Очищение. Том.2. Душа
Шрифт:
«В книге, помимо упомянутых выше православных источников и толкований, мы широко использовали современную неправославную литературу о «посмертных» явлениях, а так же ряд оккультных текстов по этому вопросу, В этом мы следовали примеру владыки Игнатия (Брянчанинова — АШ) — излагать лжеучение настолько полно и беспристрастно, насколько это нужно для разоблачения его ложности, чтобы православные христиане не соблазнились им» (Там же, с. 12).
Все другие попытки исследовать что-то, «о чем истинно может судить только православный», объявляются лжеучениями исходно. В каком-то смысле это и верно, потому что любое
Изряднейшая часть всех этих христианских видений, как и христианских святых, были сфабрикованы Церковью ради воздействия на сознание паствы. Именно это несколько веков доказывала Наука в качестве антирелигиозной пропаганды. И доказывала вполне успешно. И даже приведенные Серафимом случаи «подлинного» видения духов христианами очень похожи на галлюцинации. Доверять им можно только на том основании, что они произошли со «святыми», чья способность судить об увиденном гораздо чище. Но и сами отцы церкви постоянно рассказывают, как бывали обмануты злыми духами.
Так что положительная часть учения, которое излагает отец Серафим, уязвима не в меньшей мере, чем те «лжеучения», которые он разоблачает. И задайся я целью написать «научную критику» на его книгу, это вышло бы не менее убедительно, чем его критика на «лжеучения».
Однако меня не интересуют слабости Христианского учения. Меня как раз интересуют его сильные стороны и его действительные находки. Я — человек научного склада ума. Но до той поры, до какой Христианство истинно и описывает действительность, я христианин. И перестаю им быть лишь там, где начинается ложь. А ложь в Христианстве есть, и ее беспощадно показывают друг другу даже сами христиане из разных Церквей. Как, к примеру, разоблачали ложь Католичества Протестанты и Православные. Есть ложь и в Православии. Но то, что мне доступно видеть, — это ложь по мелочам. Политические игры с толпой и властями.
А вот в учении отцов Церкви я усомниться не могу, хотя бы потому, что слишком плохо его знаю. И тем более я не могу усомниться в описываемом многими из них личном опыте работы над собой и раскрытия видения. Часто даже потому, что имею сходный опыт, подтверждающий истинность их рассказов. Поэтому я опущу то, что считаю спорным или недоказанным в рассуждениях Серафима. И постараюсь рассказать лишь о находках, которые либо не вызывают у меня сомнений, либо будят мысль и воображение.
Итак, первое, что заявляет отец Серафим:
«Православное христианство имеет вполне ясное учение и взгляд на загробную жизнь, начиная с самого момента смерти. Это учение содержится в Священном Писании (толкуемом во всем контексте христианского учения), в писаниях Святых Отцов и особенно в том, что касается конкретных опытов души после смерти (в многочисленных житиях святых и антологиях, посвященных личному опыту такого рода)» (Там же, с. 17).
Далее он высказывает сомнение в качестве исследований Моуди.
«Во-первых, автор не дает ни одного полного опыта «смерти», от начала и до конца, а дает только отрывки (обычно очень короткие) из каждого из пятнадцати отдельных элементов, которые образуют его «модель» «полного» опыта смерти. Но на самом деле переживания умирающих, как они описаны в этой и других изданных книгах, часто столь разнятся друг от друга в деталях, что попытка включить все их в одну «модель» представляется, в лучшем случае, преждевременной. «Модель» д-ра Муди местами кажется искусственной и надуманной, хотя, конечно, не снижает ценности приводимых им фактических свидетельств.
Во-вторых, д-р Муди свел вместе два довольно разных явления: действительный опыт "клинической смерти" и опыт "приближения к смерти". Он признает разницу между ними, но утверждает, что они образуют «континуум» и должны изучаться вместе.
В тех случаях, когда опыт, начинающийся со смерти, кончается опытом самой смерти (независимо от того, было или не было оживлено данное лицо), действительно налицо «континуум» переживания, но некоторые из описываемых им явлений (очень быстрое воспоминание событий жизни в момент опасности утонуть, опыт "входа в тоннель" при подаче анестезирующего средства, вроде эфира) довольно часто переживались людьми, которые никогда не переносили "клинической смерти", и поэтому они, возможно, принадлежат к «модели» какого-то широкого опыта и могут лишь случайно сопровождать умирание» (Там же, с. 18–19).
Блестящий пример осмысления действительных наблюдений. В сущности, начало Школы исследований сознания в различных измененных его состояниях, вплоть до предсмертных. И мы действительно не можем быть уверены, что даже пережившие «клиническую смерть» пережили смерть. Все это может быть частью «какого-то широкого опыта, сопровождающего умирание».
Третье возражение Серафима заслуживает отдельного разговора.
«В-третьих, сам факт, что автор подходит к этим явлениям «научно», не имея заранее ясного представления о том, чему в действительности подвергается душа после смерти, вызывает различные недоразумения и недопонимания по поводу этих опытов, которые никак нельзя устранить простым накоплением описаний; те же, кто описывает их, сами неизбежно добавляют своё собственное толкование» (Там же).
Выглядит это заявление Серафима весьма уязвимо, потому что выбор-то уж слишком прост: либо мы исследуем, накапливая опыт и наблюдения, либо мы исходим из какого-то уже существующего учения, вроде Христианства, «Тибетской книги мертвых» или Сведенборга, к которым и прибегает в итоге Моуди, чтобы найти подсказки на своем пути. Но Христианство вряд ли имеет так уж много больше опыта в изучении смерти, чем тибетские буддисты, особенно поклоняющиеся Кали — богине смерти. Да и их жития, в действительности, — не больше, чем накопление описаний.
Значит, выбор именно христианского понимания смерти — это выбор веры. И у Серафима однозначно звучит столь утомившее требование считать Богов всех других Церквей и Народов Демонами. Без этого требования доказать, что ты единственный обладатель истины, не удается. Я не знаю, ложны ли другие учения, но я вижу, что Православие знает много истинного о существовании души при смерти и после нее. Поэтому я больше не буду заниматься критикой Моуди, а перейду к тому, как христианство рассказывает о том же самом устами Серафима.
И тут есть чем насладиться. Вот первый же пример, который, думается мне, должен быть осознан любым современным человеком. Серафим приводит рассказ за рассказом из книг Моуди о том, как люди, очнувшись после смерти, обнаруживают себя стоящими или висящими в той же комнате, где лежит их тело, и долго и болезненно переживают, что они — вне его. И они невидимы, неслышимы и даже проницаемы для людей… И только их умственные способности остались прежними. На это Серафим отвечает поразительным размышлением.