Очевидец (сборник)
Шрифт:
Даниил отшатнулся от экрана, перекрестился. Савва молчал с минуту, поднял бровь и удивленно покачал головой.
– Нет слов. Сижу и дрожу.
– Ладно, не подкалывай. Я специально самые жесткие варианты ответов выбирал, чтобы на результат посмотреть.
– Ну… серьезно получилось.
– Очень. А теперь представь, что такой результат огреб прыщавый паренек лет семнадцати, обиженный на весь мир, который уже второй месяц засыпает с идеей «вот умру, и вы все пожалеете!». Понимаешь? Он верит, что нашел единомышленников, читает «ты не одинок» и прет на сайт, а потом и в Приют. Я почитал, что они пишут, – волосы дыбом встали. Темы для разговоров – красота суицида, самоубийство
Савва с Даниилом переглянулись.
– В смысле?
– Ну, как я понимаю, Елагин не может над ними вечно нянькой сидеть, так? Когда-то приходится выйти на улицу, за едой, за деньгами, за наркотой наконец. Пациенты остаются одни, все вместе в малогабаритной трехкомнатной квартире. Предоставленные сами себе, запертые в глухой коробке о четырех стенах – помните, заваренные форточки? – да еще после алкогольного или наркотического депресняка. И вместо правильных дум о смысле жизни, они подпитывают друг друга негативными эмоциями, с каждой фразой уверяясь в правильности своего выбора. В такой атмосфере суицид не просто вероятен, он – обязателен. Или скажете, что я не прав?
Контроллеры молчали. Чернышов протянул папку Савве, кивнул Даниилу.
– Здесь всё по Елагину. Почитайте, посмотрите, что и как. Будут какие соображения – сразу ко мне. На Грайворонском потолкаться тоже не вредно. Только, Сав, без тотальной войны, штурма и перманентного насилия, пожалуйста. Спокойно наблюдать, отслеживать контакты. Ясно?
Корняков хотел вытянуться во фрунт, щелкнуть несуществующими каблуками, но вовремя вспомнил о тех двоих, что лежат сейчас рядышком на холодном прозекторском столе. В последний раз вместе на этой Земле.
Зима. Благодатная почва
Чернышов с утра опять уехал на Петровку. Вернулся поздно, когда Савва с Даниилом уже дописывали ежедневный отчет и собирались домой.
– Что нового?
Промерзший за день малопродуктивной слежки Корняков мрачно сплюнул:
– Ничего. Мотаемся за Елагиным, как дворняжки на привязи, смотрим, записываем. Новички в Приют идут, валом не валят, но пятерых я сам видел. Две девчонки были, потом еще одна, правда, все трое вечером поехали домой, но последняя через день вернулась, да и потом не раз появлялась. Паренек у подъезда долго стоял, Елагина поджидал. Другой сам добрался, правда, по бумажке, даже у нас спрашивал, как пройти. Оба назад не вернулись, разве только ночью, пока мы не видели. Еще одного привез на такси сам гуру – тот еле ноги переставлял, бедняга. Скорая приезжала несколько раз. Я с водилой немного потрепался: говорит, часто, приезжаем из запоя выводить. Жизнь кипит, в общем. Соседи ментов вызывают через два дня на третий, считают, что за стенкой притон угнездился. Только участковый да отделенческие не слишком в Приют рвутся, знают, что стоит им появиться, как через час-другой вокруг подъезда будет стоять целая батарея телекамер. Мы этот спектакль уже видели. Сегодня утром тоже приезжали, покрутились немного и довольно быстро слиняли. Потом опять скорая побывала. Что еще? Наркоту Елагин берет всё у того же дилера – Стапеля, ну, ты помнишь, я писал в докладной: мелочь уличная, ничего серьезного. Объемы стандартные, пять-десять таблеток. За жратвой психолог наш сам ходит, за водкой тоже. Вчера ездил в Подольск – там у него друзья по семинарии, такие же недоучившиеся, обиженные на весь свет. Несколько раз в малоприметных кафе встречался с людьми. Судя по разговору – просил денег.
