Одержимый волшебством. Черный Трон
Шрифт:
— О, боже! — сказала Энни.
— В чем дело? — воскликнули оба мальчика, поворачивая головы в направлении ее испуганного взгляда.
— T-там, в воде…, — сказала она. — Это труп, да?
Туман расступился. Что-то опутанное водорослями, переплетавшимися с лохмотьями одежды, лежало, наполовину выступая из воды. Тут и там проступали участки вздувшейся, как рыбий живот, белой плоти. Это было похоже на человека. Но сказать наверняка было трудно, — так это было исковеркано и побито, в окружении полос тумана, время от времени заслонявших картину.
Перри встал.
— Может быть, да, а может — и нет, — сказал он.
Тогда Энни заслонила лицо ладонями и стала смотреть сквозь пальцы. Алан взирал с изумлением.
— А хотим ли мы на самом деле знать, что это? — продолжал Перри.
— Может, это просто комок водорослей и всякого прочего хлама, в котором запуталось несколько рыб. Если мы не пойдем туда и не будем смотреть, мы сможем считать это чем угодно. Понимаете, что я имею ввиду? Вы хотите сказать вашим друзьям, что вы видели тело на берегу? Что ж, может это и так.
Снова туман стал между ними, спрятав непонятный предмет.
— Как ты думаешь, что это? — спросил Алан.
— Водоросли и мусор, — ответил Перри.
— Это тело, — сказала Энни.
Алан рассмеялся.
— Нет, вы оба не правы, — заключил он.
— Почему? — вдруг сказала Энни.
— Потому что мир существует не для этого, — сказал Алан.
Алан встал и пошел сквозь туман по направлению к телу.
— Я думаю, что и для этого тоже, — услышал он, как она произнесла у него за спиной.
Туман заклубился, и вновь расступился. В этом, неожиданно образовавшимся просвете Алан увидел бесформенную массу, которая теперь уже почти целиком погрузилась в воду и лишь слегка выступала. Надо было решаться и, как можно, скорее.
Он шагнул вперед, сливаясь с движущейся стеной тумана, в направлении прямо перед собой. Но ему не хотелось терять предмет из вида; Он бросился вперед. Он ожидал, что вот-вот ощутит бурление воды возле щиколоток…
— Алан, — ее голос слышался в отдалении.
— Где ты? — звал Перри тоже, казалось, откуда-то издалека.
— Сейчас, — ответил он. — Я около него.
Казалось, будто они окликнули его опять, но он не мог разобрать слов. Он бросился вперед. Внезапно ему показалось, что он движется вверх. И снова вокруг него возникли темные силуэты. Казалось, земля становится тверже. Над головой раздались крики этих странных птиц.
— Э-текели-ли, — как будто бы кричали они.
Он пустился бежать. Споткнулся.
А потом. Потом. Потом…
Я был на пути к Форту, возвращаясь от Леграна, когда это произошло. Я тогда даже не подозревал, что моя жизнь совершенно переменится. Не то, чтобы моя жизнь до этого была лишена фантазии. Вовсе нет. Но на этот раз ничто в моем восприятии окружающего не помешало мне считать воображаемое реально происходящим.
Когда золотой жук вылетел откуда-то и ударился мне в лицо, я еще не знал, что это было знаком перемен во всей моей жизни и навсегда. Я поискал и увидел его на песке перед собой, замечательный, сверкающий кусочек золота в лучах заходящего, октябрьского солнца. Я знал, что некоторые майские жуки имеют металлическую окраску, золотую или серебряную, и это, должно быть, прекрасно. Но этот… Это был особенный экземпляр, по крайней мере, мне не известный. Когда я встал на колени, чтобы рассмотреть его получше, то был поражен необычными пометками. Внезапно я понял, что черный рисунок на его спине был расположен так, что все остальное представляло собой форму маленького золотого черепа.
