Шрифт:
Николай Елин, Владимир Кашаев
ОЧКИ
Жена ко мне давно приставала:
– Почему ты не носишь тёмные очки? Ты в них выглядел бы гораздо интеллигентнее... Сейчас все культурные люди всюду в тёмных очках: и на работу, и в магазин, и в театр.
– Чего же я увижу в театре в тёмных очках?
– возражал я.
– А ты их сними, когда свет погаснет, - втолковывала жена.
– Только так, чтоб никто не видел...
– Всё равно не нужны мне никакие очки, - упрямился я.
–
– Подумаешь какое дело - переносица! Потерпеть можно. Зато как бы они тебя облагораживали, придавали бы твоему простоватому лицу незаурядность, значительность. Посмотри на Сельдереева. Ведь дурак дураком был! А стал носить тёмные очки - совсем другое к нему отношение. Его даже на службе на овощную базу в этом году не посылали помидоры перебирать - неудобно как-то. А ты уж два раза ходил...
– И вовсе я не из-за очков ходил, а из-за того, что больше некому было.
– Как ты любишь спорить, - вздохнула жена.
– Пойми наконец, что без очков ты выглядишь старомодно, несовременно! Мне просто стыдно с тобой на улице показываться!
– Но я в них плохо вижу...
– Какое мещанство!
– перебила жена.
– Ты думаешь только о том, чтоб тебе было удобно! Если ты сейчас же не наденешь тёмные очки, я перестану с тобой разговаривать! Мне это будет просто неинтересно...
– И, не слушая возражений, она нацепила мне на нос какие-то замысловатые очки с гигантскими стеклами.
– Ну вот, - сказала она, отступив назад и с интересом разглядывая моё лицо. Совершенно другой человек! Одухотворённый интеллигент! Можно даже подумать, умница! Носи их и не снимай. Сам увидишь, как переменится к тебе отношение...
Я пожал плечами и вышел на улицу. Там уже и без того смеркалось, а в очках было вообще ничего не видно. С непривычки я чуть не угодил под грузовик и, чтобы избежать объяснений с шофёром, вскочил в отправляющийся трамвай. Я решил навестить приятеля, отсталого, неинтеллигентного человека, не имеющего тёмных очков. Пусть почувствует дыхание современности, пусть ощутит пропасть, которая нас теперь разделяет...
Я проехал уже две остановки, когда в трамвае возник какой-то шум. Пожилая женщина с авоськой громко жаловалась соседям:
– Деньги за проезд передала, а билет мне не оторвали!
– Наверное, кто-нибудь себе взял!
– посочувствовал ей толстяк в шляпе.
– Нынче молодёжь такая пошла, всё норовит за чужой счёт прокатиться...
– Граждане, кто присвоил деньги этой гражданки? объявила на весь вагон строгая дама с портфелем.
– Сейчас же верните три копейки или оторвите билет!
Все стали оборачиваться и подозрительно оглядывать друг друга.
– Да этот, в очках, взял! Больше некому, - кивнула на меня сидевшая впереди старушка с поджатыми губами.
– Ишь глаза спрятал, совестно людям в лицо смотреть!
– С чего вы взяли?
– ошалел я.
– Как вы можете! Я... я только недавно сел...
– Ясно, он, - загалдели пассажиры.
– По лицу видно. Вон физиономия какая нахальная...
– Ну-ка верни гражданке деньги!
– потребовал толстяк.
– А то милицию вызовем!
Я безропотно отдал три копейки и сошёл на первой же остановке. Сумерки сгустились, и я сквозь очки никак не мог понять, где нахожусь. Передо мной сияло огнями какое-то высокое здание, не то театр, не то универмаг. Я вглядывался в него минут пять, пока наконец не узнал гостиницу "Интурист". Я повернул было домой, но в этот момент ко мне подошел какой-то бородатый тип и с акцентом спросил:
– Иконы имеешь?
– Что?
– отшатнулся я.
– Иконы, - повторил он.
– Я имею модные заграничные подтяжки, ты имеешь иконы. Будем делать маленький обмен...
– За кого вы меня принимаете?
– рассвирепел я.
– О, я тебя сразу узнал, - сказал он.
– Тебя легко узнавать... Давай свои иконы и получай от меня подтяжки...
Я дёрнул плечом и решительно зашагал прочь. Но он не отставал. В это время я увидел афишу, приглашающую на какую-то художественную выставку. Чтоб отделаться от назойливого попутчика, я купил билет и принялся разглядывать картины. Через некоторое время кто-то тронул меня за рукав. Я обернулся и увидел интеллигентного старичка в пенсне.
– Вот вы, молодой человек, - задумчиво произнёс он, защищаете абстрактное искусство... Яростно защищаете, до хрипоты...
– Кто? Я защищаю?!
– Да, - кивнул он.
– Я чувствую, вы горячий его поклонник. Но взгляните, например, на эту картину. Разве можно было бы такое буйство красок передать средствами абстрактной живописи?.. Разве...
– Да, но я вовсе...
– попробовал было вставить я.
– Я вовсе...
– Нет, молодой человек, - перебил он.
– Нет, нет и нет! Вы меня не убедите! Абстрактное искусство - это...
Я хмыкнул, покрутил головой и вышел. Бородатого спекулянта на улице уже не было. Я с облегчением перевёл дух, снял шляпу и, положив её на скамейку, принялся утирать платком взмокший лоб. Проходившая мимо старушка остановилась, поглядела на мои очки и, перекрестившись, опустила мне в шляпу две копейки.
И тогда я не выдержал. Я снял очки и грубо, неинтеллигентно и несовременно бросил их в урну. И моё лицо, сразу растерявшее всё благородство и значительность, расплылось в простоватой, но довольной улыбке...