Одержимый
Шрифт:
— Забери его сам.
Гилл замирает на мгновение, а затем, тяжело выдохнув, что-то вроде «стерва», вытаскивает одну руку из-под кофты и обхватывает пальцами хвост моих волос. Тянет вниз, а сам подаётся вперёд. Жар влажных губ жалит кожу. Тяжёлое и шумное дыхание кружит голову. Пьянит…
— Ну же, Гилл, — произношу я, как в бреду. — Забери свой долг…
— Я… не остановлюсь… на одном поцелуе, ведьма.
— Тебе придётся, — нахожу я силы не согласиться.
— Что так? — горячо шепчет он. — Бейсбольная форма —
Меня бросает в холод от его слов. Напоминает о том, какого Гилл на самом деле мнения обо мне. Остужает пыл и возвращает на место рассудок.
Я стискиваю зубы и отталкиваю Гилла от себя. Нахожу рычаг открывания дверцы и бросаю, прежде чем вырваться под дождь:
— Пошёл ты!
Слышу, как он, чертыхнувшись, бросается за мной:
— Проклятье, стой!
Холодные капли дождя остужают горящее лицо, дорожками скользят за шиворот, в считаные секунды утяжеляют вес одежды.
Я стремительно направляюсь к остановочному павильону, но на полпути Гилл ловит рукав моей кофты и резко разворачивает к себе лицом. Рычит:
— Что не так, ведьма?
— Меня зовут — Сабрина! — рявкаю я.
— Вернись в машину, Сабрина, — цедит он сквозь зубы.
Струйки дождя скатываются по его рассерженному лицу, цепляются мерцающими в свете луны каплями за красивые губы, которые я ещё секунду назад жаждала ощутить на своих. Футболка липнет к телу, как вторая кожа. Я могу разглядеть каждый чёртов изгиб его мускулистого торса.
Чёрт, ну почему меня так нестерпимо к нему тянет?
Я стискиваю зубы и сжимаю кулаки, а затем шиплю:
— С чего ты взял, что знаешь обо мне хоть что-то? Кто дал тебе право меня судить? Унижать? И оскорблять? Кто ты, Гилл? Чёртов Бог?!
— Не надо, Сабрина, — жёстко усмехается он. — Не строй из себя святую. Ты ни чёрта не святая!
— А кто вообще святой? Может быть, ты, Гилл? — тоже усмехаюсь я. — Очнись, этот мир давно погряз в грехах! Тщеславие — ни о чём тебе не говорит?
— Считаешь меня тщеславным? — взлетают брови. Он усмехается в сторону и вновь смотрит на меня: — Тогда какое название у твоей слабости, Сабрина?
Я вспыхиваю, но сдерживаю клокочущую в груди злость. Делаю глубокий вздох и выдыхаю:
— Убирайся. Садись в свою крутую тачку и упивайся собственным величием. У тебя это хорошо получается.
— Да, и мне нужны зрители.
С этими словами этот кретин резко склоняется и закидывает меня на своё плечо. Мир переворачивается. Я дергаюсь, но безуспешно — у парня стальная хватка. Он стремительно идёт к машине, затем открывает дверцу и бросает меня на сидение, как мешок картошки. Я пытаюсь отпихнуть от себя его руки, пытаюсь извернуться, но он пригвождает меня к месту одной рукой, а второй защёлкивает ремень безопасности. Рычит, не обращая внимания на мои проклятья:
— Ещё скажи, что умеешь варить ведьмовские отвары от простуды.
Оторопев, я перестаю сопротивляться:
— Что-что?
— Или у тебя особый ведьмовский иммунитет? — бросает он и захлопывает дверцу.
Не могу поверить… Этот эгоист, что, переживает о том, что я могу простудиться? С ума сойти.
— Ладно, — бросаю я, когда он занимает соседнее сидение. — Буду премного благодарна, если ты подбросишь меня до дома.
Щёлкает блокировка, заводится двигатель, машина сдаёт назад, а Гилл равнодушно замечает:
— Ко мне ближе.
Мои брови ползут вверх, внезапное волнение только подливает масла в огонь моей злости. Я смотрю прямо перед собой, скрещиваю руки на груди и говорю сквозь зубы:
— Ты сильно ошибаешься, если думаешь, что я сделаю хотя бы шаг в твой дом.
— То есть теперь ты испугалась? — усмехается он. — Не переживай. Примешь горячий душ, высушим твою одежду, я накормлю тебя и отвезу домой.
— С чего вдруг такое благородство? — зябко ёжусь я, представив ощущение сухой и тёплой одежды.
— Ты тоже знаешь обо мне далеко не всё, — глухо отвечает он.
Я поджимаю губы, потому что мне нечего на это ответить, и отворачиваюсь к окну.
Больше мы не произносим ни слова, и лишь мягкое шуршание шин по асфальту, проносящийся смазанным пятном пейзаж снаружи да косые струйки дождя по стеклу разбавляют наше тяжёлое молчание.
Но вскоре дождь остаётся позади. Мы врываемся в район с высотками, а дождя как будто и не было. Я оборачиваюсь за спину и вижу редкое явление: отдаляющуюся стену из дождя. Улыбаюсь. И, разворачиваясь обратно, ловлю на себе изучающий взгляд серых глаз. Гилл тут же смотрит на дорогу и глухо, скорее самому себе, замечает:
— Начинаю понимать этих кретинов. Проклятые ямочки…
Он снова о Хейге и Фрейзере? Неужели… Неужели я действительно нравлюсь Дереку в том самом плане?..
Плохо, если так. Очень-очень плохо.
Гилл въезжает в подземный гараж одной из высоток и паркуется в месте, где написано белой краской слово «Пентхаус».
Я хмыкаю — ну ещё бы.
Гилл смотрит на меня некоторое время, я не шевелюсь, и тогда он насмешливо спрашивает:
— Мне снова закинуть тебя себе на плечо, ведьма?
— Ты живёшь один?
Не знаю, зачем мне эта информация, но мне интересно узнать об этом кретино-красавчике больше.
Его губы растягивает лукавая улыбка.
— Совершенно, — кивает он и выходит из машины.
Я наблюдаю за тем, как он направляется к лифту, который находится прямо перед элитным парковочным местом, как его большой палец жмёт на кнопку вызова, как металлические, сверкающие чистотой и дороговизной двери разъезжаются в стороны, как Гилл заходит внутрь и его высокая и стройная фигура отражается в зеркалах.