Очерки по истории естествознания в России в XVIII столетии
Шрифт:
Петр собирал «натуральные вещи и научные инструменты и помимо Кунсткамеры; Арескин и их приводил в порядок, в Кунсткамеру эти личные собрания Петра поступили только в 1725 г.,294 после его смерти.
Смерть Петра прервала эту деятельность. Если бы Кунсткамера не была присоединена к вновь образованной Академии наук, вероятно, она погибла бы в эпоху бездарных правителей, продолжавших дело Петра, в смуты, охватившие русскую жизнь XVIII столетия. В связи с Академией она пережила эти тяжелые годы, развивалась и росла, несмотря на неблагоприятные условия, как развивалась и росла вся русская культура.
Академии наук было суждено сохранить и другое национальное орудие научной работы, созданное Петром Великим, — Императорскую библиотеку, первую ученую большую библиотеку в России, содержавшую и книги в области естествознания. Библиотека эта
Библиотеки в России собирались давно, и к петровскому времени в нескольких местах России были собрания книг, доступные для ограниченного круга лиц. Самой большой библиотекой была в это время библиотека Киевской духовной академии, которая являлась в это время самой восточной из европейских библиотек.295 Несомненно, она была доступна значительному кругу лиц в Киеве, содержала уже в XVII столетии едва ли менее 3500 томов, усиленно пополнялась в петровское время, но по составу была в общем далека от точных наук и математики, давала материал главным образом для работы по истории, теологии, философии. Но и этот материал был случайный и не отвечавший ходу времени. Киевская академия того времени, находившаяся под сильным влиянием польских школ, главным образом иезуитских, очевидно, не могла являться живым центром научной мысли, ибо эта мысль отсутствовала в начале XVIII столетия и в тех центрах, которые для нее являлись образцами культурного уровня. До Киева не доходили лучшие научные труды, которые в петровское время стали собираться в Петербурге и Москве. По исчислениям Н. И. Петрова, вызывающим, впрочем, некоторые сомнения, в библиотеке Академии к XVIII в. находилось всего до 5% книг по медицине, математике, астрономии. По сравнению с Киевом более закрыты были библиотеки правительственные и общественные в собственно Московской Руси, в Москве. Здесь их было немало — библиотеки приказов, царской аптеки, патриаршая, царская, Славяно-греко-латинской академии. Здесь кое-где можно было достать и книги в области естествознания, например в некоторых приказах (особенно географические) или в аптеке, но все эти книги являлись случайными, малодоступными и немногочисленными.
Одновременно с этим в конце XVII в. были в Москве и частные библиотеки образованных русских людей (например, кн. В. В. Голицына) и иностранцев. Эпоха Петра еще более расширила эти собрания. Сюда стали все больше и больше проникать книги по естествознанию, математике и смежным с ними дисциплинам. Эти книги стали скопляться и во вновь учрежденных центрах обучения — в госпиталях и больницах, навигационных и морских школах, в геодезических училищах.
Но первым собранием книг из области естественных наук, первой живой научной библиотекой, отражавшей не историю, филологию, теологию или юриспруденцию, а математику, физику, астрономию, механику, естествознание и связанные с ними прикладные области знания, была Петровская императорская библиотека.
В основу библиотеки 296 в 1714 г. были положены книги, забранные при завоевании Остзейского края, в том числе библиотека из 2500 томов, захваченная в Митаве. Главная часть книг относилась к философии и теологии. Едва ли много книг можно было найти в это время в Остзейском крае, культурный уровень которого стоял довольно низко. Кое-какие научные книги по химии и медицине были перевезены из Москвы — из Государевой аптеки. Библиотека стала быстро расти. В 1718-1719 гг. в нее поступили собрания Виниуса, Питкерна, Пальмстрика, Арескина. Эта последняя библиотека, состоявшая больше чем из 4000 томов, представляла несомненное значение. Она была богата книгами по медицине и физике [104].
