Очерки судебного медика. Опыты эксгумаций
Шрифт:
Затем функции самосуда постепенно переходят в руки государства, его судебной власти.
Из сказанного выше следует, что кровная месть не является специфическим феноменом мусульманского мира и не свидетельствует о его духовной ущербности, как о том любят разглагольствовать некоторые «знатоки».
И сегодня в просвещенной, кичащейся цивилизацией Европе можно наблюдать рецидивы кровной мести: на Сицилии и Корсике (христианское население), в Албании (мусульмане).
У горских народов Северного Кавказа и в соответствии с адатами – нормами обычного права доисламского периода, и по законам шариата совсем не обязательно надлежало убивать обидчика; существовала система гибких штрафов, обидчик мог быть изгнан из селения навечно или на четко определенный срок и т. д.
Полагаю, что короткий исторический экскурс достаточен, чтобы
Наконец подготовительные работы и все согласования были закончены, и 19 июля 1990 года оперативно-следственная группа в составе следователя, пом. прокурора Октябрьского района КАССР А. Бадаева, судебно-медицинского эксперта БСМЭ И. Гринькова, оперативного работника Целинного РОВД В. Сангаджиева и водителя В. Македонского на отремонтированной специально для командировки «шестерке» двинулась в путь по маршруту Элиста – Комсомольский – Артезиан – Грозный.
На голове Александра Большаевича красовалась круглая шапочка из тонкого серого войлока, какие обычно носят горцы. Это почему-то вселяло уверенность; наш командир был мобилизован как внутренне, так и внешне. Дорога от Яшкуля до Артезиана в те годы меньше всего напоминала немецкие автобаны; единственная основная грунтовка состояла из рытвин и глубоких колей, прорытых мощными колесами большегрузных автомашин – «КамАЗов». Поэтому даже в хорошую погоду для того, чтобы преодолеть на «легковушке» эти 200 км, требовалось от 3 до 6 часов. А в распутицу для этого мог потребоваться целый световой день (да и то безо всякой гарантии в благополучном исходе), с риском увязнуть по самое днище; тогда оставалось ждать спасения – гусеничного трактора. Впрочем, случалось, что и эти мирные родственники танков безнадежно застревали в непролазной грязи.
Поэтому вдоль основной «трассы», словно паутина, змеились десятки (а может, и больше) объездных путей, накатанных водителями прямо по целине. Крайне низкая скорость автомашин на этом участке вводила в искус неустойчивое сознание некоторых наших сограждан. В одно время под Артезианом орудовала преступная шайка, снимавшая подчистую грузы с застрявших или едва передвигавшихся грузовиков, направлявшихся из Калмыкии в Дагестан…
Без происшествий миновав этот тернистый участок дороги (не считая плотного слоя мелкодисперсной пыли, осевшей на наших лицах и одежде и противно скрипевшей на зубах), мы вышли на хорошую асфальтированную трассу и буквально через несколько минут двигались уже по территории Дагестана.
Дозаправившись в Кизляре, через какое-то время мы пересекли административную границу Чечено-Ингушетии. В первом попавшемся селении решено было пообедать. В прокуренном помещении хинкальной посетители вели себя по-свойски: сандалии или домашние шлепанцы на босу ногу, трикотажные, пузырящиеся на коленях спортивные брюки, затрапезные несвежие майки – таков был основной наряд завсегдатаев заведения. Они пили водку и пиво, играли в карты и в нарды, о чем-то разговаривали. При нашем появлении воцарилась гнетущая тишина, которая, если честно, сильно подействовала на нервы. Десятки глаз изучающе и не очень дружелюбно разглядывали наши физиономии. Кто-то отлучился на улицу, возможно, чтобы проверить номера нашей машины. Складывалось такое впечатление, что все мужское трудоспособное население собралось в этом придорожном «шалмане»; не было только детей, подростков и пожилых людей. Как бы там ни было, но наш обед прошел без происшествий, никто не подходил к нашему столику с желанием познакомиться или выяснить цель маршрута; но, тем не менее, чувство легкого беспокойства засело где-то в глубине подсознания…
В Грозном, в прокуратуре ЧИАССР, нас уже ожидал Саид Магомедович Пашаев, невысокого роста, в очках, скромный и немногословный. С этой минуты он буквально взял нас под свою опеку. Для нас был забронирован 4-местный номер в гостинице «Колос», что рядом с колхозным рынком, местом бойким и многолюдным. Саид все заранее продумал и сделал так, чтобы члены группы находились постоянно вместе и под его контролем. Местными «страшилками» он нас не пугал; не исключаю, что лишь А. Бадаев, как руководитель, был посвящен в некоторые особенности текущего момента. Пашаев только однажды довольно твердо и настоятельно попросил, чтобы мы не выходили в город поодиночке и с наступлением ночи.
