Одиночество простых чисел
Шрифт:
— Да, в самом деле люблю, — поправилась она.
Ей почему-то стало страшно.
В первом классе эта «сволочная четверка» схватила Алессандру Мирано, ту, которая потом провалилась на экзаменах и пошла учиться на косметичку, и затащила ее в мальчишескую раздевалку. Девочку заперли там, и перед ней разделись двое ребят. Аличе слышала в коридоре, как они подкалывали ее и как до упаду хохотали палачи.
— Конечно. Я и не сомневалась. А сейчас хочешь конфетку? — спросила Виола.
Аличе задумалась.
«Отвечу „да“, кто знает,
Она молчала, как дурочка.
— Ну что же ты? Не такой уж трудный вопрос, — рассмеялась Виола и достала из кармана горсть фруктовой карамели.
— Эй вы там, какие хотите? — спросила она девочек.
К Виоле подошла Джулия Миранди и заглянула ей в руку. Сама Виола продолжала пристально смотреть на Аличе, и под ее взглядом та почувствовала, как ее всю корежит, словно газетный лист, пылающий в камине.
— Тут апельсиновые, малиновые, черничные, клубничные и персиковые, — сказала Джулия и мельком — так, чтобы не заметила Виола, — взглянула на Аличе. В ее взгляде читался испуг.
— Мне малиновую, — сказала Федерика.
— А мне персиковую, — попросила Джада.
Джулия кинула им конфеты и развернула свою, апельсиновую. Положив ее в рот, она отступила, как бы предоставляя сцену Виоле.
— Остались черничная и клубничная. Ну так что, хочешь или нет?
«Может, просто даст конфету, и все, — подумала Аличе. — Хочет, наверное, только посмотреть, съем ли. В конце концов, это всего лишь карамелька…»
— Клубничную, — тихо произнесла она.
— Надо же, я тоже люблю клубничную, — ответила Виола с притворным огорчением. — Но я охотно отдам ее тебе.
Она развернула карамельку и уронила обертку. Аличе потянулась — хотела было поднять.
— Подожди минутку, — остановила Виола, — не спеши.
Она наклонилась и, держа липкую конфету двумя пальцами, потерла ею грязный пол раздевалки. Потом, как мелком, прочертила линию вдоль стены до угла, где скопилось много мусора, пыли и волос.
Джада и Федерика захохотали.
Джулия нервно покусывала губу.
Все остальные девочки, почувствовав, что дело принимает скверный оборот, поспешили покинуть раздевалку.
Виола подошла к умывальнику, где после занятий гимнастикой девочки мыли лицо и подмышки, и собрала конфетой серую слизь со стенок раковины.
— Вот, — сказало она, сунув конфету Аличе под нос. — Клубничная, какую хотела.
При этом она не смеялась. У нее было серьезное и решительное лицо человека, который совершает что-то неприятное, но необходимое.
Аличе покачала головой, как бы говоря «нет», и еще сильнее вжалась в стену.
— То есть как? Ты расхотела? — удивилась Виола.
— Нет уж, — вмешалась Федерика, — просила, вот и ешь теперь.
Аличе сглотнула слюну.
— А если не съем? — отважилась она спросить.
— Не съешь, будут последствия, — загадочно ответила Виола.
— Какие последствия?
— Последствия тебе знать не дано. Никогда не узнаешь.
«Отведут к мальчишкам, — подумала Аличе. — Или разденут, отнимут одежду и не отдадут…»
Еле заметно дрожа всем телом, она протянула руку.
Виола уронила грязную конфету ей на ладонь.
Аличе медленно поднесла конфету ко рту.
Девочки притихли, гадая, станет она есть или нет.
Виола оставалась невозмутимой.
Аличе положила липкую карамель на язык и ощутила языком налипшие на нее волосы. На зубах что-то скрипнуло.
«Нужно сдержать рвоту, — подумала она. — Сдержать рвоту!»
Подавив выплеснувшийся изнутри кислый желудочный сок, она проглотила карамель…
Почувствовала, как та камнем спускается по пищеводу…
Неоновая лампа на потолке слегка гудела…
Со спортплощадки доносился гомон — голоса мальчишек, возгласы, смех…
В раздевалке воздуха всегда не хватает — окна здесь, в полуподвале, небольшие, и потому так трудно дышать…
Виола серьезно посмотрела на Аличе и кивнула, как бы говоря: ну вот теперь можно разойтись. Она повернулась и первая вышла из раздевалки, не удостоив взглядом притихших подруг.
6
Было нечто важное, что следовало знать о Денисе. По правде говоря, он и сам думал, что на самом деле только это и нужно знать, и потому никогда никому ничего не говорил. Его секрет носил ужасное название, которое трепыхалось, словно нейлоновое полотнище, над всеми его мыслями, стесняя дыхание. Прочно засев в голове, оно давило на сознание, как проклятие, с которым рано или поздно придется считаться.
Ему исполнилось десять лет, когда преподаватель музыки провел его руку по всей гамме до мажор, положив на нее свою горячую ладонь, — и у Дениса перехватило дыхание. Он слегка наклонился вперед, стараясь прикрыть неожиданно поднявшийся в брюках пенис. Всю свою жизнь потом он будет вспоминать об этой минуте, как о мгновении настоящей любви, на ощупь выискивая в каждом тайнике своего существа цепкий жар того прикосновения.
Всякий раз, когда подобные картины захватывали его настолько, что шея и руки покрывались потом, он запирался в туалете и отчаянно мастурбировал, сидя на унитазе. Наслаждение, кругами исходившее от пениса, длилось всего мгновение. Чувство вины, напротив, обрушивалось на него, словно ушат грязной воды. Оно проникало под кожу, оседало где-то внутри, и тогда все в нем начинало медленно гнить — так протечки постепенно подтачивают стены старых домов.
На уроке биологии, в лаборатории, находившейся в полуподвале, Денис смотрел, как Маттиа режет кусок мяса, собираясь отделить белые прожилки от красных. Ему хотелось ласково коснуться его рук. Хотелось понять, не растает ли, подобно сливочному маслу, захватившее все его существо желание от одного только прикосновения к товарищу, в которого влюблен.