Одесский телефон
Шрифт:
– (Смущен.) Ну, это уж… Даже страшно как-то… Последние годы как-то было не до этого. Да и отвыкли. Из развлечений – пруд, овраг, рассвет-закат, ураган.
– Понимаю. А сейчас, я думаю, можно и кое-что подбросить.
– Тут уж на ваше усмотрение. Если это сложно, то население приспособилось. Смотрит вдаль и на огонь – и достаточно.
– Да нет. Многого не обещаю. Парочку развлечений к празднику.
– Спасибо.
– Значит, ждем.
– Если можно, еще встречу к Новому году?
– До свидания.
С
Поздравляю всех, кто дожил до 199… года… Никто не ожидал. Они сами не ожидали. Чтоб так долго. В таких разнообразных условиях: от нехватки свободы до нехватки еды. От тюрьмы до сумы всего за шесть лет, и все-таки дожили. И смотрим по сторонам. И ходим по улицам. Дожили. Доковыляли. Всех друзей проводили. Завтрак сократили. Обед разделили с беженцами. Ужин отдали врагам. В будущее смотрим тускло, себя там не видим. Главное – день сегодняшний. Начальство совсем оторвалось и парит в шумной пустоте, распадаясь и сливаясь, принимая то форму облака, то шара, то форму пирамиды. Мы за ним наблюдаем как бы из гроба, с некоторым прощальным любопытством.
Тепло проводили взглядом страны бывшей народной демократии, хочется их погладить по голове, но сил нет. Хочется сказать: «С Новым годом, как вас там теперь…», но – только старый паровозный свист из большой груди СССР.
Поздравляют тех, кто дожил, но особенно горячо тех, кто не дожил. Просто со слезами на глазах. Молодцы! Самый правильный вариант. Можно было бы сказать: «Напрасно поторопились… могли бы попробовать», – но нет! Это от зависти! Как ни тяжело, приходится признаться: ваш вариант лучше!
Поздравляю вас всех! Привет нашим, которые гикнулись еще раньше. Передайте, что все еще тяжело. Передайте тем, кто рассчитывал, что детям будет легче, – НЕТ… Пока нет…
Насчет надежд. Пока тоже нет. Года через три может появиться надежда на улучшение. Лет через пять. Года через три на лет через пять. Так что тем, кто не дожил: «Ребята, вы не промахнулись! Так держать!»
Для тех, кто дожил, мои поздравления гораздо скромнее. Если чего достали к Новому году, не торопитесь. Сытость наступает быстрее, когда откусываешь маленькими кусочками. На штаны можно нашить старые кожаные заплаты и носить очень осторожно. Когда садишься – спускаешь, чтобы не износились. Чтоб не изнашивались ботинки, ступню ставьте плоско, не шаркайте. Не мешает вспомнить древнее искусство плетения лаптей, кстати, и красиво, и удобно. Шапку лучше не носить. Капот на веревках. Пропускайте через спину и завязывайте между ногами. В помещении не отвязывайте, чтоб не сорвали.
В лифт с незнакомыми мужчинами не садитесь, даже если вы – мужчина. Только с женщинами. Которым садиться с мужчинами не рекомендуется. Не из-за опасности изнасилования – с пропаданием продуктов исчезнет этот вид преступлений. Из-за отъема сумок привязывайте их к рукам.
Свечами надо запастись уже. Они и светят, и греют, и на них можно жарить рубленые солдатские пояса. Тело хорошо обматывать старыми газетами и мягкими журналами. Тепло от тела тогда уходит медленно. Одновременно вынимаешь и читаешь, если нет сил встать.
Ходить быстрее уже не надо. Блокадники научат, как лучше располагаться против ветра и где в квартире теплее, когда холодно.
Конвертируемости рубля, рынка и изобилия ждать лучше лежа, укрывшись, вдали от окна, грея руки на кружке с кипятком.
Когда окончательно решат дать землю, нас окончательно не будет. Но ничего.
Новые годы теперь идут быстро. Скоро мы присоединимся ко всем, кто бился за лучшее будущее от древних веков до наших дней.
Так что с Новым, возможно, годом! С Новым, возможно, счастьем! Возможно, Ваш.
Рискуют все!
Обожаю наших собратьев по прессе.
Все время приставать к собственному народу и говорить ему: «Вот еще одна реформа, и ты восстанешь».
Потратив столько сил и слов на подготовку бунта, грех его не провести.
Осталось назначить число и для начала повесить афиши.
Свобода, конечно, дороже жизни, но и жизнь чего-то стоит.
Жаль будет, если не удастся воспользоваться свободой из-за нехватки жизни.
А укорачиванием жизни занимаются все.
Дикторы каждый день заботливо спрашивают: «Ну как? Не пора ли?»
Что у нас дальше будет, не знают они.
Как и мы.
Как и руководимое ими правительство.
Никто не знает, что с нами будет.
Это и есть самое интересное.
На этом и можно поймать наслаждение и импровизацию истинного авантюриста.
Рискуем, господа!
Рискуют все!
Ваши карты, господа министры.
Ваши карты, господа иностранцы.
Рискуют все.
По науке в этой стране упорно не выходит, только по наитию.
Ну что ж, значит, опять ничего не получилось!
Значит, больной опять умер.
Приглашаем следующую команду.
Рискуют все.
Жаждой эксперимента и импровизации заразилось все население. Даешь повальную приватизацию.
– А когда же будет восстание? – заботливо спрашивают у народа дикторы ЦТ.
– Сейчас, погоди, – говорит народ, – пока тут еще интересно.
– Так что, восстания вообще, что ли, не будет?
– Да будет, будет. Погоди ты.
– И вы что, будете теперь за богатых? – неожиданно спрашивает радио «Свобода» из Мюнхена.
– Не будем, не будем. Дай им только появиться.
– А вон они, вон они, – показывает радио.
– Мало их пока еще. Дай им разрастись.
– Так ежели они разрастутся, кто ж их бить будет? – снова спрашивает радио.
А народ уже заразился импровизацией.
– На меня давай, на меня. И либерализм, и приватизацию, и трепанацию, и цивилизацию, и интеллигенцию. На меня давай, на меня.
Рискуют все!
Все, кого уважали, кого любили, стали начальниками.
Кричать: «Что они, мерзавцы, делают!» – стыдно. «Что мы, мерзавцы, делаем!» – неточно.