Один неверный шаг
Шрифт:
– Ерунда. Мне теперь прятаться не от кого.
– А девчонка?
– Что девчонка? Найду я ее, не переживай.
– Ага, – кивнул он. – Ты не оставила номер своего мобильного, а то бы предупредил.
– Да никуда она не денется. Говорю, не переживай. – Я поразмышляла немного, открыла холодильник, достала бутылку водки. Виссарион сам пил редко, но водку на случай всегда держал. – Выпьешь? – предложила я.
– Мыслящее существо не замутняет свой разум.
– Жизнь – иллюзия, если я просто сплю, какая, на хрен, разница, в трезвом уме или не очень.
– Водка не поможет, –
– Знаю. Возьму с собой, если не возражаешь.
– А если возражаю?
– Все равно возьму. Мне надо идти, а ты завтра врачу покажись. Наше тело всего лишь одежда, но твоя тебе еще пригодится.
Бормоча сквозь зубы ругательства, я покинула квартиру и тут же набрала номер Дена.
– Девчонка сбежала, – сказала коротко, когда он ответил.
– Я должен в это поверить?
– Я-то поверила.
– Хочешь, помогу ее найти?
– Обойдусь.
– Смотри как заговорила. Может, послать Макса, чтоб он тебя сюда привез?
– А наше соглашение?
– Ладно, бегай на здоровье. Только имей в виду, долго ждать я не намерен.
– Долго и не придется, – хмыкнула я, убирая телефон.
Я вернулась в квартиру. Искать сейчас Лику дело зряшное, придется ждать до утра. Надеюсь, за это время она натворить ничего не успеет.
Позднее выяснилось, что на сей счет я заблуждалась, но в тот момент мне были безразличны и Лика, и ее папаша, почти все на свете. Хотелось одного: встать под горячую воду и смыть с себя недавний страх и унижение. В квартире я сразу прошла в ванную, включила душ и замерла, упершись руками в стену. Забыть. Вычеркнуть из памяти.
Я растерлась полотенцем и отправилась в кухню. Открыла бутылку водки. Алкоголь никогда на меня не действовал, то есть тело отказывало, а вот разум был чист и ясен. Но иногда водка помогала уснуть. Исходя дрожью от отвращения, я выпила почти целую чашку, закашлялась, потом сделала еще два глотка. Надо бы поучиться медитировать на коврике, смотреть, как жизнь скользит мимо, и не суетиться по пустякам. А во сне все пустяк. Даже то, что тебя с наслаждением втаптывают в грязь.
Когда немного отпустило, я перебралась в постель и накрылась с головой одеялом.
Проснувшись утром, я с удивлением поняла, что уже одиннадцать. Вчерашние кувыркания в постели с Деном отдавались болью во всем теле и пустотой в душе. В такое утро лучшее, что можешь для себя сделать – открыть окно и прыгнуть головой вниз. Желательно, чтобы окно было повыше. На свое я взглянула с интересом.
– Выпьем кофе и пойдем искать девчонку, – громко сказала я, саму себя подбадривая.
Только я включила чайник, как раздался звонок мобильного. Несмотря на свое недавнее желание послать весь мир и его обитателей к черту, я резво припустилась в прихожую, где была моя сумка, достала телефон и замерла. Звонил Долгих.
– Юля? – Голос Вадима Георгиевича звучал сурово. – Должен заметить, что вы нарушаете наши договоренности.
«Всем я должна и все нарушаю», – зло подумала я и спросила:
– Что вы имеете в виду?
– Сегодня утром у Рахманова похитили сына. Если это то самое дело, которое привело вас сюда…
– Что? – заорала я, так и не дав ему закончить.
– Судя
Пошли гудки, а я сползла на пол. Стены отплясывали какой-то дикий танец и не желали возвращаться на место. Я тряхнула головой и попробовала подняться. Удалось. А потом пришла ярость, та, с которой невозможно справиться. Я лупила кулаком по стене, пока кулак не заныл от боли, а мир вокруг не начал приобретать привычные очертания. Злость не прошла, но теперь она была направлена на конкретного человека.
Я быстро оделась и пулей вылетела из дома. Через минуту пришлось вернуться за ключами от машины. Это немного привело меня в чувство. К дьяволу эмоции, ясная голова нужна мне как никогда.
Я завела машину и заставила себя покинуть двор без излишней спешки.
– Не психуй, в твоей жизни случалось кое-что и похуже, – бормотала я себе под нос. – Врешь. Ничего хуже этого и вообразить невозможно.
В ту минуту Ден и все, что с ним связано, казалось ерундой, не стоившей внимания. Верно говорят, все познается в сравнении. И то, что час назад воспринималось ударом под дых, сейчас уже «семечки». Ник в таких случая любил повторять: «Думал, что оказался на самом дне, но тут снизу постучали».
Я подъехала к дому Рахманова в состоянии, которое можно было бы назвать спокойным, если не видеть руки, предательски дрожавшие, вышла из машины и уверенной походкой направилась к калитке. Нажала кнопку переговорного устройства.
– Чего вы хотите? – услышала я женский голос, его обладательница произносила слова с таким трудом, точно незамедлительно собиралась скончаться.
– Мне нужен Олег Николаевич, – ответила я.
– Он не принимает.
– Меня примет.
Минутная тишина, затем раздался щелчок, и калитка открылась. Пока я шла к крыльцу по выложенной мрамором дорожке, в дверях дома показалась грузная фигура домработницы Рахманова. Надо полагать, узнала она меня не сразу, подслеповато щурилась красными от слез глазами, и только когда я поднялась по ступенькам, заголосила:
– Так это ты, паскуда? Куда ты дела моего Коленьку, гадюка проклятая? Да я тебя собственными руками придушу…
Я втолкнула ее в дом и поспешила закрыть дверь, чтобы не привлекать внимания соседей. Впрочем, за двухметровым забором ничего особенно не разглядишь. Придя в себя от неожиданности, тетка вновь пошла в атаку.
– Уймись, дура, – рявкнула я.
На наши крики появился Рахманов.
– Что происходит? – спросил встревоженно, тоже поначалу не сообразив, кто перед ним.
– Юлька, подлюга, сучка паршивая, – верещала тетка. В расчете на подмогу, она опять бросилась ко мне.
– Скажи ей, чтобы угомонилась, не то изувечу.
Голос он узнал, дернулся, как от удара, но заговорил спокойно:
– Надежда Степановна, прошу вас, идите к себе.
– Коленька, мальчик мой, – запричитала она, размазывая слезы, но ослушаться хозяина не посмела.
Взглянув на меня исподлобья, Рахманов направился в кабинет, я шла следом. Очень хотелось двинуть ему по башке чем-нибудь тяжелым, а потом молотить руками и ногами, пока его физиономия не превратится в кровавый фарш.