Одержимость
Шрифт:
— А Оленьку где трахать будешь? На лестнице? Боюсь, ей не понравится. Не даст…
Он резко схватил меня за плечо, довольно ощутимо. От него пахнет спиртным, сигаретами и одеколоном. А ещё его телом. Офигительный запах. Я принюхалась и слегка прикрыла глаза.
— Это уже слишком, Кукла. Ты перегибаешь.
— Ты разве ее не трахаешь?
— Перестань говорить это слово и еще так громко, — зашипел он.
— Стесняешься? Себя или ее?
— Просто не твоё дело.
— Верно не моё. Трахай на здоровье, если не скучно и хочется.
В полумраке сверкнули его зрачки.
— Иди в спальню. Сейчас.
Я провела кончиками пальцев по его скуле.
— А я бы дала тебе на лестнице. А ещё на столе или в твоей машине.
В этот момент я прижалась к нему всем телом. Торчащими сосками потёрлась об его торс. И он дёрнулся. Непроизвольно сомкнул руку на моей талии.
— Лёша, — Оля застыла прямо на пороге с подносом в руках. Зазвенели чашки. Эмоции. Ревность. Собственичество. Бред.
— СПАТЬ!I! — рявкнул он, и я растеклась…о боже…это круто. Никитин подтолкнул меня к двери. Пусть оправдывается. Инцест — это вам не шуточки…Я хихикнула и пошла в спальню.
Я воспользовалась моментом. Нет не по работе, просто осматривалась. Интересное жилище. В спальне ни одного стула. Только кровать, книжная полка, шкаф и тумбочка. Ах да ещё телевизор и ноутбук. Я плюхнулась спиной на постель, растянулась прямо на покрывале, сбросила тапочки. Долго смотрела на полку с книгами, пока не заметила ту, которая привлекла внимание. «Эммануэль». Крутяк. Никитин такое читает? Или его бывшая? Или они вместе? Давно когда-то начала читать, да все времени не было закончить. Занятное пособие по теории. Мне нравилось. Лёгкое чтиво с углублением в пространственную философию на тему секса со всеми, кого хочется. Я любила момент где Жан лишал ее девственности. Странно, Эммануэль я всегда себе представляла, а вот ее партнёров нет. Никогда. А ещё я любила кусочек, где она сама себя ласкала пальчиками. Никогда не решалась попробовать. Я любила ментально себя связывать. Запрещать. Не касаться. Зачем? Мне было не интересно при всем моем любопытстве. Нет, не верно. Я любила оттягивать. Ведь всегда можно, верно? Тогда почему не поиграть с самой собой в запреты? Офигительно стимулирует силу воли. Хотеть, изнемогать и не позволять. Больно. Но зато какой кайф. Любимая забава. Не только с собой, но и с другими. Например, с Никитиным. Ведь он тоже себя связывает. Подумала о нем, и стало ещё больнее. Между ног растёкся жар и влага. Гости ушли. Зато Лёша и Олечка бурно выясняли отношения. Эммануэль отдавалась греческому богу прямо в самолёте, а Оленька ругалась с моим спасителем на кухне. Я слышала обрывки фраз.
— Что? И ты привёл ее домой? Да ты с ума сошёл.
— Тихо, не кричи. Поживёт пару недель, помогу ей и съедет. Ей идти некуда, понимаешь? Она хорошая девочка.
— Она стерва малолетняя и использует тебя! Может она воровка, наркоманка.
— Нет, я в людях хорошо разбираюсь, — эта фраза заставила меня тихо засмеяться, — Оля, ей всего шестнадцать. О чем ты? Ради бога.
— Она смотрит на тебя как голодная кошка, — истерические нотки. Дура, Оля. Мужики истеричек не любят. Ты б ему минет сделала прямо на кухне, и он бы сам про меня забыл. Хотя, нет. Ему уже с тобой не интересно. Дело не в минете, а в том, кто его делает.
— Ну и что, что смотрит. Оль, ну какое это имеет значение у нас разница десять лет. Она школьница ещё. Я документы ей достану, учиться отправлю. Она милая девочка.
Я усмехнулась. Вот он сам себе меня продаёт. Уговаривает. Отличный шаг в телемаркетинге, заставить покупателя,
Макар. Россия. 2007 год.
У него, Глеба Николаевича Макарова, паршивая отвратительная работа, но он ее любил. Чувствовал себя эдаким скульптором, который лепил из ненужного материала, шлаков и отбросов идеальные машины для убийства и выполнения самых сложных заданий. Он выискивал их как алмазы в куче дерьма и никогда не ошибался. Все они были у него на крючке. Он знал их как облупленных. Держал на коротком поводке. А они стали его преданными щенками, лизали его руки и ластились. Они от него зависели. В чем-то он их Бог. А ещё они его боялись. Смертельно до синевы на губах и до дрожи в коленках. Макар (проф. кличка) открыл папку и пролистал несколько страниц.
Алла Валерьевна Бензарь. Психиатр.
СТЕНОГРАММА (6 декабря 1997 г):
— Маша, ты помнишь, как звали твою маму?
— Да.
— Машенька, расскажи мне, ты дружишь со своими сверстниками?
— Дружу.
— Вот кого ты больше всех из них любишь?
Тишина…довольно долго.
— Хорошо, Маша, я спрошу по-другому. К кому ты привязана больше всех? По кому тоскуешь?
— По Барсуку.
— Это тот мальчик, с которым ты жила в картонной коробке на чердаке.
— Да.
— А сейчас здесь, по кому скучаешь?
— По Барсуку.
— Хорошо, Маша, я поняла. Прошло мало времени, и ты пока не нашла себе хороших друзей. Давай рассмотрим картинки. Вот на этой что ты видишь?
— Бабочку.
— Отлично. А здесь?
— Мишку.
— Чудесно. А тут кого ты видишь?
— Черепаху.
— Отлично. Машенька, а что такое сигнал СОС?
— Когда корабли тонут.
— Правильно. А какое сейчас время года, Машенька?
— Зима.
Снова тихо. Слышно шуршание.
— Что ты рисуешь?
— Вас, Алла Валерьевна.
Заключение:
Отстаёт в развитии. Необщительна. Скрытная. Уровень интеллекта понижен. Самооценка низкая. На протяжении сеанса рисовала. На рисунке изобразила абстрактные линии.
Алла Валерьевна Бензарь. Психиатр.
СТЕНОГРАММА (9 декабря 1997 г):
— Здравствуй, Маша. Мы не виделись три дня. Как ты провела это время?
— Ништяк провела, Алла Валерьевна.
— Это значит, тебе здесь нравится?
— Это значит, что я адаптировалась. Так это называется по-умному?
— Ты нашла друзей?
— Я никогда и никого не ищу. Все что мне нужно у меня есть. Алла Валерьевна, а у вас есть дети?
Пауза.
— Нет. У нас пока нет детей.
— А хотели бы? Или вы чайлдфри?
— Маша, если бы я была чайлдфри, я бы не могла работать с детьми.
— То есть получается, что детей вы любите верно?
— Верно, Маша. Я люблю детей.
— Я думаю вы врёте, Алла Валерьевна. Если бы вы любили детей, вы бы не выписали Артёму сильнодействующий препарат после которого его перевели в психиатрическую лечебницу.