Одаренный: ученик
Шрифт:
Облегчённо выдохнув, я двинул на свое место.
Урок математики начался уже минут пять назад, а я все смотрел на св
ои руки, пытаясь найти хоть один шрам от ожога. Не находил.
Интересная техника. Будь я каким-нибудь дикарем, то сразу же решил бы, что это магия. Но магии не бывает. А значит тут, в этом мире, очень высокий уровень развития техники, о котором я не предполагал. Да, этот антураж прошлого века сильно сбивает толку. Странное маниакальное желание жить там, где жили их прабабушки и прадедушки. Хотя у самих есть автомобили, компьютеры
Интересно, как же это так получилось заживить раны? Какие-то импланты в голове у докторши Нины? Я бы не отказался от таких для себя. Или что-то на уровне саморазвития? Да и Крыса удивили со своими огненными шарами. Опять-таки, этот загадочный Дар, о котором говорила Катя. Надо бы разобраться с этим, в будущем мне это...
— Пушкин! — шепнул кто-то и я обернулся.
Катя. Она сидела за две парты от меня. Чуть вздернутый носик смешно топорщился, а круглые очки и огромные голубые глаза только добавляли комичности.
— Ты как? — спросила девушка.
— Нормально, — я показал руки, хвастаясь невероятным чудом.
Но на Катю это не произвело впечатления. Она лишь удовлетворенно кивнула. Спросила:
— После урока пойдешь с нами в «Сбитень»?
Я напрягся. Сбитень? Это что еще такое? Место, где можно набить кому-нибудь морду? Какой-то бойцовский клуб? Это мне по нраву.
Но память подсказала — просто кафе.
— Иду, — ответил я, хотя и сам не понял, зачем так сказал — гормонами этого молодого тела я еще не успел научиться управлять, и вот уже второй раз вырвалось помимо моего желания.
Я хотел отказаться — зачем мне вообще сдался это «Сбитень»? Но Катя перебила:
— Отлично! Тогда там все и встретимся?
Все? — насторожился я. Кто еще — все? Так, нужно срочно поковыряться в памяти, чтобы понять кто...
— Пушкин! — на этот раз голос раздался громко и строго.
Учитель.
— Встаньте!
Ох, не люблю, когда мне в таком тоне что-то приказывают. Руки сами чешутся набить морду за такое. Но тут так не принято — учителей тут уважают. А за грубость, — не говоря уже про избиение, — пущенное в сторону учителя, можно получить вплоть до отчисления, чего мне сейчас край как не нужно.
Впрочем, я тоже учителей уважаю, особенно если они преподают боевые искусства.
Я поднялся.
— С кем вы там все болтаете?— спросил преподаватель, раздраженно потрясывая подбородком.
— Я? Ни с кем!
Катя благодарно кивнула мне, за то, что не выдал ее.
— Ни с кем? — повторил учитель. — Тогда расскажите мне о чем я вам битый час уже рассказываю.
Я напряг мозг, пытаясь вспомнить хоть слово. Бесполезно. Одно сплошное монотонное жужжание.
— Хорошо, давайте подскажу, — чувствуя свое превосходство и желая поиздеваться дальше, продолжил учитель: — Я говорил об проективных алгебраических многообразиях и пределах степеней простых тел.
Было слышно, как скрипят мозги учеников, тема была им явно не по зубам. Но только не мне. Я не растерялся.
Меня таким не проймешь.
— Так чего о них говорить то? — резонно спросил я. — Давно же доказано, что элептические кривые стремятся к бесконечности через третью прогрессию.
— Как... что... — смутился учитель. — О чем это вы?
— О том, что все уже известно. Зачем об этом говорить? Или это просто повторение пройденного материала?
Я оглянулся. Катя пожала плечами.
— Как это... известно? — еще больше растерялся учитель. Глаза его округлились. — Ведь это же гипотеза! Она еще не доказана...
Потом, прокрутив мои слова у себя в голове, он растерялся окончательно.
— И ведь действительно.... через третью прогрессию... к бесконечности. Пушкин, кто вам... как это...
Учитель попятился назад. Грузно плюхнулся в кресло.
— Вы это где прочитали?
— Нигде, — тут же произнес я, понимая, что сболтнул лишнего. — Просто думал, размышлял.
— Размышляли, значит?
Учитель схватил карандаш, оторвал от тетрадки одного из учеников лист, принялся что-то лихорадочно записывать.
Потом вновь откинулся на спинку стула. Вид у учителя был совсем растерян.
— Вот что, Пушкин, — произнес преподаватель. — То, что вы размышляете — это хорошо. Но от урока не отвлекайтесь. А про третью прогрессию... в общем, не время вам думать об этом. О чем-нибудь другом размышляйте. Вы молоды, вам о девушках думать надо, а не об этом всем. Об этом позвольте мне подумать. Вы про третью прогрессию забудьте. Неверная она. Еще проверить надо, расчеты сделать, но я чувствую, что не верная она.
— Хорошо, — пожал я плечами. — Как скажите.
Учитель закончил записывать, взял бумажку. Свернул ее в несколько раз и спрятал в нагрудный карман. Потом взволнованным голосом произнес:
— Урок окончен. Все свободны.
Мы вышли из кабинета и вместе с Катей направились во внутренний дворик школы. Сначала я был скептически настроен идти в непонятное место с не менее непонятным названием «Сбитень». Но узнав, что там можно выпить чего покрепче, поменял свое мнение.
Выпить и в самом деле нужно было.
Возле кряжистого дуба нас встретили четверо.
Я понял, что это были те самые друзья, про которых говорила Катя. Что ж, нужно принимать правила игры, если не хочу быть рассекреченным. А значит надо узнавать, что это за ребята, с которыми дружил прошлый Пушкин.
Первый был полноватый парнишка, с курчавыми светлыми волосами. На пальце виднелся перстень с буквой «В» и совой слева. Память подсказала — это был Федор Ильич Ваменко, младший сын одного знатного рода.
Второй, точнее вторая — крепкая девушка, с короткой прической. Ее мускулатуре позавидовал даже я. Однако общие грубые черты тела женственности не убавляли и не превращали ее в мужланку, хотя по повадкам она именно такой и была. Тамара Алексеевна Корнеева. Не сказать что из знатного рода, но и не из простых. Крепкий середнячок, отец из бояр, торгующих какими-то электронными деталями для оборонки и поднявшийся на этом.