Очная ставка

Клодзиньская Анна

— Ага, уже понимаю! Но это не простое дело.

— Вот именно.

Я протянул художнику фотографию моего симулянта. Он долго ее рассматривал.

— Обыкновенное лицо. Ему, наверно, около шестидесяти.

— Я тоже так думаю.

— Когда я смогу его увидеть и на сколько лет должна быть разница?

— Попробуйте сделать это лицо лет на десять — двадцать моложе. Это мне поможет в моих поисках. Родом он из села, а там трудно что-либо установить, имея только общие данные.

Я обеспечил художнику доступ

в тюремную больницу, там его переодели санитаром. Он имел возможность два дня наблюдать и всматриваться в симулянта. Наконец приступил к работе. Он изрисовывал лист за листом. Когда я зашел в его мастерскую, там было темно от папиросного дыма. Мой визит недвусмысленно напоминал ему, что для меня очень важно быстрое выполнение работы.

Он показал свои наброски — выражение лица Бернарда не пришлось мне по вкусу; я так и сказал художнику. Он начал все заново.

Только третья серия рисунков удалась. Мастер пришел ко мне в кабинет улыбающийся и торжествующий, я посмотрел и остался доволен. С рисунка смотрело на меня молодое лицо «моего» симулянта. Поблагодарил художника, приказал сделать с рисунка фотографии и опять поехал в командировку.

Вернулся через несколько дней. Все подтверждалось. «Ну, — подумал, — сейчас уж, пан Бернард, на выкрутишься!»

Хорошо подготовился к этому розыгрышу. Пришел день, когда Бернард стоял передо мной. Держался он довольно спокойно. Несколько минут я молча следил за ним, потом отвел взгляд.

— Что нового? — спросил я, играя карандашом.

Бернард посмотрел, улыбнулся глуповато и повторил мой вопрос. Я усмехнулся выжидающе. Он сложил руки, поднял глаза вверх и застыл в позе молящегося грешника.

— Пан Бернард! — прервал я эту комедию. — Как вам нравится это имя?

Он вздрогнул. Я нажал ногой на замаскированную в полу кнопку. Дверь открылась, и на пороге показалась пожилая женщина. Показал ей рукой на сидящего за столом человека. Она подошла, посмотрела на него и остолбенела.

— Юзеф! Юзеф! — услышал я ее рыдающий крик. Женщина пошатнулась и чуть не упала, пришлось поддержать ее. Она бессильно опустилась на стул. Перекрестилась, не спуская глаз с Бернарда. Он же сидел неподвижно, видно было только, как набухают жилы на висках. Арестованный не проронил ни слова, как будто крики женщины не имели к нему никакого отношения. Я подал женщине стакан воды. Она отпила несколько глотков и расплакалась.

— Юзеф! Что с тобой, Юзеф? Ты не узнаешь меня? Это я, Ханка! Твоя жена! Мы думали, что ты умер…

Я снова нажал на кнопку. В дверях появился молодой мужчина. Он быстро подошел к плачущей женщине. Посмотрел на меня взглядом, полным негодования и ненависти. Нагнулся над женщиной, погладил ее по лицу. Она подняла голову и шепнула, заливаясь слезами:

— Это твой отец, сынок. Отец!

Молодой человек обратил неуверенный взгляд на сидящего на стуле мужчину.

— Да,

пан Пшибылян, это ваш сын — инженер Пшибылян.

Бернард продолжал сидеть неподвижно, а я опять нажал на кнопку. План мой включал ряд последовательных ударов, способных нарушить выработанную им систему. У меня уже было достаточно доказательств, подтверждающих его личность, но мне хотелось, чтобы он сам признался.

На этот раз вошла красивая девушка. Арестованный взглянул на нее и уже не сводил глаз. Мне показалось, что я заметил в них слезы.

— Что случилось, мама? Почему ты плачешь?

— Смотри, это ваш отец.

— Наш отец? — спросила девушка с удивлением. — Но ведь отец умер!

— Жив! Жив! Но не узнает нас! — захлебывалась от плача пожилая женщина.

Девушка взглянула на арестованного. Тот опустил голову, но через минуту снова поднял ее. На этот раз не было сомнений: его глаза были полны слез.

Я подошел к окну и открыл его. В комнату ворвался свежий воздух.

НОВЫЕ ДАННЫЕ

Постовой задержал машину и не впускал на территорию части. Был теплый июльский вечер. Я вышел и, опершись на шлагбаум, терпеливо ожидал. Наконец подошел дежурный сержант. Я показал ему свое удостоверение и сказал, чтобы доложили командиру. Сержант долго рассматривал мое удостоверение и фотографию, внимательно смотрел на меня, затем подал знак, чтобы пропустили.

Командир, молодой лейтенант, уже ожидал меня в кабинете. Еще раз показал ему удостоверение.

— Итак, вы хотите поговорить с нашим младшим сержантом? Сейчас позовем.

Через несколько минут явился высокий, стройный, улыбающийся молодой парень. Доложил о прибытии и стоял навытяжку, ожидая распоряжений.

— Капитан, — сказал лейтенант, — хочет с вами поговорить о сегодняшнем донесении. Садитесь.

— Заинтересовало меня ваше донесение. Буду вам благодарен за подробный и точный доклад. Мелочи, которые вам покажутся незначительными, для меня могут оказаться очень важными.

— Понимаю, товарищ капитан. Постараюсь повторить все очень точно.

— Закурите, лейтенант?

— Охотно.

— А вы, младший сержант?

— С удовольствием, это как будто облегчает мышление… Итак, товарищ капитан, — начал младший сержант, — в субботу ночью я работал на радиостанции и передавал телеграмму для «Тополя». Прием был хуже некуда. И вдруг наступил перебой. Я начал искать своего абонента. И тут же близко, в его поясе, услышал импульсы, трудные для определения. Сначала, товарищ капитан, подумал, что это какой-то радиомаяк для самолетов. Однако нет. Это не были сигналы, повторяющиеся равномерно; импульсы передавались в разных промежутках времени. Навострив уши, без труда, — младший сержант усмехнулся, — я принял текст, передаваемый знаками Морзе.