Одержимый (сборник)
Шрифт:
Он снова бросился в гостиную; индиец стоял теперь уже перед закрытой дверью, опираясь о нее спиной, руки его были сложены на груди.
— Я хочу знать наконец, что происходит.
— Убирайтесь, черт бы вас побрал, с дороги!
Джимми оттолкнул хозяина квартиры и бросился к двери. Может быть, он сумеет задержать Дуайта до приезда копов. Сколько времени им понадобится, чтобы приехать?
Но когда он открыл дверь в квартиру Карлы, там не было ни Дуайта, ни Эвери.
— Вот дерьмо, — пробормотал Джимми. Он бросился на кухню, потом в спальню. Их нигде не было.
Он вернулся
Рука, вцепившаяся в его плечо, на мгновение ослабила хватку. Но прежде, чем Джимми успел что-нибудь предпринять, он почувствовал, как холодная сталь коснулась его виска и прижалась к нему.
Револьвер. Ему следовало знать, что у этого типа есть оружие. Что теперь? Ведь против пули не устоишь.
Все в мире умолкло, когда Джимми услышал звук взводимого курка: клик!
— Другой, кому на все наплевать, убил бы тебя на месте, — сказал Дуайт. — Но это несправедливо. Даже не дать тебе возможности поплакать.
Джимми старался сжаться в клубок, чтобы унять дрожь. Уголком глаза он косился на руку Дуайта.
Эвери стоял рядом: глаза его казались огромными, он кусал ногти.
— Мы отправляемся домой, Джимми.
Джимми зажмурился, моля Бога, чтобы поскорее прибыла полиция.
— Думаю, ты ухитрился вызвать копов. — Дуайт вздохнул. — Но если даже мы их встретим, то притворимся, что ничего не знаем.
Джимми плевать хотел на револьвер. Как только он увидит полицейских, он закричит. Он сделает все, чтобы привлечь их внимание.
— Если ты что-нибудь выкинешь, тут же все и кончится. — Дуайт ткнул холодным стальным дулом Джимми в висок. Рука Дуайта крепко обвилась вокруг мальчика, и его ноги заскользили по полу. — Мне нечего терять: я убью всех — тебя, полицейских и этого жирного парня. Какого черта! Я ведь хотел вам помочь... — Дуайт замолчал и оттолкнул от себя Джимми.
Они спускались по лестнице. Но почему никто не встретился им? Ведь этот ублюдский лифт сломан, а по лестнице не шел ни один идиот. И тогда Джимми увидел ее. Карлу. Он заметил тонкую струйку крови, стекавшую вниз по шее. Он повернулся к Моррису.
— Что ты с ней сделал, ублюдок?
Дуайт повернул револьвер рукояткой к Джимми и ударил его по лицу.
— С ней все будет в порядке! Не останавливайся.
Джимми качнулся назад, ничего не почувствовав. Боль придет позже.
Наконец они добрались до первой лестничной площадки и входной двери. Когда они вышли на улицу, в дальнем конце парковочной площадки Джимми увидел мигалку полицейской машины.
— Мы не подойдем к ним близко, так что даже и не думай о них.
В голосе Дуайта появились панические нотки. Но Джимми был слишком угнетен, чтобы заметить это, он тащился дальше по темному переулку. Рядом шел Эвери.
Карла очнулась, но
Карла подняла руку и осторожно дотронулась до затылка. Волосы там свалялись от запекшейся крови — на ощупь они были липкими.
Она так и осталась сидеть, пытаясь дышать глубже. Надо успокоиться и постараться вспомнить, как она здесь оказалась, почему лежала у черного входа, под пожарной лестницей.
И сколько времени она. пролежала на этих ступеньках? Кто проходил мимо нее? Ей казалось, что мозг отказал ей, что он больше не работает.
Кусая нижнюю губу, чтобы побороть боль, Карла заставила себя повернуться: теперь она стояла опираясь на ладони и колени. Серая лестница под ней поплыла и исчезла — только серое и черное, серое и черное изгибалось и корчилось под ней, понятно, что она покатилась по ступеням.
Ловя ртом затхлый воздух, она все-таки ухитрилась наполнить им легкие, и вот ступеньки снова встали на место, и она смогла ползти по ним. Возможно, когда она окажется в своей квартире на седьмом этаже, у нее появится хоть какая-то догадка о том, что с ней случилось. И она сможет принять аспирин. И выпить большой стакан водки. Конечно, только чтобы справиться с болью.
Добравшись до цели, до металлической двери, помеченной большой черной цифрой семь, Карла остановилась, пытаясь мобилизовать все резервы сил. Сначала ей удалось сесть на корточки, потом, придерживаясь за стену, чтобы не упасть, она ухитрилась встать во весь рост. Все закружилось вокруг нее.
— Иисус Христос, — прошептала она, обеими руками цепляясь за стену.
Она молила Бога, чтобы кто-нибудь не вышел из двери и не налетел на нее. Через несколько минут головокружение уменьшилось, и она смогла оторвать от стены правую руку и ухватиться за металлическую ручку двери. Женщина снова глубоко вздохнула, не обращая внимания на боль в затылке, боль, которая от малейшего движения растекалась по всему телу, и рывком открыла дверь. Прежде всего она заметила, что дверь в том месте, где засов, разворочена. Индиец из соседней квартиры о чем-то разговаривал с двумя полицейскими. Они говорили тихо, и Карлу этот разговор не особенно интересовал. Подобное дерьмо всегда было где-то рядом.
Закрыв глаза, Карла прижала дрожащую руку ко лбу. Воспоминание о том, что случилось с ней, возвращалось, входило в ее сознание, выравнивалось, как строй солдат на учениях. Она не была уверена, что хочет вспоминать все до конца, а с этой все нараставшей болью легче было прогнать воспоминания и сосредоточиться на своем состоянии.
Карла вошла в квартиру. Там было темно (последнее, что она помнила, было послеполуденное солнце, зимний солнечный свет). Свет уличного фонаря просачивался сквозь жалюзи на окне гостиной. Карла включила свет, ожидая, что люди, как тараканы, разбегутся в разные стороны, когда свет зальет комнату.