Одиночество Калли и Кайдена
Шрифт:
Дом выглядит пустым, поэтому я быстро поднимаюсь по лестнице в свою комнату и бросаю одежду в сумку. Накинув лямку на плечо, я сбегаю вниз по ступенькам, чувствуя опьяняющий дух свободы. Вот уже видна входная дверь. Но тут из-под лестницы появляется отец. Он встает внизу, скрестив на груди руки, и загораживает мне дорогу:
– Удивляюсь, это ты из-за девчонки вел себя так глупо или отупел за время учебы в колледже? Хотя ты никогда не отличался особым умом.
– Слушай, прости, но я больше не собираюсь здесь
Встаю на предпоследнюю ступеньку. Отец сдвигается, чтобы не дать мне пройти.
– Но у тебя тренировка, ты должен наверстать упущенное.
– Ничего я не должен, – отвечаю я, а у самого ладони покрываются потом. Никогда еще я до такого не доходил. – Мне хватает тренировок в колледже. – Я спускаюсь еще ниже и оказываюсь лицом к лицу с отцом. – Я ухожу.
– Ты сейчас затащишь свою грязную задницу в эту чертову развалюху, и мы поедем на поле тренироваться. – Он хватает меня за руку, сжимает так сильно, что кожа горит. – И больше никаких возражений.
Я думаю о Калли, как она сидит дома и ждет меня, волнуется. За меня никто никогда не переживал. Выдергиваю руку из захвата и толкаю отца в грудь, трясясь от страха, как трехлетний ребенок. Пользуясь открывшейся возможностью, соскакиваю со ступенек, но отец ловит равновесие и бросается ко мне с кулаками и безудержной яростью в глазах.
– Ты, гребаный кусок дерьма! – вопит он и бьет меня по лицу.
Я пригибаю голову, и его рука проламывает стекло во входной двери. Летят осколки, кулак – весь в порезах. Но папашу это не останавливает, он наносит удар другой рукой мне в челюсть. Хруст костей, звон в ушах.
– Черт!
Хватаюсь за щеку. Больно. Но я привык к боли, поэтому стряхиваю ее с себя. Впервые в жизни я замахиваюсь на отца. Он уворачивается, моя рука – хрясть – врезается в деревянные перила.
Секунда, отец обхватывает меня руками за пояс, и мы оба валимся на пол. Осколки сквозь рубашку вонзаются мне в спину, а я пинаю папашу в живот. Он отлетает в сторону и ударяется головой о стену. Я вскидываю руки и поднимаюсь.
– С меня хватит, – говорю я и, пока он не встал, выбегаю за дверь.
Люк ждет в машине с включенным мотором. Я оглядываюсь лишь после того, как залезаю в кабину и запираю дверцу. У Люка глаза лезут на лоб, когда он замечает торчащие у меня из спины осколки, дыры на рубашке и раздувшуюся щеку.
– Что за черт? – говорит Люк. – Он что, опять за свое?
Я качаю головой. На крыльцо выходит отец. Он смотрит на нашу машину.
– Поехали. Отвези меня к Калли. Не хочу здесь оставаться.
Люк задом выезжает на дорогу. Я прижимаю к груди ушибленную руку и смотрю на отца, пока тот не скрывается из виду.
Калли
Не могу сидеть спокойно. Шлю Кайдену эсэмэску за эсэмэской, но он не отвечает. Мама прочитала мне длинную речь о том, как она беспокоилась, что меня нет всю ночь. Я дала ей высказаться, думая про себя, как бы она забеспокоилась, если бы я открыла ей свой секрет.
Когда она закончила, я пошла в свою комнату над гаражом и стала ждать. Чувствую себя какой-то липкой после прошлой ночи, как будто алкоголь выходит из меня сквозь поры, поэтому иду в душ. Завернувшись в полотенце, расчесываю пальцами волосы и выхожу в спальню, чтобы одеться.
На кровати спиной ко мне, ссутулившись, сидит Кайден. Я отпрыгиваю назад.
– Ой! – Я прикрываю ладонью рот и прячусь за дверь, смущаясь, что на мне только полотенце.
Кайден оборачивается и смотрит на меня, я забываю о смущении. Одна щека у него раздута и покраснела, рубашка на спине разрезана, пальцы покрыты запекшейся кровью.
– Что случилось? – Подвязав покрепче полотенце, я бросаюсь к нему.
– Теперь это не важно. – Он качает головой, скользя взглядом по моему едва прикрытому телу. – Все кончено.
– Что?
– Я попытался врезать ему, а потом ударил ногами. – Кайден протягивает ко мне трясущуюся руку.
– Отца? – спрашиваю я. – А он… Ты в порядке?
– Теперь да.
Кайден берет меня за бедра, закрывает глаза, дышит сквозь сжатые зубы, потом сажает меня к себе на колени. Я открываю рот, чтобы запротестовать, когда полотенце распахивается и грубая ткань джинсов касается моей кожи, но Кайден кладет голову мне на плечо. Его сотрясает дрожь. Я сжимаю челюсти, закрываю глаза и глажу его по волосам, едва сдерживая слезы.
Я сижу неподвижно, боюсь шевельнуться, а он судорожно пытается вдохнуть. Кажется, проходит целая вечность, но вот Кайден поднимает голову, глаза его красны.
– Прости меня, – говорит он, вздыхает и трет глаз основанием ладони. – Меня на минуту накрыло.
– Я все понимаю, – говорю я ему и целую в лоб.
– Я раньше никогда не отвечал ему. – Он тянется к моей щеке и проводит пальцами по родинке на виске. – Это было страшно.
Кайден гораздо храбрее меня: сумел восстать против того, что угнетало его с самого детства. Я ему завидую.
– Принести тебе льда? – Я легонько хлопаю его по распухшей щеке, он вздрагивает. – Бинты? Обезболивающее? У моей мамы в аптечном шкафу всего этого тонны.
– Зачем? – Кайден удивленно изгибает бровь.
Я пожимаю плечами:
– Однажды я спросила ее, и она сказала, что все это осталось после несчастного случая, когда она состояла в группе поддержки в старшей школе.
– Это ведь, наверное, случилось лет двадцать назад? – Кайден сдвигает брови и прикрывает опухший глаз.
– Она сумасшедшая, – говорю я и встаю с его коленей. – Может быть, потому она постоянно счастлива.