Он появлялся в нашем номере ранним утром, когда мы еще находились в постелях, терпеливо ждал окончания туалета и вел завтракать. Затем он следовал за нами неотступно, словно тень. Когда Саид успевал делать свою непосредственную работу – для меня осталось загадкой. Вечером, после совместного ужина в ресторане, он поднимался к нам в номер, и они с Бадаевым обсуждали планы на завтрашний день. Посидев минут 5-10 и пожелав всем доброй ночи, Саид покидал нас. Вначале я принимал это за проявление чисто кавказского гостеприимства, но спустя время понял, что он чувствовал персональную ответственность за нашу безопасность.
А, между тем в дневном Грозном внешне ничто не предвещало грядущих событий. Почти 900-тысячный город внешне жил своей обыкновенной жизнью: партийные и государственные учреждения работали в обычном режиме; по дорогам катил поток легковых машин, среди которых часто попадались «иномарки»; на базаре шла шумная торговля фруктами, овощами и зеленью; полки магазинов, как и по всему Союзу, являли собой жалкое зрелище, зато на прилавках многочисленных кооперативных киосков громоздился традиционный набор «колониальных» товаров; винные лавки и пивные были полны народу, и туда беспрепятственно заходили советские офицеры по окончании службы; на перекрестках группировались люди в папахах и кепках (обрывки бесед не проливали свет на содержание разговоров – надо было знать чеченский); молодежь волочилась за проходившими одинокими девушками, причем только за славянками, и делалось это исключительно дерзко и напористо; по вечерам в ресторанах трудно было отыскать свободный столик, и в отличие от провинциального Карачаевска 8-летней давности в столичных ресторанах можно было увидеть чеченок или ингушек в компании друзей, а их головные платки выглядели скорее деталью кокетливого декора от кутюр, но отнюдь не исполнением предписаний шариата. Но этому угару эмансипации не суждено было длиться долго; через пару лет господин Удугов, строгий ревнитель исламских ценностей, заготовит для всех чеченских женщин паранджу.
Отношение простых чеченцев к людям не титульной нации (в частности к солдатам) было в целом доброжелательным, об этом я могу судить по моему прошлому личному опыту. В 1975 году, по окончании 5-го курса Астраханского медицинского института, мы перед сдачей государственного экзамена по военному делу проходили 2-месячные, так называемые «офицерские сборы» на базе танкового учебного полка, дислоцировавшегося близ п. Шали. Нам, курсантам, выдали со складов обмундирование старого образца, видимо, залежавшееся в каптерках с послевоенных лет. Неудобные, обручеобразные фуражки, постоянно сползающие на уши; гимнастерки, стоящие колом, с высоким воротничком-стойкой, подпоясанные жестким ремнем; широченные галифе; грубая кирза, в голенищах которой наши тощие голени напоминали палец, вставленный в стакан. Одним словом, пародия на защитника Отечества! Самым полезным предметом амуниции считалась алюминиевая фляжка для воды, обтянутая сукном, куда мы наливали водку, купленную в магазине военного городка. Продавщица, пышнотелая платиновая блондинка неопределенного возраста, очень натурально изображала возмущение, но, убедившись, что поблизости нет офицеров, удалялась в подсобку, где и происходила замена одной жидкости на другую.
В «самоволке», блуждая по улицам Шали, часто можно было услышать из-за забора:
«Солдат, подожди», - и радушный хозяин высыпал в подол гимнастерки полное ведро яблок или ягод.
– Кушай на здоровье!
У каждого из них кто-то где-нибудь служил «срочную» в армии: в России ли, в других республиках Союза. Так было…
Вечером 20 июля в нашем гостиничном номере состоялось подобие совета в Филях. Все формальности были выполнены, и на 4 утра была назначена эксгумация. За нами должны были заехать. Как обычно в подобных случаях, не обошлось без условий, на непременном соблюдении которых настаивала потерпевшая сторона. Первое, что исследовать труп надлежало не на кладбище, а в морге Бюро СМЭ ЧИАССР, меня устраивало во всех отношениях. Чем копаться в антисанитарных условиях в грязи, лучше сделать это в специально оборудованном для подобных целей помещении. Второе, что при исследовании трупа обязательно должен присутствовать эксперт-чеченец (видимо, для контроля), тоже не слишком задевало мое профессиональное самолюбие. Ну, не доверяют нам здешние жители, полагают, очевидно, что при огнестрельной травме «чужие» эксперты зарегистрируют смерть от инфаркта миокарда. Не вешаться же теперь из-за этого!