Один день из жизни Хрюши
Шрифт:
А вслух Хрюша сказал, - какие, однако, вычурные, помпезно-претенциозные названия у всех этих весьма сомнительных заведений! Сдерут втридорога, а подадут какие-нибудь заплесневевшие заморские вустрицы, будем потом засорением желудка маяться, - и Хрюша осторожно вытащил пустое копыто обратно из кармашка.
– А вот завтра, вернее, в следующей книге, друзья, я клятвенно обещаю, - и Хрюша торжественно поднял пустое копыто кверху, - угостить Вас своим фирменным блюдом - "Макароны по-скотски".
– А мы хотим сегодня, а мы хотим сейчас, - загалдели звери, - ты, Хрюша, хоть рецепт расскажи, если это конечно
– У меня от Вас секретов нет, - убеждённо сказал Хрюша, - рецепт моего фирменного блюда прост, как всё гениальное. Берёте кастрюлю побольше, и, налив в неё воды, ставите на огонь. Когда вода закипит, бросаете в неё побольше макарон и щепотку соли.
– А дальше, дальше что?
– закричали звери, нетерпеливо подпрыгивая.
– Когда макаронные изделия сварятся до полной готовности, - не торопясь продолжал Хрюша, - осторожно снимаете кастрюлю с огня, и, слив воду, бросаете в макароны здоровенный кусок Рамы.
– Ну и, ну и...
– допытывались звери, сглатывая слюнки.
– Ну и опустив рыло в кастрюлю, жрёте макароны, обливаясь слезами экстаза!
– победоносно закончил Хрюша, и, охваченный внезапным порывом великодушия, полез копытом в широкий кармашек шортов, где у него лежала оловянная мелочь. Ловко выудив из кармана полное копыто монеток, Хрюша уверенно потрусил к павильончику с вывеской "Фаст Фуд" в сопровождении обрадованных анималов. Под вывеской висела объява, на которой красным фламастером были крупно написаны слова, видимо служившие девизом заведения - "Приполз, покушал, ускакал". Войдя под свод павильончика Хрюша подошел к прилавку и купил у красномордой продавщицы свежеиспечённую горячую собаку. Аккуратно разорвав горячую собаку на три примерно равные части, Хрюша протянул одну треть Зайчику Т., вторую треть Ёжику Г., а третью треть поклал в рот, и звери неспеша пошли по прошпекту, тщательно пережёвывая пищу.
Время, тем временем, тоже шло, как и положено идти времени, не очень быстро, но и не очень медленно, и, обгоняя зверей время, проводив в прошлое жаркий день, встречало прохладный вечер и поторапливало приближающуюся ночь. Солнечный желток сел на край земли и уколовшись об острые верхушки лиловеющего леса, растёкся по горизонту золотистой полоской. Болотная жизнь потихоньку затихала, готовясь ко сну, народу на улицах становилось всё меньше и меньше, и густеющий воздух постепенно заполняла вечерняя тишина. Чуть слышно стрекотали кузнечики, в канаве у обочины негромко переквакивались лягухи, да ещё откуда-то неподалёку, из района Концертного зала, доносилось сухое потрескивание пистолетных выстрелов и хлопки газовых гранат - это местные секьюрити отгоняли приезжих папарацци.
Поглощённые приёмом пищи звери не заметили, как дошли до конца прошпекта и оказались перед недавно построенным, но уже довольно обшарпанным зданием ночного клуба, возведённого на пожертвования голодающим от Международного Красного Креста. Из-за зашторенных окон доносилась мелодичная попса, слышался звон бокалов и весёлое повизгивание разнополых анималов. На массивных дубовых дверях заведения висела медная доска с отчеканенными металлическими буквами "Калифорнийские холмы", а рядом, чуть сбоку, на свежепокрашенной в ядовитый розовый цвет стене белым мелом коряво, нетвёрдой детской рукой было написано Катькины сиськи.
– Как это право трогательно!
– неожиданно всхлипнул Зайчик Т., - в наш жестокий век посттоталитарного практицизма, насквозь пропитанный духом беспринципного стяжательства и духовной разобщённости анималов, вот так наивно, непосредственно, с чистой детской душой, открыто и откровенно сказать, Катькины, Катькины...
– Сиськи, - всхлипывая, подсказал ему ёжик.
И зайчик радостно зарыдал, потрясённый бесконечным многообразием открывающейся перед ним жизни. Ёжик Г. деликатно отвернулся в сторонку, и украдкой смахнул с носа набежавшую слезу. Слеза ёжика блеснула золотой каплей в последнем луче заката и, упав вниз, потерялась в густой траве.
– Да будет Вам, будет, - успокаивал расчувствовавшихся друзей Хрюша. Будет Вам в следующей книжке и Катькины холмы и Калифорнийские сиськи. А сейчас уже слишком поздно, вернее нам ещё слишком рано, - сказал Хрюша, и поразился диалектической глубине собственной мысли.
– Пора друзья потихоньку закругляться, надо заканчивать главу и расходиться по домам, пока совсем не стемнело.
– А почему мы не можем разойтись по домам в следующей главе? поинтересовались звери, вытирая носовыми платками просветлевшие лица.
– Потому что следующая глава будет последняя, заключительная, - объяснил Хрюша, и, бережно обняв уставших друзей за плечи, ободряюще добавил, - говорят наша жизнь прогнёт кого угодно, и мы уже не те... Но это только кажется... Надо чаще встречаться...
И звери, обнявшись, пошли назад, обсуждая какой интересный день они провели сегодня, и какой ещё более интересный день они проведут завтра.
За дружеской беседой несколько минут пролетели незаметно, обратный путь оказался совсем недолог, и вскоре анималы вышли к заброшенному гумну, темнеющему в зарослях непролазной ольхи. Ёжик Г. сердечно попрощался с друзьями и, договорившись обязательно встретиться на следующий день, ёжик на прощание шутейно подколол зайчика и поспешил домой, скрывшись по едва заметной тропинке в густой листве.
Хрюша проводил Зайчика до соседней поляны и Зайчик Т., пожелав Хрюше спокойной ночи, чмокнул его на прощание, по-дружески, в область пятачка, и полез спать под кочку, в свою земляную нору. Простившись с друзьями, Хрюша устало потрусил домой и, обойдя знакомые кочки, без особого труда отыскал свой дуб, резко выделяющийся чёрным, исполинским силуэтом на фоне темнеющего неба. Ловко забравшись по пупыристой коре вверх до первой развилки, Хрюша немного повозился с ключами и, открыв дверь, ввалился в дупло.
Включив свет, Хрюша захлопнул входную дверь и, облегчённо вздохнув, присел на табурет. Накопленная за день усталость тёплой волной заливала Хрюшу, и, принося телу ленивую тяжесть, приятной пустотой отзывалась в голове. Хрюша собрался из последних сил и, встав с табурета, вынул из шкафчика пластмассовую лейку. Наполнив лейку отстоявшейся водой из трёхлитровой банки, стоявшей за холодильником, Хрюша на подгибающихся копытах подошёл к окну и обильно полил сникший фикус. Поставив лейку на место, Хрюша дополз до кровати и упал в неё, широко раскинув копыта. В его закрывающихся глазах мелькали, словно кадры в кино, бурные события прошедшего дня.