При основании Академии эта библиотека была ей передана и в 1728 г. открыта для публичного пользования. Из дальнейших ее пополнений наиболее важными являются поступившие в нее библиотеки Петра Великого (1727) и гр. Брюса (1735). Рост библиотеки был задержан пожаром 1747 г., когда она не столько пострадала от пожара, сколько от того, что лишилась хорошего помещения. В таком печальном состоянии она находилась все царствование Елизаветы и позже, до 1766 г. За эти годы (1742-1766) она пополнилась всего на 2000 томов.297
Несмотря, однако, на этот временный упадок, создание Петра не погибло окончательно, оно и в это время являлось наиболее ценным учреждением в Петербурге, орудием научной работы. Другого такого орудия работы не было в других городах России долгое время — в старой Москве до основания Московского университета. Здесь в 1720-1730-х годах отец и сыновья Киприяновы — владельцы типографии и издатели 298 — получили разрешение на открытие публичной библиотеки, но совершенно неизвестно, составилось или нет в Москве в это время значительное собрание новых книг, отвечавших новому времени и новой науке. Здесь были только частные собрания, [книги], даже те старые (из Аптеки), которые ближе отвечали потребностям времени, были перевезены, как мы видели, в Петербург.
5.2 Естественноисторические экспедиции при Петре I. Мессершмидт
Создание Кунсткамеры оказалось тесно связанным с другим предприятием Петра Великого — с организацией естественнонаучных экспедиций, давших материал для естественноисторического изучения России, положивших начало нашему познанию национальных природных богатств.
Эта последняя цель была главной побудительной причиной таких предприятий. Сохранение предметов в Кунсткамере, изучение практически малоценных вещей было делом попутным — главной задачей и здесь, как и при составлении географической карты, была задача государственная.
Но исполнена она была новыми в истории нашего племени средствами — на почве науки и техники того времени. Ее вели люди, которым были близки научные интересы, которые стояли на уровне науки того времени. Главным образом это были горные деятели и врачи, те категории профессиональных деятелей, которые проносили научные искания в государственной и общественной жизни XVIII в., еще только привыкавшей к сознанию обязанности государственной помощи чистому знанию.
В это время описательное естествознание только что зарождалось Накопленный в XVI и в XVII вв. материал только что начинал слагаться в системы.
Однако несомненно, что даже с точки зрения научных требований того времени в описательных отделах знания — физической географии, геологии, минералогии, зоологии, ботанике — область Русского государства Петра Великого являлась почти terra incognita.
Для Сибири об этом нечего и говорить, но даже области Европейской России были населены легендарными растениями, неизвестными животными, несуществующими горами, небывалыми климатическими явлениями. Правда, в таком положении была не только Россия, но и значительная доля европейских стран, к ней примыкавших. Не говоря уже об областях, подчиненных Турции, северные области Скандинавского полуострова, вся Польша и Литва являлись немногим в лучшем положении. Достаточно сравнить добросовестный труд Г. Жачиньского по естественной истории земель Польской короны петровского времени (1721) 299 с тем представлением о естествознании России, какое было добыто к этому времени, чтобы оценить шаг, сделанный в это время ходом истории. Жачипьский серьезно писал в это время о хвостатых четырехпогих морских конях («Hippopotami) Балтийского моря, сводил в одно целое все басни и точные указания писателей XVI-XVIII вв.! Но его труд правильно отражал состояние знаний о естествознании Польши в этот период упадка духовной жизни польского народа. Упадок этот продолжался до второй половины XVIII в. Еще в 1777 г. книга Жачиньского рекомендовалась польским новатором Коллонтаем 300 [105]. В первую половину XVIII в. научное познание России обогнало знание земель Польского королевства.
Сведения о естественноисторических условиях и богатствах России получались из описаний иностранных путешественников, приезжавших или живших в России. Но среди них редко встречались лица, интересующиеся вопросами естествознания или бывшие натуралистами. Главная масса естественноисторических сведений, ими даваемых, получалась ими попутно, путем расспросов и переложения на современный научный язык коллективного опыта русских людей. Несомненно, всякое путешествие фиксирует этот вековой безличный опыт: нравы животных, их распространение, местоположение рек, характер климата, рек или озер, этнографические указания; очевидно, только так могут быть получены [эти сведения] исследователем, недолго находящимся в новой стране. Но больше того, только указания местных жителей позволяют ему найти научно интересное. Задача исследователя заключается в правильной постановке запросов коллективному опыту населения, в критической оценке получаемых сведений, правильном отыскивании сведущих лиц, в дополнении этих указаний теми данными и наблюдениями, которые позволяют ввести коллективный опыт местных людей, живущих в изучаемой стране, в общую схему науки.