмартрские мостовые хуже катка, на каждом шагу коварная ловушка, и мне их все нужно избежать.
Сегодня мне повезло с погодой – день солнечный, и на мне шляпа сафари. Я чувствую себя искателем приключений. И если немного ускорю шаг, поспею вовремя.
И я, хоть немного, но иду быстрее.
Мой патрон, мсье Здоровьяк, мне нравится. И, между прочим, такую фамилию он носит не напрасно: в молодости он был в сборной Франции по плаванию. С тех времен и сохранил атлетическую стать, несмотря на свои пятьдесят три года. А здесь оказался из-за своего неуживчивого характера.
У меня в зеленой тетрадочке не меньше сотни предпринимателей с описанием их карьеры, и я заметил, что среди них много спортсменов высокого класса, потом они занимают высокие должности, становятся директорами крупных фирм. В моем списке есть и Ингвар Кампрад, одержимый создатель «ИКЕА». Название его предприятия – акроним, состоящий из инициалов его имени и фамилии (ИК), Е – это первая буква слова Ельмтарид, так называется его семейная ферма, А – Агуннарюд – шведская деревня, где он родился. Еще в ранней юности его осенила гениальная идея – покупать спички оптом, а перепродавать по коробку. Возможно, это были сборные спички: с одной стороны тополиная палочка, с другой – красный шарик фосфора. Но как бы там ни было, все его клиенты были фермерами из близлежащих мест, и он доставлял им спички на дом, объезжая их на велосипеде, почему и удостоился попасть в мой список спортсменов… Потом Ингвар проделал такой же фокус с рыбой, елочными игрушками, карандашами и ручками. А сегодня каждый десятый ребенок зачат в купленной у него кровати, сделанной из сосны. Я никогда не спрашивал у родителей, как обстоит дело насчет меня, – а ведь если «да», это многое объяснило бы. Значит, генный набор прибыл ко мне при рождении в разобранном виде, и в нем была одна лишняя хромосома – всегда, когда собираешь мебель из «ИКЕА», в руках остается лишняя деталька, и никто никогда не знает, что с ней делать…
Мсье Здоровьяк мне нравится потому, что взял меня на работу не как трисомика, чтобы отчитаться по квоте для набора инвалидов, а за мои профессиональные качества и относится ко мне точно так же, как к любому другому сотруднику своей фирмы, ни тени покровительства. Он человек и добрый, и справедливый, а таких не так уж много на свете.
Вот и сегодня – я вхожу в лабораторию, а он грозно меня окликает:
– Гаспар, вы опоздали на десять минут!
Мне нравится, что он зовет меня по имени, даже когда сердится. Да, я ставлю такое условие всем, с кем имею дело по жизни. Факт есть факт: я не переношу свою фамилию.
– Простите меня, мсье. Я совсем забыл, что на Монмартре сегодня карнавал. Когда выходил из магазина, меня подхватила шумная толпа.
Боже меня упаси сказать, что я несколько раз останавливался и сделал прекраснейшие снимки. С тех пор как я решил перефотографировать всех Space Invaders, которых стали выкладывать из керамической плитки на стенах парижских домов, у меня на шее всегда висит старенький пленочный «Олимпус Трип 35», и – искушение слишком велико – я щелкаю все, что мне попадется по пути. Должно быть, длительное общение с туристами превращает понемногу и меня в одного из них.
– Уже второй раз за эту неделю, Гаспар! И всегда у вас наготове уважительная причина. Смотрите, не зарывайтесь, а то удержу из вашей зарплаты за ближайший месяц. Живо за работу!
Я киваю, не вымолвив ни словечка, и иду в раздевалку – надевать халат.
Красный дом
Контраст между лабораторией, где царит тишина – я бы сказал, мертвая, – чистота и стерильность, и шумом, суетой, беспорядком, толкотней сувенирного магазинчика на Монмартре разителен. Лаборатория – это Швейцария. Магазинчик – Китай.
Каждый день я без всякого паспорта перехожу через границу двух миров, нейтральная полоса между которыми растянулась на весь восемнадцатый округ. Требуется время, чтобы перестроиться. Ты как будто, вернувшись домой с концерта Guns N’ Roses, ставишь Моцарта.
По дороге я думал немного и о загадке Эйнштейна, в раздевалке быстренько открыл оранжевую тетрадь и, пока не забыл, пометил буквами «З» и «Б» два домика, потому что «Зеленый дом расположен сразу налево от белого дома».
Сделал пометки на рисунке, и все стало гораздо яснее. Зеленый дом – это кофе, значит, он не может быть посередке, потому что известно: в доме посередке пьют молоко. Значит, зеленый дом четвертый, а белый – следующий с правой стороны. Из этого вытекает, что посередке находится красный дом, в котором живет англичанин, так как первый, который тоже мог бы подойти, уже занят норвежцем.
Мысли цепляются одна за другую с такой скоростью, что ручка за ними не поспевает. Хорошо еще, что услышал шаги в коридоре, а то так бы и сидел в раздевалке, выводя торопливые каракули под моими домиками.
Я поспешно прячу тетрадку за спину, точно мальчишка, застигнутый на месте преступления врасплох. Не вышло. Элен меня застукала.
– Гаспар! – изрекает пожилая дама, входя. – Это уж чересчур!
Я кладу оранжевую тетрадь на скамейку и отмечаю страницу ручкой из нашего магазина с надписью «Париж». У меня этих ручек штук двадцать, я их повсюду забываю.
Взяв Элен под локоток, я выхожу из раздевалки, полный решимости разгадать загадку Эйнштейна, как только вернусь домой.
Цвета и материи
Я работаю «носом» уже три долгих года, но удивляюсь до сих пор, что один и тот же дезодорант пахнет совершенно по-разному в разных подмышках. Полагаю, виной всему первородный грех. Пахни мы все одинаково, феромоны, без которых не обходится соблазнение, не могли бы выполнить свою роль, что имело бы самые пагубные последствия для всего человеческого рода. Я прочитал об этом в интернете. В худшем случае людей перестало бы тянуть друг к другу, деторождение прекратилось и наши цивилизации рухнули. В лучшем случае женщина, мусорный контейнер и сыр мюнстер пахли бы для нас одинаково. Потому лаборатории и лезут вон из кожи, стараясь, чтобы всякие там дезодоранты и мыло улучшали наши запахи, но не уничтожали бы их начисто.
В зеленой тетрадке я составил опись всех запахов, какие встретил за время моей работы.
Например, белые пахнут мокрой травой. Белый толстяк – скисшим молоком. Запах черного похож на запах кожи, выдубленной шкуры животного. Черный толстяк пахнет так же. Азиат пахнет пластмассой. Толстого азиата я никогда не встречал и не обнюхивал. Индус – газетной бумагой. Восточный человек – цементом. Португалец – краской…
Есть люди с таким сильным запахом, что даже после применения чудодейственного дезодоранта кажется, будто они использовали лосьон, настоянный на наполнителе кошачьего лотка.