– Это, наверное, родители…
– Да, похоже. Даня проследил до дома одну парочку, потом пробили по базе – Анна Леонтьевна и Виктор Григорьевич Ракитины. Их сын, Антон Ракитин постоянно живет в Приюте.
– Уже не живет, – сказал Артем, положив на стол несколько бумажных листков. – Сегодня ночью он покончил с собой. Скорая, которую вы видели утром, за ним приезжала. Вот выписка из заключения патологоанатома: «…содержание спирта в крови…» Так, так, где же это? А! Вот! «…наличие большого количества воды в легких при отсутствии видимых признаков отравления и сердечной недостаточности позволяет предположить, что смерть наступила в результате утопления…»
Савва недоверчиво покачал головой, пробежал глазами выписку, чертыхнулся, протянул документ Даниилу.
– Твою мать! Как это мы проворонили?!
– Елагин договорился с врачами, чтобы вынесли, не привлекая лишнего внимания. Даже его защитники из СМИ пока еще ничего не знают. Слишком уж страшная смерть парню досталась. Елагин-то, не будь дураком, окна замуровал, розетки выкрутил, всё, чем можно вены резать, попрятал, но Антону Ракитину, видно, наш мир осточертел до печенок. Он четко сработал: наполнил ванну, а потом сел на бортик и принялся лить в себя водку, пока не свалился головой в воду и не захлебнулся.
– Что?!!
Даниил поник, опустил голову. Взгляд инока потух, а сам он как будто похудел и съежился.
– Господи, упокой его душу грешную! Зачем он?..
– Не знаю, Дань. По муровской статистике он не проходил, попыток суицида раньше не было, похоже, Елагин успел его раньше перехватить. Но остановить у себя в Приюте так и не смог. А самое главное, что Антон столь жуткий способ не сам придумал – у них на сайте раздел есть, называется «способы смерти», там отрывок из какой-то психологической книжки цитируется. В общем, один в один.
– А Елагин – что, за сайтом не следит?
– У него там специально нанятый человек резвится. Посещаемость повышает, слоганы сочиняет, чтоб народ привлекать, пишет от имени приютников позитивные сообщения: приходите, мол, к нам, Учитель вам поможет. В итоге число зарегистрированных подписчиков за две тысячи перевалило.
Зазвонил телефон. Чернышов снял трубку, коротко переговорил с кем-то, явно из муровских. Савва мрачнел всё больше, теребил бороду.
– Ты нам опять что-то не договариваешь, Артем.
Старший контроллер спокойно выдержал взгляд Корнякова.
– Есть одна теория. ОБЭП немножко покопал финансовые дела Елагина. Как оказалось, «Реабилитационный кружок» не слишком богатая, но вполне солидная контора. И что самое главное – популярная. Доблестная пресса сделала нашему психологу имя, он теперь борец за жизнь и права детей номер один, и ему изредка капают грантики от всяких благотворительных фондов. И как мне кажется, либо сам Елагин, либо кто-то за его спиной решил на этом деле заработать. Так что новые смерти в Приюте ему не выгодны…
– Командир! Нельзя же так спокойно об этом говорить! – воскликнул Даниил. – Они не просто умирают. Они грешат против Бога, одно намерение наложить на себя руки страшно, а деяние – вдвое страшнее.
Чернышов нахмурился.
– Не нам их судить, Даня. Мы не знаем, что пережили Ракитин, Линчуковская и Пустин, а если и узнаем, то лишь по документам, и никогда не сможем понять их по-настоящему, пока сами не испытаем того же. А спокойно я говорю, потому что не пришло еще время горевать. Придет срок – всех оплачем. И чем быстрее мы накопаем материал на этот поганый Приют, тем больше вероятность, что список погибших не увеличится.