Одержимый ветреной нимфой
Шрифт:
Внезапно он подумал, что жаждет пуститься во все тяжкие, потому что избегает любви и обязательств. Он понимал, что его желание развлечься имеет гораздо более глубокие корни. Он гордился своим чувством ответственности и поэтому не хотел подводить какую-нибудь женщину и походить на своего отца. Рэйми ни разу не потерпел неудачу в своей жизни, и не собирался делать это сейчас.
Подойдя к бейсбольному центру, Рэйми подумал, не развлечься ли ему сегодня. Он может это сделать после того, как оставит Шоу с Тейт. Рэйми покачал головой, думая, что ему не хочется торчать в баре. Несколько месяцев
Ему особенно понравилась кареглазая и страстная блондинка и еще одна женщина-психолог. Он попытался вспомнить, как она выглядит, но у него перед глазами сразу появился образ Лахлин Латимор.
Новая сестра Линца ему не пара. Нельзя даже мечтать о ней. Разочарованный, Рэйми решил поработать, а утром найти себе подружку.
Он открыл дверь в бейсбольный центр и посмотрел вниз, когда Шоу потянул его за пальто.
– Ты меня не слушаешь, дядя Рэйми! Рэйми поморщился. Он не слышал ни слова, сказанного Шоу.
– Извини, приятель. Что случилось?
Шоу засунул руку в карман куртки, и Рэйми увидел чешуйчатый хвост, крошечные ноги и злобную морду Спайка – бородатого дракона Шоу.
– Спайк захочет пиццу, когда мы потренируемся.
Рэйми не был голоден. Хотя, если Лахлин Баллантайн предложит ему поесть пиццу голышом, он съест пару кусочков.
Глава 2
Вернувшись в «Берлогу», которая находилась в одном квартале от Центрального парка, Лахлин вместе с Линцем прошла по коридору к лестнице, ведущей в большую комнату на первом этаже. Маленькая картина на стене слева привлекла ее внимание, и она резко втянула носом воздух. Неужели это Пикассо? Они прошли мимо стола девятнадцатого века, на котором в толстых серебряных рамочках стояли фотографии нынешних членов семьи Баллантайн. Лахлин вздохнула, стараясь успокоиться.
До своего пятнадцатилетия она мечтала о большой семье. Живя с эмоционально замкнутой матерью и старшим братом, который много работал, чтобы принести больше денег в семью, помимо скудного дохода матери, Лахлин почти всегда была одна. Лахлин успокаивала себя, воображая другую жизнь, вырезая фотографии радостных и счастливых семей из журналов и тщательно вставляя их в альбомы. Она вешала фото этих людей на стены своей спальни, называя их своими братьями и сестрами, и мечтала о полуночных вечеринках, закусках, прогулках по пляжу, семейных спорах и воскресных обедах.
Но однажды летней ночью ее иллюзии о счастливой семье рухнули. Лахлин столкнулась с жестокой реальностью и сорвала со стен все фотографии. Зачем продолжать жить в мире мечты? Лахлин была одна и не ожидала, что кто-нибудь прибежит к ней на помощь, чтобы поддержать ее, когда ее мир перевернулся с ног на голову.
Она была молода, но сделала правильный выбор и по-прежнему придерживалась этого решения. Несколько друзей, никаких мужчин и редкие контакты с братом. Но, глядя сейчас на фотографии Баллантайнов, она немного им позавидовала.
– Ты в порядке, Лахлин? – спросил Линц. – Ты побледнела.
Она
Лахлин остановилась и посмотрела на Линца. Она хотела сказать что-нибудь остроумное, но увидела сочувствие в его глазах.
– Я в порядке, – ответила она.
Линц нежно улыбнулся, хотя явно не поверил ей, и Лахлин подумала, до чего он красивый. На самом деле все братья и сестры Баллантайн выглядели как модели с обложек модных журналов. Сексуальные, образованные, талантливые и успешные, они воплощали собой американскую мечту. А вот Лахлин – единственная прямая наследница Коннора Баллантайна – была совсем другой.
– Я понимаю, на тебя многое навалилось, Лахлин, – успокаивающе произнес Линц. – Поэтому сегодня общаться с тобой буду только я, Джегер, Бек и Сэйдж.
Четверо против одного…
Сегодня все решится. Думая об этом, Лахлин вошла в большую комнату, которая соединяла кухню и столовую и была заполнена удобной мебелью, книгами и игрушками.
Джегер и Бек встали и пожали ей руку. Сэйдж одарила Лахлин неуверенной улыбкой, сидя в углу большого дивана, поджав под себя ноги. Она выглядела расстроенной, под ее глазами были темные круги. Сэйдж переживала из-за мужчины, а конкретнее, из-за брата Лахлин, Тайка.
Еще один неловкий момент. Лахлин не могла игнорировать боль Сэйдж, поэтому остановилась рядом с ней, наклонилась и коснулась ее руки кончиками пальцев.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросила Лахлин. – Как ребенок?
Сэйдж кивнула, и Лахлин заметила, что ее взгляд стал злым.
– С ребенком все хорошо, а вот твой брат сводит меня с ума, – сказала Сэйдж, пытаясь быть безжалостной, но выглядя несчастной.
Лахлин хотелось рассказать Сэйдж, что на Тайка влияет его прошлое, поэтому он понятия не имеет, как вести себя в семье.
– Прости, Сэйдж, – пробормотала Лахлин, чувствуя себя обязанной извиниться.
Джегер подождал, пока она сядет, потом вручил ей бокал красного вина и уселся между Сэйдж и Беком на большом диване. Линц присел на оттоманку между Лахлин и Сэйдж и сделал большой глоток пива из бутылки, которую предложил ему Джегер.
– Итак, давайте выясним, почему ты здесь, – сказал Линц.
Лахлин поставила бокал на кофейный столик и сцепила руки в замок. Линц наверняка собирается предложить ей единовременную выплату за анонимность. Они выкупят акции «Баллантайн интернэшнл», которые Тайк скупил для Лахлин, и не станут комментировать в прессе сведения о ее происхождении и связи с их семьей.
Жизнь вернется в привычное русло. Лахлин ждала этого с нетерпением.
– Мы обсуждали тебя, твое появление в нашей жизни и то, что оно означает для нас, – произнес Линц, не сводя взгляда с ее лица. – В прошлом году случились феноменальные перемены. Полгода назад мы все были одиноки. Теперь у нас есть партнеры по жизни.
Джегер сверкнул хитрой улыбкой.
– И скоро появится куча детей. Пайпер, Кади, Сэйдж…
– Дети по любви, – пробормотал Бек и вопросительно поднял бровь, глядя на Линца, который мгновенно покачал головой.