Очевидный выбор
Шрифт:
Сейчас мне хочется улыбнуться. Не знаю, от чего. От того, что люблю ночные прогулки или того, что поела впервые за весь день, а может, это все из-за него?
– Да. Сейчас я счастлива.
Его улыбка посылает тепло по всему телу, в каждую клеточку. Почему Тристан так действует на меня?
– Хорошо. – кивает он и продолжает идти. Но я все еще стою на месте. Мне интересно. Знаю, что не стоит спрашивать. Знаю, что пожалею, но все равно говорю.
– А ты?
Тристан оборачивается.
– Нет. –
– Тогда…что ты можешь сделать? – произношу я, чувствуя, как в горле пересохло. – Сейчас. Что прямо сейчас может сделать тебя счастливым?
Мгновение он думает. Мне интересно знать о чем именно. Но я боюсь подойти к этой двери и открыть её. Что-то, о чем я еще не подозреваю, не дает этого сделать.
– Могу исполнить твое желание.
– Мое желание?
– Да.
– И это тебя осчастливит?
– На какое-то время, да.
– Хорошо. Тогда вот мое желание. – я подхожу к нему вплотную и улыбаюсь. – Расскажи мне о том, кто такой Тристан Ревиаль.
Из него вырывается короткий смешок. Да, так будет безопаснее. Пусть сам приоткроет эту двери и покажет мне то, что сохранит эту связь между нами. Пусть между нами останется тонкая черта.
– Что ты хочешь знать?
Я размышляю, продолжая нашу прогулку.
– Когда ты понял, что хочешь стать шеф-поваром?
– Еще в детстве. Мы с мамой много готовили вместе. – в его голосе сквозит грусть.
– Она тоже повар?
– Нет, она была адвокатом.
Была.
– Она…
– Да, мама умерла пару лет назад.
– Мне очень жаль.
На пару минут мы погружаемся в молчание. Не этого я ожидала. Хотя когда я получала то, чего хотела?
– Отец погиб, когда мне было шестнадцать. – почти шепотом добавляет он.
От его слов сжимается сердце. У него нет родителей. Так вот откуда был этот понимающий взгляд. Пусть мои и живы, но нас разделяет практически такая же пропасть. Что заставляет меня испытывать одновременно и сожаление, и благодарность. Сожаление о том, что чувствую, наши ситуации похожи, и благодарнось, за то, что возможно, у меня еще получится все наладить.
– Мне так жаль. – сдавленным голосом бормочу я, сдерживая слезы.
– Эй, – тихонько зовет он. – О чем ты думаешь?
– Думаю, что жизнь полна дерьма. И иногда я ее ненавижу.
Он почти смеется.
– Но и всего прекрасного тоже. – тут же добавляю. – Вот например, как этот вид.
Я показываю рукой на горящую вдалеке Эйфелеву башню, пожилую пару, что гуляет на соседней улице с собачкой, двух смеющихся подруг.
– За такие моменты я люблю жизнь.
– Как ты можешь одновременно любить
– Это вопрос выбора. – пожимаю плечами. – Я могу сколько угодно винить себя, карму, вселенную и Бога за все неудачи, а могу вспомнить, как громко смеялись мои друзья, когда я в одних трусах перебегала дорогу.
– Ну, или как ты без них танцевала на стойке. – тихо напоминает он.
– Об этом лучше не вспоминать.
Его смех растекается по воздуху, и я понимаю, что не могу оторвать от него глаз. Из тела разом уходит вся усталость, когда он вот так вот смеется. Почему мне так легко дышать рядом с ним?
– Что еще хочешь знать? – спрашивает он.
– Вы познакомились с Эммой, когда ты учился в Италии?
– Да.
– А где еще ты был?
– Китай, Испания, Индия, Швейцария, Англия, Америка…
– Ого! Но тебе всего…
– 26. Мне 26.
– Когда ты успел?
– Я много учился, работал. То тут, то там. Мне казалось, что если есть возможность, нужно ей воспользоваться. Я все еще так считаю, но теперь, когда у меня есть план, стало труднее.
– Знаешь дорогу и боишься свернуть не туда?
– Возможно. Мне всегда было трудно отпустить себя. Наверное, только на кухне я могу полностью расслабиться. Люблю сочетать несочетаемое. Пробовать. Это, как в искусстве, многих художников корили за их творения при жизни, просто из-за того, что они отличались, были не как все, но они все равно продолжали пытаться, потому что только так чувствовали себя живыми.
– Из всех таких художников, я знаю только Ван Гога.
– Знакома с его творчеством?
– Читала биографический роман.
– Ирвинг Стоун?
– Угу.
– И как тебе?
– Стало трудно, когда описывалась жизнь шахтеров, и я перестала читать.
– Но ведь именно тогда он открыл в себе талант. Как ты и сама говоришь, все зависит от нашего восприятия. Если бы его так сильно не поразила нищета и беспомощность этих людей, он может быть, никогда бы и не стал тем самым Винсентом Ван Гогом.
– А что произошло в твоей жизни? Как ты стал тем, кто ты есть сейчас?
– А кем я стал?
– Человеком со страстью.
Его взгляд снова наполняется смешанными чувствами.
– Мне помогли.
Я не решаюсь спросить, кто, потому что знаю, что перейду черту. Поэтому молчу, пока мы подходим к его машине. Удивительно, но я даже не заметила, как мы сделали круг.
Домой я прихожу с ощущением наполненности, и дело не только в сэндвиче.
Ставлю телефон на зарядку и жду, пока он проявит признаки жизни. Беру сигарету и закуриваю на диване. Все-таки пятница- хороший день недели, если есть с кем ее разделить.