Я сорвал лист с ближайшего дерева, положил блестящее насекомое на него, аккуратно завернул и спрятал в карман. Я был уверен, что Леграну будет очень интересна эта находка, когда я приду к нему в следующий раз. Если не как предмет для научного исследования, то, по крайней мере, как повод для самых загадочных предположений.
Я брел вдоль песчаного побережья в подавленном состоянии, несмотря на прекрасный день и интересную находку. Направо от меня уходила вглубь острова девственная, почти непроходимая чаща вечнозеленых мирт, покрывающих большую часть суши. Я слышал, что их называют кладбищенскими цветами, так как они разрастаются и образуют сплошной ковер. Было так странно увидеть наяву то, что столько лет было сном и вдруг понять, что это не что иное, как часть жизни. И потом в минуту душевного подъема, лишиться мечты, еще не успев ее понять. Иметь, иметь, а потом потерять; мечта существует, а реальность ускользает, как-будто бы часть моей собственной жизни впервые высветилась по-новому, а потом отделилась от меня и не вернулась. Что может быть более жестоким, чем отнять заветную мечту в тот момент, когда она вот-вот осуществится. Я поддел ногой камень, услышал где-то вдали над водой раскаты грома. И дело не только в том, что все мои взгляды на жизнь изменились в такое короткое время — я не настолько углублен в свои переживания и склонен к метафизике, чтобы серьезно зависеть от этого — главное, меня не покидало чувство роковой неизбежности и моего бессилия защитить от гибели милый сердцу призрак.
Когда я прошел еще милю, тропинка повернула вглубь острова, сквозь заросли. Эта дорога пересекала остров. Тени почти смыкались, когда я проходил между ними, потому что солнце уже садилось.
Спустя какое-то время, когда я зашел уже порядочно вглубь острова, я остановился. Что-то было не так. Я протер глаза, тряхнул головой, но видение не исчезало.
Они стояли в отдалении возле заводи, образованной приливом, примерно в миле ходьбы, высокие в розовеющих сумерках — пара лесных призраков — там, где, я мог поклясться, раньше ничего не было. Произошло что-то невероятное, совершенно невероятное, и я не мог понять, чтобы это могло быть. Я не был уверен, что под моим пристальным взглядом видение исчезнет, однако вновь направился по западной тропе. Вскоре я уже различал далекие огни Карлстона, светящиеся вдоль гавани, частично уже спрятавшиеся в быстро сгущавшемся тумане. Казалось, что туман приближался с необыкновенной быстротой, и я остановился на какое-то время, чтобы полюбоваться этой картиной.
Мне казалось, что расположение города было немного иным, чем то, которое я наблюдал раньше с этой точки, хотя я не стал бы утверждать это наверняка, так как был очень взволнован и туман надвигался слишком быстро. Именно этот туман помогал мне вновь воскрешать ее в памяти, Энни, ребенка, девочки, леди из мечты; Энни, образ которой я пронес через годы, как некую нескончаемую фантазию, свою воображаемую подругу детства, которая подросла вместе со мной, которая откликалась на мой призыв или звала за собой в царство причудливых видений, на берег моря… Энни, мой милый призрак, моя туманная леди…
Вот и все, не более того. Кем она могла быть для меня — обманчивой игрой воображения, подругой снов, другом или даже больше…?
Энни. Она нереальна. Конечно, нет. Все это время наши встречи были не более материальны, чем этот туман. Да, так я думал. Я думал так до позавчерашнего дня, дня, который разрушил созданный мной мир.
Помню, как я прогуливался по городу после ужина. Потом, как сейчас, легкий туман набежал на море сквозь удлиняющиеся тени. Осенняя сырость сливалась с морской влагой. Темнота перемешивалась с отблесками огней. Терпеливый спаниель поджидал своего хозяина у дверей пивной. Дорожная пыль серебрилась под ногами. Несколько черных птиц, хрипло крича, полетели в направлении моря. От всего этого было как-то не по себе. Внезапно я услышал крик.