Очная ставка

Клодзиньская Анна

Старался говорить спокойно, глядя врачу прямо в глаза. Почувствовал, что он задумался.

— Так что вам нужно?

— Прошу сказать, в какой день и час названная мною особа будет у вас на приеме. Видите ли, она живет по соседству с очень опасным человеком, которым интересуется служба безопасности.

— Да, начинаю понимать.

— Но это не все. Вы, наверно, понимаете, доктор, дело очень серьезное. Прошу никому ни слова, даже жене, — при этих словах я приложил палец к губам. — Если этот человек что-нибудь заподозрит и успеет

сбежать, это тоже может плохо повлиять на вашу пациентку. Не исключено также, что преступник захочет использовать ее состояние и укрыться у нее в комнате.

Я, может быть, немного перегнул палку, но не хотелось терять времени с упрямым старичком.

— Чем я могу вам помочь? Каковы мои действия?

— Очень несложные. Я займусь арестом преступника, а вам, пан доктор, в это время нужно как можно дольше держать у себя пациентку. Хорошо?

Врач усмехнулся и кивнул подтверждающе. Он подошел к шкафу, достал карточку и указал мне время и день приема. На мое счастье, он выпал на следующий день. Мы пожали друг другу руки, и я ушел.

ПРОЩАНИЕ СО ШПИОНОМ

На следующий день я встал очень рано и… пошел на прогулку за город. Хотелось все подробно продумать.

После обеда взялся за работу, дело нужно было закончить еще сегодня. От разведчиков узнал, что Штох нормально работает. В полдень вышел купить в киоске газету «Слово Люду». Долго ее просматривал. После работы вернулся в свою квартиру. Соседка ушла на прием в женскую консультацию.

Я медленно поднимался по лестнице. За мной шел сосед Штоха. Его задачей было постучать в дверь квартиры «пана Мамротека» и ответить, если тот спросит: «Кто там?», затем отойти в сторону, освободив мне дорогу.

Я старался по возможности быть очень сдержанным и спокойным. Малейшая ошибка могла повлечь за собой непредвиденные трудности и перечеркнуть двухмесячную сложную работу. Это было также дело моего профессионального и личного честолюбия — желание свести счеты пятнадцатилетней давности…

Пока все шло по моим предначертаниям. Штох открыл дверь и стоял в удивлении, ничего не понимая. Молниеносно я заскочил в квартиру с пистолетом в руке, готовый к выстрелу.

— Руки вверх, герр Штох! — крикнул я.

Тот послушно поднял руки, отходя в глубь комнаты. Я не спускал с него глаз ни на секунду. Переживал классическое раздвоение личности, будто напротив Курта Штоха стояли в этот момент два человека. Один в страшнейшем нервном напряжении, держит на прицеле шпиона, а другой изучает черты его лица. Где же эти шрамы, черт возьми, наверняка ли это то же лицо? Жалел, что никого не взял себе в помощники. Показалось, что Штох, отступая, двигается в сторону открытого окна.

— Ни шагу дальше! Стоять! — крикнул я.

Штох задержался, и вдруг… его правая рука сделала какое-то движение. В этот момент раздался выстрел. «Убежит, стреляй!» — кричал во мне какой-то далекий голос, казалось,

чужой, а не мой. Сердце подкатило к горлу, ноги подогнулись, как будто были сделаны из растапливающегося воска. Я помнил, что должен взять шпиона живым, и поэтому последним усилием воли перенес ствол пистолета с туловища Штоха на его ноги. Не попал и только на мгновение увидел Штоха в окне. Почувствовал, как что-то обожгло правое плечо, и упал на пол. Перед глазами возник вагон, переполненный людьми. Услышал себя, кричащего: «Задержать поезд!», а затем все начало удаляться и терять резкость…

Пришел в сознание только в госпитале. Страшно болела рука. Молодой хирург стоял нагнувшись и что-то делал с ней. Как оказалось, правое плечо было прострелено. Кость не задета, но разорван нерв, нужно было его сшивать.

Лежал на хирургическом столе. Мне было все безразлично: не сумел поймать Штоха, я ничего не стою…

Хирург накладывал повязку.

— А сейчас покой, абсолютный покой, рана не тяжелая, но вы перенесли шоковое состояние, и поэтому следует отдохнуть и прийти в себя.

— Когда я смогу приступить к работе?

— Не раньше чем через пятнадцать дней.

В отдельной палате, в госпитале, меня проведал начальник местной службы безопасности. Чувствовал я себя очень плохо, как обычно бывает сразу после операции.

Начальник интересовался только моим самочувствием. О Штохе не вспоминал. Я его сам спросил: меня мучила мысль, как мог Штох выстрелить с поднятыми вверх руками?

— Это очень просто. У него в рукаве, на тонкой пружинке, был вмонтирован пистолет. Когда он поднимал руки вверх, то при соответствующем движении пистолет выскакивал из карманчика в рукаве. Штох далеко не убежал, прыгнул прямо в объятия охраны. Надо признать, что вы определили им идеальные места…

Последние слова я почти не слышал: начало действовать снотворное.

— Итак, мы опять встретились, паи Штох…

С рукой на перевязи я сидел в комнате допросов Мокотовской тюрьмы.

Курт Штох, в тюремной одежде, скромно присел напротив меня.

— Думаю, на этот раз не будете стрелять?

— Мне неприятно, пан капитан, так уж получилось…

— Это мило с вашей стороны…

— Лучше бы этого не было, пан капитан, но я чувствовал, что попадусь с этой радиостанцией, и на всякий случай нужно было иметь…

— Зачем вы ею пользовались?

— Это вина моих хозяев. Им нужно было как можно скорее получить данные об изобретении и проверить новый способ передачи… Отсюда две радиостанции. А ваша служба радиоконтроля хорошо работает.

Пока я выздоравливал, следствие вел мой товарищ, а сейчас, после моего возвращения, его заканчивали мы вдвоем.

Товарищ выяснил уже много деталей. Например, слово «лампочка» обозначало название тайника, который приготовил Штох. Мелодия из фильма «Прощание» служила для синхронизации приема.