Очевидцы бессмертия
Шрифт:
На Старце была светлая одежда, и я спросил: где он её достал? Старец отвечал, что там, куда он меня поведёт, все носят такую одежду, «Я вот, — добавил он, — и для тебя принёс такую же».
Старец был совсем не таким, каким я знал его прежде. Это был он и не он. Волосы были белые, борода белая и длинная, а глаза излучали необыкновенную доброту и свет. Одежда на нём тоже белая, восточная, а края одежды, рукава и подол отделаны каким-то сиянием. Я спросил Старца: как он вошёл, как открыл дверь? И Старец ответил, что вход был, но я сидел без света и не видел его.
Я опять стал просить Старца, чтобы он вывел меня отсюда. Старец велел мне переодеться в ту одежду, которую он принёс
Я ещё раз взглянул на старую одежду и увидел, что пятна крови, которые прежде сияли, как искры, теперь потемнели и стали, как угли, и от них шёл запах мертвечины.
«Отец, уйдём отсюда скорее, мне страшно на неё глядеть», — попросил я Старца.
Мы направились не к дверям подвала, а в противоположный конец. И удивительно… в углу был еле заметный выход, как бы две стены разошлись, только человеку и пройти. Когда мы влезли в эту расщелину, то очутились в узком гроте, высотой — только чтоб свободно пройти человеку. Стены его блестели золотом, а на золоте были выбиты узоры всяких цветов. «Вот, — подумал я, — какой выход был, а я и не знал».
Мы шли, и свет освещал нам путь, только я не знал, откуда струится этот свет.
Я спросил Старца: знают ли палачи-безбожники, что из подвала есть выход? Он ответил, что не знают. Один из них догадывается, но другим об этом не говорит.
Не помню, долго ли мы шли, не помню, как вышли из грота, знаю, что очутились на широкой долине, а впереди виднелась необычайно высокая гора.
Вот, думаю, нам-то и надо подняться на эту высокую гору… Мы шли, и был не день, но и не ночь, свет не то лунный, не то вечерний.
А вверху на небе было множество лун и звёзд. Они висели в воздухе низко, словно лампы, и казалось, будто рукой можно достать эти светящиеся шары. Но так только казалось. Они были очень высокие, от них-то и струился свет. А солнца я не видел. Светились только луны и звёзды, и каждая струила хоть слабый и мутный, но свой свет. Одни светились бледно-голубым огнём, другие — светло-зелёным, третьи — серо-матовым, жёлтым, тускло-синим…
А мне было так радостно на сердце, что мы идём. Шли мы быстро и легко, приближаясь к высокой горе. Казалось, даже не идём, а летим, такая у нас была лёгкая поступь. Я понял, что мы перешли границу, ибо земля здесь была совсем другая. Особенно удивляли луны и звёзды, и я хотел спросить у Старца: почему светила светятся по-разному? А Старец опередил меня, ответив; «Потому они не одинаково светятся, что не одинаково люди живут».
Я не понял, какие люди, но увидел, что многие шары-светила были совсем тёмные, серые и тёмно-матовые.
Я не обнаруживал на той земле ничего живого: ни растений, ни воды, ни зверей и птиц — всё было пустынно, и над пустошью висели, мерцая, матовые луны…
Мы легко поднялись на высокую гору, и когда взошли на её вершину, я глянул вниз и мне стало жутко от той безмерной высоты, на которой мы очутились. Я испуганно схватился за Старца.
«Не бойся, — сказал Старец, успокаивая меня. — Тебе кажется: страшно и трудно, но иными путями нам не пройти в святые места. Было бы у тебя разрешение на свободный проход через границу — я бы тебя повёл прямо по дороге, а теперь придётся кружить через многие страны, чтобы добраться до цели. Много ты ещё диковинного насмотришься, много труда тебе это будет стоить, и страха наберёшься, зато многое увидишь и познаешь…»
У меня кружилась голова и от высоты, и от того, что гора качалась.
Впереди, куда мы направили свой путь, гора круто обрывалась. Внизу не то море, не то синева неба, ибо в этой синеве тоже было множество светящихся шаров. Везде они висели — и внизу, и вверху. А самый большой и самый близкий струил из одного полушария серый свет, а верх его был тёмен. Старец указал на него: «Вот туда-то мы и держим путь».
Я пришёл в смущение, вспомнив, что я сам хотел пробраться через границу… Как бы я смог пройти таким путём? Никак и никогда!
Меня ничуть не удивило, что чужая, запретная земля оказалась такой волшебной и таинственной, так и должно было случиться. Но уж очень далеко! Я не мог себе и представить, как мы проберёмся на этот огромный шар, тускло светящийся на небе. Но Старец, словно читая мои мысли, сказал: «Мы полетим!» И я сразу вспомнил, что умею летать, и радостно взмахнул руками, как крыльями… Меня так и подняло в воздух! И Старец в воздухе рядом со мною, и говорит мне, что в новой одежде, в которую я облёкся, можно лететь далеко и будет совсем легко. Мы направились прямо к громадному шару. Летели очень быстро, неслись, как ветер. Я только гладил воздух руками, словно дирижировал хором. Шар приближался, а гора таяла и исчезала в бездне. Мы уже летели над землёй, лесами и морями… Я подумал: «Господи, да не сон ли это?» Старец посмотрел на меня и улыбнулся: «Какой же сон? Я разбудил тебя от сна в подвале, чтобы увести за границу: ты ведь мучился, хотел многое знать, побывать в иных странах, увидеть, как люди живут. Никакой платы с тебя не взял, всё из любви к тебе…» Мы опустились на большую дорогу. Кругом — огромные деревья, поляны, луга, цветы, птицы поют, но из людей никого не видно… Я увидел, что в стороне от дороги стоял большой старинный дом или замок, обсаженный кругом фруктовыми деревьями. Мы направились в этот дом. Двери и окна у него были большие и полукруглые, подобные церковным. Мы вошли в залу, из которой множество дверей вели во все стороны.
И тут я узнал, что это дом отца моего.
Я сел в кресло, а Старец куда-то исчез. Множество прислуги сновало из одной комнаты в другую, и все подходили ко мне, выказывали радость, что я пришёл домой.
Пошли звать Отца, а мне пришло на мысль: вот какой у меня богатый Отец, а я и не знал, живя в бедности… Мне и лестно перед слугами, что я тоже здесь хозяин и сын такого богатого Отца а в то же время как-то больно на сердце, что я жил где-то в беспробудной бедности.
Вижу — идёт Отец. Я сразу узнал, что Он — настоящий, родной мой Отец. Был Он высокого роста, на вид священник, длинные каштановые волосы локонами спадали на плечи, большие голубые глаза. Одет Он был в синий халат, похожий не то на подрясник, не то на восточный кафтан. Он не был священником, это я знал, только носил такую одежду.
Отец подошёл ко мне и стал ласково гладить меня рукой по голове.
И, Боже мой, что я пережил от этого касания! Хотелось заплакать и рассказать, как я страдал… Его добрые глаза ласково смотрели на меня и были полны сострадания, он как бы безмолвно меня утешал. Я не мог вымолвить ни слова, но мне казалось, что слов и не надо, что он всё уже и сам давно знает. Он не сказал ни одного слова и, приласкав, прошёл через зал и удалился в другие покои… У меня отец земной был совсем другим: не похож на этого Отца.