Одержизнь
Шрифт:
– Да чёрт с тобой, не разговаривай. Только дверь больше на ходу не открывай.
Остаток пути до Ядра Жиль спит, натянув на голову безразмерный свитер, а Канселье думает о своём. О том, что сын всё больше времени проводит со своей девушкой, а дочь всё кашляет и кашляет с самой зимы.
Ворота КПП открываются, охранник отдаёт честь, пропуская помятый электромобиль начальника полиции на территорию Ядра.
– Хоть за автомат подержись для приличия, раз документы не проверяешь, – шутит Канселье, опустив оконное стекло, и медленно ведёт
Разбуженный мальчишка на заднем сиденье зевает, трёт глаза, озирается по сторонам. Провожает сонным взглядом особняк Каро на вершине холма у поворота к реке, по-детски вытягивает шею, пытаясь заглянуть через перила, когда машина въезжает на мост.
– Красивые цветы, – кивает в сторону роскошного сада Канселье. – Кто там живёт? Кажется, семья месье Сержери?
– Угу, – откликается Жиль. – Вероника брала луковицы тюльпанов у старенькой мадам Кристель. Вон тех, полосатых, с пушистыми краями.
Грядки с затейливо посаженными тюльпанами превращают садик перед домом в роскошный яркий ковёр. Голубые мускари напоминают маленькую реку, в которую глядит апрельское небо. Заметив, что Жиль засмотрелся на цветы, Канселье сбрасывает скорость.
– Не надо, – негромко говорит его пассажир. – Выглядит так, будто…
Он не договаривает, замолкает. Канселье пожимает плечами, и электромобиль сворачивает в сторону Оси. На подъезде к главному зданию города бушует цветущая форзиция, и дорога утопает в золотых облаках. Золото сменяет нежный розовый – сакура. Прищурившись, Канселье смотрит на высокие деревья, припоминая, сколько же лет самой старой сакуре – вон той, высоченной, стоящей отдельно.
– Теперь весь мир будет таким, да?
– Ну… с годами, думаю, да.
– Я выходил за пределы города, – говорит Жиль, всё так же глядя в сторону. – Несколько раз. И видел только травы. Высокие травы, можно заблудиться.
– Деревья тоже есть, – уверенно произносит Канселье. – Только маленькие ещё. Я недавно видел саженцы, они сейчас очень быстро растут. Быстрее обычных деревьев, которые сажают в парке. А в Третьем круге трава выросла даже на крышах. Видел?
Жиль сдержанно кивает. Канселье в очередной раз выворачивает руль, машина съезжает с главной улицы и метров через сто останавливается напротив увитой плющом ограды. Жиль подхватывает с сиденья связанную сестрой сумку-торбу и, толкнув дверцу плечом, быстро выскакивает на тротуар.
– Боится он меня, что ли? – бурчит под нос Канселье, выключает двигатель и следует за подопечным.
Подросток лихо перемахивает через полутораметровый забор, отпирает ворота, пачкая пальцы ржавчиной.
– Да я бы через калитку зашёл, – усмехается начальник полиции.
– Так ключа нет.
– А ты отмычкой.
В ответ Бойер бросает на него такой суровый взгляд, что Канселье чувствует себя неловко. Желание шутить с пацаном тут же пропадает, и мужчина молча следует за Жилем к виднеющемуся в глубине одетого юной листвой сада двухэтажному дому с огромными окнами от
– Здрасте, месье Артюс! – звонко кричит с балкона семилетняя дочка Вероники – Амелия.
– Веснушка, зови маму, – распоряжается Жиль. – Месье Канселье к ней.
Вероника уже встречает их у дверей, одетая в мужские брюки, перемазанные землёй, и голубую рубаху навыпуск. Светлые, как у брата, волосы подколоты шпильками в высокую причёску, руки теребят тряпку.
– Здравствуйте, месье Артюс. Прошу прощения: занималась садом, не успела привести себя в порядок. Проходите, пожалуйста. Ой, забыла: Амелия у нас сегодня невидимка. Мы с Ганной её заколдовали, – говорит она и заговорщицки подмигивает.
– Веро, месье Канселье хотел с тобой пообщаться. А я пойду велосипед в дом занесу, – не давая никому вставить слова, выпаливает Жиль и быстро выскальзывает за дверь, вопрошая на ходу: – И где же эта веснушка? Обещала мне помочь со звонком на велике, а теперь её нигде не видно…
Мимо взрослых пулей проносится рыжеволосая малявка в шерстяном платье и носках. Дверь хлопает снова, и Вероника разводит руками:
– Ну… раз уж дочка сегодня невидимка, я не видела, как она ушла. Чашечку чая, месье Артюс?
– Да, мадам. Не откажусь.
Хмурое лицо Канселье озаряет улыбка, и он следует за Вероникой в гостиную. Эта маленькая беззащитно-хрупкая женщина с некоторых пор вызывает у него исключительно восхищение. Дело не в её юности и красоте, вовсе нет. По долгу службы Артюс Канселье прикоснулся к личной жизни четы Каро, и то, что открылось ему, заставило по-иному относиться к Веронике и Бастиану. Настолько, что подписанную бумагу о разводе он не решился доверить посыльному, привёз мадам лично.
За чаем Вероника говорит о чём угодно, только не о своей семье. О цветах, что сажает в палисаднике. О детях начальника полиции. О полученной работе и о маленьких школьниках Второго круга, которых обучает чтению и письму. О запасных частях от электромобиля покойной матери, которые, возможно, подойдут месье Канселье для его машины. О снеге, что выпал неделю назад и лежал почти сутки…
– Мадам Бойер, – мягко прерывает её рассказ Канселье. – Я хотел бы поговорить о вашем брате.
Вероника умолкает, сжимает губы в строгую линию – совсем как Жиль. Смотрит серьёзно и прямо.
– Вы о том, что он не хочет наследовать место отца? – спрашивает она, бесшумно касаясь ложечкой чаинок на дне чашки.
– Да, мадам. Его упрямство и нежелание учиться заставляют меня опасаться за будущее Совета.
– Месье Артюс, боюсь, всё куда хуже. Он и дома не всегда ночует. Единственный способ оставить его рядом – говорить, что мне без него одиноко. Иногда страшно. И ради меня он живёт в Ядре, хотя считает, что здесь ему не место. И я не знаю, что может заставить его следовать предназначению.