Один год жизни
Шрифт:
И всё же, мамина страсть к яркому совершенно не отражалось на её выходном гардеробе – она всегда предпочитала сдержанные тона, особенно почитала кремовый и терракотовый цвета. Именно от мамы я узнала о том, что у одного цвета есть множества оттенков, которые делятся на тёплые и холодные гаммы. Помню, мой детский мозг не сразу смог понять, что камелопардовый, охра и терракотовый – это оттенки одного лишь коричневого цвета. Лет до пяти я всё называла синим, красным или желтым, но позже именно от матери я узнала все прелести индиго, джеральдина и шафрана. И сейчас, именно благодаря расширенному диапазону цветового спектра в своем обыденном сознании, я наверняка могла утверждать, что поле справа от меня было цвета грязного
Съежившись от очередного порыва ветра, я подняла воротник своего идеально-приталенного, грифельного пальто из букле, после чего продолжила своё движение в сторону дома под номером десять.
И всё же я пришла на пять минут раньше назначенного времени. На мой короткий звонок дверь открыл уже знакомый мне Джонатан, после чего, натренированным движением опытного швейцара, он ловко помог мне снять своё пальто. Джонатану было около шестидесяти пяти лет, но он умудрялся так прямо держать свою осанку, что на фоне его я начинала чувствовать себя Квазимодо и инстинктивно выпрямлялась в струнку.
Я надела сменную обувь, которую меня заранее предупредили взять с собой, после чего отправилась вслед за Джонатаном (в субботу мне пришлось сходить за новыми тапочками, чтобы в этом доме никто не увидел моих протертых, общажных чешек, которые я купила два года назад лишь потому, что на них была пятидесятипроцентная скидка).
Мы прошли квадратную прихожую, украшением которой была деревянная лестница, ведущая наверх, после чего завернули в крыло правой части дома и прошли по достаточно широкому коридору мимо просторной гостиной. Миновав широкий коридор с тройкой закрытых дверей в стене слева, Джонатан открыл дубовую, обрамленную искусной резьбой дверь, возникшую перед нами в самом конце коридора. Оказавшись по другую сторону двери, мы перенеслись во внутренний дворик без крыши, с четырех сторон окруженном деревянными стенами поместья и примыкающими к ним дорожками из полированных темных досок, находящихся под наклонной, деревянной крышей.
Место, в котором я вдруг оказалась, словно соединяло два совершенно контрастных, раздельных друг от друга мира, и делало это всего лишь внутренним двориком под открытым небом, и примыкающими к нему крытыми дорожками из дерева. Этими мирами были элитный, двухэтажный особняк миллионера и уютный, одноэтажный, загородный домик хозяйственного семьянина.
Дворик был достаточно просторным и одновременно небольшим. На первый взгляд он был пуст, но это была лишь иллюзия. Всю его территорию занимал неестественно зеленый, я бы даже сказала малахитовый, газон. В четырех его углах стояли небольшие, но увесистые, закругленные вазы из фарфора цвета слоновой кости, весь вес которых удерживали их фигурные ножки с причудливой резьбой. Наверняка они служили клумбами, потому как были заполнены черноземом, создававшим иллюзию пустого пространства, отчего можно было подумать, что эти вазоны попросту полые. Деревянные перила трех из четырех дорожек, отсоединяющие лакированные тропинки от дворика (сторона, соединяющая два дома крытой тропинкой, на которой я сейчас стояла, не была оснащена перилами), были увиты тонкими, ровно остриженными, голыми ветвями плюща, наверняка не успевшего до сих пор распуститься лишь из-за недостатка солнечных дней этой весной. На мгновение я представила, как должно быть чудесно здесь в теплую пору года, когда вазы наполняются лазурными, пунцовыми и аметистовыми цветами, начинает зеленеть плющ и воздух наполняется невообразимыми ароматами тихого счастья.
Внутренний двор оказался для меня чем-то неожиданным, невообразимым, местом из параллельной, сказочной вселенной, в которой всё еще живут самые настоящие самураи в льняных кимоно. Наверное поэтому я не сразу
Мы оказались в небольшом, темном коридоре, выводящем в уютную, незахламленную гостиную и я сразу же отметила, что хозяин поместья является большим любителем красного дерева. Даже представить сложно, сколько он вложил в отделку обоих домов.
– Мистер Мартин сегодня предпочел заниматься в своей спальне, так что Вам придется подождать его в гостиной, – с отчетливостью, присущей только дикторам и швейцарам, произнес Джонатан.
– А чем он занимается?
– Сегодня у него уроки математики, литературы, истории и французского. По обыкновению он занимается с девяти утра до часа дня.
Наверное “наследника” не хотели отдавать в школу для “обычных” детей и так как его отец вынужден, по неизвестным мне причинам, на некоторое время застрять в нашем стареньком городишке, мальчику наняли целый штаб из прислуги. Только сейчас я задумалась о том, что если Роланду Олдриджу двадцать шесть лет, а Мартину девять, это значит, что этот парень “состряпал” мальчишку еще в семнадцатилетии? И кто, в таком случае, мать ребенка? Я была более чем уверена в том, что ей точно не является собеседовавшая нас блондинка. Её максимум при Олдридже – это должность любовницы.
Убедившись в том, что мне больше ничего не нужно, Джонатан удалился в главный дом к хозяину поместья, оставив меня посреди гостиной. Нельзя было не отметить две изюминки этой комнаты – горящий камин и панорамные окна на всю противоположную от входа стену. По идее они должны были показывать великолепный пейзаж в виде шикарного палисадника, начинающегося сразу после небольшой каменной террасы, но холодная весна не давала ни малейшей надежды увидеть в ближайшее время хоть чуточку ярких красок.
Я знала, что за дверью слева молодой Олдридж сейчас занимается науками, поэтому решила пока ознакомиться с оставшейся частью дома. Рассмотрев узорчатый ковер цвета сгущенного молока, я отправилась направо по коридору и оказалась на просторной кухне, отделанной исключительно светлыми тонами. Долго не задержавшись на изучении кухонного гарнитура, я снова вернулась в гостиную, параллельно заглянув за закрытые двери в коридоре – миниатюрная спальня для гостей, ванная комната и отдельный туалет.
Чуть отодвинув кресло-качалку от стены так, чтобы оно всякий раз не билось о дорогую обшивку, я удобно устроилась напротив камина и до часа дня размышляла о том, зачем же Олдридж нанял меня на время, когда мальчик занимается обучением. Ведь до часа дня он поглощен образовательным процессом.
Глава 7.
В итоге, к часу дня, медленно покачиваясь в кресле и подперев правой рукой подбородок, я задремала. Всё это время из комнаты моего подопечного никто не выходил, поэтому я вздрогнула, когда дверь спальни внезапно распахнулась. Резко встав со своего места, я быстро заморгала, чтобы не дать своим отяжелевшим векам опуститься вновь.
В гостиную вошел парень со светло-каштановыми волосами, лет около двадцати восьми, в вязанном синем свитере и темных джинсах. Заметив меня, он доброжелательно улыбнулся и подошел ближе.
– Вы, должно быть, новая няня? – Пожимая своей теплой и сильной рукой мою холодную и немощную, поинтересовался он. – Меня зовут Рик Белл. Я учитель Мартина.
Рик был выше меня минимум на три дюйма. У него были голубые и словно печальные глаза, он обладал хорошо сложенным телосложением, но слегка осунувшимися плечами, словно он носил на них когда-то очень тяжелый груз. Рик походил на человека, много видевшего и многое прочувствовашего, но всё еще не до конца разобравшегося с собственной жизнью.