Шрифт:
Костя Наумочкин вернулся с горки весь в снегу от макушки до пяток.
– Наконец-то!
– сказала дверь.
– Два часа уже жду! Весь глазок проглядела! А устряпался-то, как снеговик!
– Не скрипи!
– Костя вошел в квартиру, громыхнув санками о косяк.
– Поосторожнее! Ремонт только что сделали!
Дверь, закрываясь, укоризненно хлопнула его пониже спины.
Костя бросил санки у порога и прошлепал на кухню.
– На место поставь!
– грустно пропели санки ему вслед.
–
– отмахнулся Костя.
– Чего есть поесть?
– спросил он у холодильника.
– Ничего нет-по-нет для тех, кто руки не мыл!
– Холодильник был большой и от этого строгий.
– Подумаешь!
– Костя включил чайник.
– А воду наливать будем?
– ехидно осведомился тот.
Костя, со вздохом, понес его к раковине.
– Только не из-под крана!
– заверещал чайник.
– У меня вся спираль в накипи!
Но кран уже пустил воду, и чайник захлебнулся.
– Фильтруй отстой, чайник!
– прорычал кран.
– От горшка два вершка, а туда же - недоволен!
Костя закрыл воду.
– Лихо завернул!
– сдавленно пожаловался кран.
– Прокладки-то не резиновые!
Костя поставил чайник на стол и предъявил холодильнику мокрые руки.
– Вот!
– С мылом, горячей водой!
– отрезал холодильник.
Пришлось вернуться к крану.
– Горячей водой!
– недовольно булькал тот.
– Горячая вода - она денег стоит! А руки-то можно было и в ванной помыть!
– До чего у нас все-таки ворчливая сантехника!
– не выдержала кофемолка.
– Воды мальчику пожалел! А сам по ночам капает!
– Не мели, чего попало!
– махнула на нее дверцей микроволновка.
– Что за балаболка?!
– А ты, жирная, вообще молчи!
– взвыла кофемолка, заводясь.
Костя выдернул ее из розетки и вернулся к холодильнику.
– Ну, открывайся, давай! Я есть хочу!
– Может быть, ты, все-таки, снимешь пальто?
– Сразу нельзя было сказать?!
Костя бросил пальто на стул. Тающие ледышки застучали по полу.
– А наследил-то, наследил!
– простонал линолеум.
– Обсохнешь!
– огрызнулся Костя, и линолеум обсох.
– И ботинки!
– не унимался холодильник.
– Дождешься ты у меня!
– пригрозил Костя.
– Разморожу!
– А я маме расскажу!
– холодно заявил холодильник, но все-таки открыл дверь. Разморозки он не любил.
– Давно бы так!
Костя взял с полки пачку смерзшихся котлет и отломил одну.
– Прощайте, товарищи!
– горестно вздохнула котлета.
– Не поминайте лихом!
– Все там будем...
– утешил ее кусок колбасы, зябко кутаясь в полиэтилен.
– Свежесть, свежесть, вкус победы...
– печально затянули продукты рекламный джингл, которым всегда провожали друг друга в последний путь.
– Ужин, завтраки,
– басом провонял сыр.
Костя захлопнул дверцу.
Наскоро прикончив котлету и взвод печенюшек с чаем, он прошел в свою комнату и плюхнулся на всхрапнувший пружинами диван. Ботинки, все-таки, пришлось снять. Они достали его, жалуясь простуженными голосами на сырость. Костя щелкнул пультом от телевизора. Телевизор молчал.
– Ну, чего не показываешь? Тапком кинуть?
– При чем тут я?!
– возмутился телевизор.
– В пульте батарейки сели!
– Давно просил,- прошептал пульт.
– Вытащи из плеера...
– Я щас кому-то вытащу!
– прошепелявил наушниками плеер.
– Шелезяка обшарпанная!
– Ну, хватит!
– Костя подошел к телевизору, ткнул пальцем кнопку и снова повалился на диван.
– А-а!!! Кто здесь?!
– спросонок испугался диван.
– Ты, Костик? Лежи, лежи, только на валик не дави, а то кошмары снятся...
Он сонно забормотал давно надоевшую детскую сказку: "...Что ж ты мне врал, что тебе семь лет?
– спросил Карлсон.
– Весишь-то ты на все восемь..."
– Заткнись, а?
– попросил его Костя, и диван сейчас же захрапел.
Телевизор молчал по-прежнему.
– Я жду!
– Костя нашарил под диваном тапок.
– Чтоб я так жил, как они пьют мою кровь, - прогундел телевизор, но, заметив тапок, изобразил на экране приветливую заставку, - ...так называется цикл литературных передач, посвященных творчеству известного советского писателя Исаака Бабеля!
– бодро затараторил он.
– Ведущий - Эдуард Радзинский!
– Здравствуйте!
– пискнул Радзинский.
– Одесса двадцатых годов напоминает мне Петербург времен Николая Павловича...
– Э, э! Ты чего?!
– встревожился Костя.
– А что? Не так?
– смутился Радзинский.
– Мне лично - напоминает.
– Какой Николай Павлович?! Павла Буре давай!
– Известнейшая петербургская часовая мастерская Павла Буре,- с готовностью затянул Радзинский, - находилась как раз на пересечении Екатерининского канала и Невского проспекта...
– Нет, я все-таки кину тапком, - пообещал Костя.
– Мне сегодня хоккей покажут или нет?!
– В хоккей я не умею, - совсем застеснялся Радзинский.
– Не умеешь - чего в телевизор лезешь? Пошел вон!
– И он пошел!!!
– рявкнул хоккейный комментатор под вопли стадиона.
На экране замелькали хоккеисты в красно-белой и сине-зеленой форме. Один другого сейчас же огрел клюшкой по спине.
– Обошел одного защитника, второго, - продолжал комментатор.
– Передача на пятачок, опасный момент. Гол!!!
– Кому гол?!
– процедил, зверея, Костя.
– Ты что, не знаешь, что я за коней болею?!