Очень темное дело
Шрифт:
— Эсэс где-то гуляет, — сказал голос Бориса Вениаминовича.
«Господи, — пронеслось в Фединой голове, — они что, в фашистов тут играют? «Эсэс», «Эсдэ», что там у них еще было? «Гестапо»?»
— Пусть гуляет, — отозвался Андрей. — Главное, шобы горилку оставил.
— Ну поищи.
— Ладно, подождем еще малость, а то он нервный, не любит, когда здесь без него копаются. Одно слово — «эсэс».
— Работа у него такая, Андрюха, работа нервная.
— Да уж… И сесть-то здесь некуда, разве на
— Да вон же ящики, а я вот на стул.
Ящики громыхнули где-то совсем рядом с Фединой головой.
— Может, прикрутить пока этот чертов провод? — опять послышался голос Бориса Вениаминовича.
— Да ну, Господи, делов-то, привяжу я его как-нибудь, не все ли равно.
— Нет, ты так сделай, чтобы пикало. Вдруг кто-нибудь из них послушать попросит.
— Я не пойму, Боб, шо ты с этими засранцами так возишься? Перед кем ваньку валяешь? Охота тебе? Куда они денутся из ямы? Может, ты им еще и платить будешь?
— Ну, может, на билеты и дам.
— А я бы их всех в яме оставил, нехай жрут друг друга. Все равно никому не нужны. Сорная трава.
— Вот на том свете-то тебе это черти припомнят, сорную-то траву. Потом, это у Мишани никого, считай, нет, одна мать-алкоголичка. А остальные-то — путешественники. Их еще просто не хватились. Не ровен час разыскивать бросятся. Поэтому я и звонить этого Федю возил.
— Ну и зачем ты таких подбирал?
— Да я уж и сам не рад. На вокзале удачно получилось, увез одного Петьку. А эти два сюда сами добрались. Я-то думал, дальше Киева не уедут… Петька-то, тот дурак, в рот мне заглядывает, всему верит. А эти другие. Особенно этот Федя. Все молчит, думает что-то. Бычок. Боюсь я за него, как бы чего не удумал.
— Посади в другую яму, и пусть там один сидит до конца. В крайнем случае одного Мишани хватит.
— Ну да! Как он в одиночку эти чушки таскать будет? Дохлый же паренек. Еще уронит. Тогда ка-а-к… И нас ведь достанет, Андрюха. Не-ет, ребята нам нужны. Так что давай провод как следует прикручивай, чтобы ничего не заподозрили. Пусть стенки слушают, терапевты.
— Боб, Боб, о прикол будет, если они правда там клад найдут.
— Х-хе-хх-хе-хе, — засмеялся скрипучим смехом Борис Вениаминович.
— Хо-хо-хо, — басовито захохотал Андрей.
— Тогда Эсэс-то нам на фиг не нужен! Нехай пользуется!
— А мы ему все бомбы подарим!
— Хо-хо-хо!
— Хх-хе-хе!
— Боб, ну его на фиг, давай выпьем за этих засранцев.
— Да где ты водку-то видишь?
— А в сундуке у него наверняка. Где ж еще?
— Ну так проверь.
— Сейчас.
Федя похолодел. Он слышал, как проскрежетал по полу ящик, с которого поднялся подлый Андрюха. Сейчас он подойдет к сундуку, откроет его и…
— Сергей Серге-е-ич, дорогой, — радостно воскликнул вдруг голос Бориса Вениаминовича. — Где ты пропадал? А куда водку прячешь?
Федя чуть не стукнул себя по лбу. Как он сразу не догадался, что «Эсэс» — это и есть Сергей Сергеевич.
— Да я это, ловушку на слонопотама ставил. А водки у меня нет, вы же еще вчера все выпили.
— Вот те раз. А в сундуке?
— Пусто уже в сундуке, хотите — проверьте.
— Да зачем, мы тебе и так верим. Придется тогда к нам идти. Андрей Георгич, у нас там что-нибудь есть?
— Только самогон с буряков.
— Ну пошли пить «с буряков». Сергей, ты с нами?
— Конечно.
На сей раз дверь громко хлопнула — хозяевам подземелья некого было тут опасаться. Федя с ужасом вслушивался: не последует ли теперь лязганье запираемого замка? Нет, воров они тоже, как видно, не опасались.
Он еще посидел немного в душном сундуке, и только когда по его часам прошло десять минут, осмелился вылезти наружу. Выскользнув за дверь, Федя подобрал моток лески и, сматывая ее большими кольцами, поспешил к товарищам.
У самого поворота его настиг отдаленный, но оглушительный треск, грохот и крик, нет, скорее рев раненого животного, полный ужаса и нестерпимой боли.
«Господи помилуй!» — перекрестился Федя и побежал во весь дух, волоча за собой леску и не думая ее больше сматывать.
Глава XIV. Седой мальчик
— Что так рано? — встретил его Петька. — Уже нашел выход? — Вы слышали? Слышали? — спрашивал Федя, сидя на краю ямы и попеременно светя фонариком то вниз, на головы друзей, то за спину, во тьму тоннеля.
— Чего мы должны были слышать?
— Ставьте скорее лестницу, а как я слезу, сразу разбирайте ее до завтра!
Только внизу, опустившись на матрас у погасшего костра, Федя немного успокоился, унял бьющую его дрожь и отдышался. Холодная каменная яма, из которой совсем недавно он так стремился выбраться, казалась ему теперь надежной и безопасной, почти родной.
— Да что случилось? — тормошил его Петька, пока Саша разбирал лестницу, а Мишаня сматывал леску. Веревочная лесенка уже давно лежала наверху свернутая в аккуратную бухточку.
— Чай есть?
— В чайнике, только остыл уже.
— Давай.
Сделав несколько больших глотков прямо из носика вместе с чаинками, Федя окончательно пришел в себя.
— Слушайте внимательно, — сказал он. — От этого зависит, может быть, наша жизнь.
После такого вступления он в полной тишине пересказал все, что ему довелось разузнать и услышать. В этот раз никто его не перебивал, не вставлял комментариев, и даже когда он закончил рассказ, в яме еще некоторое время царила тишина.