Одержимый ею
Шрифт:
Инга — моя хлопотушка и хозяюшка — накрывает на стол. Полковник разливает по бокалам коньяк, но моя любимая жена накрывает свою рюмку тонкой ладошкой…
— Мне нельзя, — тихо произносит она и вскидывает на меня невозможные фиалковые глаза, полные сейчас счастья и мудрого света: — У меня тоже есть для тебя подарок, — краснея и смущаясь под взглядами мужчин, говорит моя девочка: — Надеюсь, он тебе понравится…
Но прежде, чем она произносит, я уже догадываюсь,
Потом ставлю на пол, отвожу выбившуюся прядку и говорю:
— Только в этот раз — девочку! Папину принцессу! Назовём её Лилией…
А сам шалею от нереального счастья, представляя маленькую копию Инги.
Прошёл ещё год…
Лилия спит. Я сижу возле её кроватки, слушаю тихое дыхание и не могу оторвать взгляд от прелестного создания. Поверить в то, что этот крохотный эльфёнок — моя дочь, я не могу до сих пор. Разве может что-то столь прекрасное, чистое и совершенное быть связанным со мной, Валерой Пахомом? Оказывается, может.
Доченька, дочурка моя…
Это Димка у нас растёт маменькиным сынком, а Лилия — папина принцесса, обожаемая от нежных шелковистых кудряшек до малюсеньких пальчиков на ступнях.
Иногда я размышляю о будущем моей дочурки. То, что моя Лиличка вырастет нереальной красавицей — не сомневаюсь: она ведь, как и заказывал, копия своей красавицы-матери. А это значит, каждый хмырь и урод будет зариться на мой нежный цветочек. От одной только мысли о том, что какой-то ушлёпок посмеет довести мою дочь до слёз, в груди поднимается волна клокочущей ярости. Пусть только попробует! Стреляю я метко и арсенал регулярно пополняю новинками. Убью любого, если хоть волосок упадёт с её головы…
— Валера, — раздаётся позади ласковый голос жены, — спать пора. Подходит и кладёт мне на плечо свою узенькую ладошку, от которой так приятно пахнет цветами. Я ловлю её, прижимаю к щеке, прикрываю глаза. Рядом с Ингой, с нашими детьми, всегда чувствую себя настолько счастливым, что даже становится страшно. А вдруг это сон? Я проснусь и… Как хорошо, что сон мой длится уже третий год и не думает заканчиваться.
Поднимаюсь, подхожу к кроватке, поправляю одеяльце, осторожно провожу по шелковистым волосёнкам. Они уже приобретают каштановый — мамин — оттенок. Вот ещё и глаза фиалковыми стали — счастью моему и вовсе не было бы предела. Знаю, что такая мутация крайне редкая, но так хочется.
Поворачиваюсь к Инге, подхватываю на руки, она тихо ойкает, улыбается и кладёт мне голову на плечо. А шаловливая ладошка проскальзывает в расстёгнутый ворот моей рубашки.
Дразнишься?! Ну, держись! Дети спят, а до утра ещё много времени… Только предвкушение в любимых глазах явно показывает — проказнице ничуть не страшно…
…Утром мне приходит в голову оригинальный способ разбудить Ингу. Достаю гитару, усаживаюсь на широкий подоконник и начинаю перебирать струны.
Любимая просыпается, но ещё нежится и потягивается в постели. Такая сладкая, юная, сонная. Ей хочется бесконечно петь о любви. Но все слова слишком просты и банальны для выражения моих чувств…
Инге нравится смотреть, как я играю.
Когда я впервые притащил в наш новый дом гитару — ещё до рождения Димки — Инга даже запрыгала и в ладошки захлопала.
— Ты играешь? — спросила она тогда с затаенной надеждой.
Я не ответил, взял гитару за гриф, прижал к себе. Я купил ее пару лет назад и прятал от отца на чердаке, хотя он уже не особо интересовался моим тайным убежищем — был вполне удовлетворен тем, как я справляюсь с его делами. А мне, как раз после некоторых из этих дел, так и хотелось коснуться струн. Пальцы просились снова ощутить гриф, пробежаться по ладам. Перебором или боем — не столь важно, просто хотелось снова извлекать звуки из инструмента…
…помню, я в очередной раз загремел за дело, порученное отцом, а он н торопился меня вытаскивать из-за колючей проволоки. Один из зеков предложил мне научиться играть на гитаре, у нас была одна старенькая на весь отряд. Вертухаи смотрели сквозь пальцы на занятия музыкой, видимо, считая ее необходимостью на пути исправления. Когда мотаешь срок больше года — времени хватает обучиться игре на гитаре. Мне хватило. И вот сейчас — награда за тогдашнее усердие: вспыхнувшие восторгом глаза моей девочки. Ее восторгало вообще все, что не было связано так или иначе с бандитизмом! Любое подтверждение, что Пахом близок к простому народу, делало ее счастливой. Что я пел ей тогда, в первый раз? Кажется, «Одинокую птицу» Бутусова…
А сегодня… я не успеваю подобрать нужную композиции — из соседней комнаты раздаётся плач: дочурка проснулась и требует внимания.
Мы с Ингой срываемся оба, бежим в комнату Лилии…
Инга достаёт дочь из кроватки, поднимает и прижимает к себе, а я любуюсь ими обеими, и точно знаю, какой будет моя следующая картина.
Мадонна с младенцем.
Потому что ничего красивее я в жизни не видел…
Конец