Одиннадцатая заповедь
Шрифт:
Фицджералду потребовалось двадцать минут, чтобы удалить малейшие следы недельной небритости и с помощью нескольких порций шампуня, постояв под душем, вернуть своим волосам их первоначальный песочный цвет. Затем он насухо вытерся гостиничным полотенцем и вернулся в спальню, где надел чистые брюки. Он подошел к комоду, выдвинул третий ящик и пошарил рукой, пока не обнаружил коричневый бумажный сверток, прикрепленный клейкой лентой к ящику над ним. Хотя он не жил в этом номере уже несколько дней, он был уверен, что никто не обнаружил его тайник.
Фицджералд разорвал сверток и проверил его
Он спустился на первый этаж, уверенный, что никто не обратит особого внимания на пятидесятилетнего мужчину в синей хлопчатобумажной рубашке, галстуке в полоску, спортивном пиджаке и серых фланелевых брюках. Он вышел из лифта и прошел через холл, не сделав попытки выписаться из отеля. Когда он прибыл восемью днями ранее, он авансом заплатил за все время своего пребывания в номере. Он ничего не брал из мини-бара, ни разу не заказывал ничего в номер, ни разу никуда не звонил по телефону и не смотрел платных фильмов. Так что к его счету не должно было быть никаких доплат.
Он подождал несколько минут, пока к подъезду не подкатил аэропортовый автобус. Фицджералд посмотрел на часы. До отлета осталось сорок три минуты. Он вовсе не беспокоился, что пропустит рейс № 63 самолета компании «Аутоперу» до Лимы. Он был уверен, что в этот день ничто не будет действовать по расписанию.
Выйдя из автобуса у здания аэропорта, он медленно пошел к регистрационной стойке, где ему сообщили, что полет в Лиму откладывается на час с лишним, чему он вовсе не удивился. Несколько полицейских в переполненном зале ожидания подозрительно разглядывали всех пассажиров, и хотя его несколько раз остановили, задавая всякие вопросы, а чемодан дважды обыскали, ему в конце концов разрешили пройти к выходу № 47.
Когда он увидел, что охранники аэропорта уволакивают куда-то двух парней с рюкзаками, он замедлил шаг и подумал о том, сколько небритых белых мужчин проведут ночь на допросах в полицейских участках из-за того, что он сегодня совершил.
Когда Фицджералд встал в очередь к паспортному контролю, он про себя начал повторять свое новое имя — его третье имя за сегодняшний день. Пограничник в синей форме, сидевший в маленькой будке, развернул его новозеландский паспорт и тщательно рассмотрел фотографию, неоспоримо сходную со стоявшим перед ним элегантным мужчиной. Пограничник вернул ему паспорт и разрешил Алистеру Дугласу, инженеру-строителю из Крайстчерча, пройти в зал ожидания для улетающих пассажиров. Через некоторое время наконец вызвали пассажиров на рейс в Лиму. Стюардесса провела мистера Дугласа в салон первого класса.
— Не хотите ли бокал шампанского, сэр? — спросила она.
Фицджералд отрицательно покачал головой.
— Нет, спасибо. Достаточно будет стакана минеральной воды, — ответил он, пробуя свой новозеландский акцент. Застегнув ремень, он откинулся в кресле и сделал вид, что читает журнал авиакомпании, пока самолет медленно продвигался ко взлетной полосе. Перед ними была целая очередь самолетов, готовых ко взлету, так что Фицджералд успел выбрать и свое меню, и фильм, который он собирался посмотреть, задолго до того, как самолет начал разгоняться. Когда колеса самолета оторвались от земли, Фицджералд впервые за сегодняшний день расслабился.
Когда самолет достиг крейсерской высоты, Фицджералд отложил журнал, закрыл глаза и начал думать о том, что ему нужно будет сделать, когда он прилетит в Кейптаун.
— Говорит капитан, — раздался угрюмый голос из громкоговорителя. — Я должен сделать объявление, которое, возможно, очень огорчит некоторых из вас.
Фицджералд выпрямился в кресле. Единственная случайность, которую он не предвидел, — это было незапланированное возвращение в Боготу.
Капитан на мгновение помедлил.
— Друзья мои! — заявил он мрачно. — Колумбию поразило ужасное несчастье. — Он помолчал. — Наша национальная команда проиграла команде Бразилии со счетом один-два.
В салоне раздался общий тяжелый стон, как будто пассажиры скорее хотели бы, чтобы самолет врезался в гору. Фицджералд улыбнулся.
Рядом с ним возникла стюардесса.
— Сейчас, когда мы уже в воздухе, может быть, вы что-нибудь выпьете, мистер Дуглас? — спросила она.
— Спасибо, — ответил Фицджералд. — Пожалуй, я возьму бокал шампанского.
Глава четвертая
Когда Том Лоуренс вошел в заполненный людьми зал, все журналисты встали.
— Президент Соединенных Штатов Америки! — объявил пресс-секретарь — на случай, если в зале был гость из космоса.
Лоуренс взошел на трибуну и положил на пюпитр синюю папку Энди Ллойда. Он своим обычным жестом дал журналистам понять, что они могут сесть.
— Я рад объявить, — непринужденно начал президент, — что отправляю в Конгресс законопроект, который я обещал американскому народу во время предвыборной кампании.
Мало кто из главных корреспондентов Белого дома, сидевших перед президентом, хоть что-то у себя записал, потому что они знали, что любая новость, достойная публикации, скорее всего возникнет в ходе вопросов и ответов, а не во время заранее подготовленного вступительного заявления президента. Во всяком случае, это заявление будет им передано в письменном виде прежде, чем они уйдут с пресс-конференции.
Это, однако, не помешало президенту напомнить им, что принятие законопроекта о сокращении вооружений позволит ему увеличить ассигнования на здравоохранение и социальное обеспечение, так что у престарелых американцев, когда они выйдут на пенсию, повысится уровень жизни.
— Этот законопроект одобрят все разумные американцы, которым небезразлично, как живут их сограждане, и я горжусь тем, что как президент я представил этот законопроект на утверждение Конгресса, — сказал Лоуренс, взглянув на журналистов, довольный тем, что по крайней мере его вступительное слово прошло гладко.
Как только президент открыл синюю папку и взглянул на список вопросов, которые ему предположительно могут задать, со всех сторон раздались крики: «Господин президент!» Лоуренс оторвал взгляд от папки и улыбнулся знакомому лицу в первом ряду.