Одиночество простых чисел
Шрифт:
Она побывала в городской библиотеке. Пришлось записаться, потому что раньше не было нужды заглядывать туда. В библиотеке она просмотрела газеты, писавшие об исчезновении Микелы. Она с трудом читала эти заметки — казалось, весь этот ужас разворачивается у нее на глазах. К тому же ее стали обуревать сомнения. Впервые ее уверенность поколебалась, когда она увидела фотографию Микелы на первой полосе. Девочка на снимке выглядела растерянной и смотрела не в объектив, а выше, наверное, на лоб фотографа. Она или не она? Воспоминание о девушке в больнице вытеснилось слишком точным, хотя
Аличе задумалась: а может, случившееся было всего лишь ошибкой, галлюцинацией, длившейся слишком долго? Она прикрыла снимок рукой и продолжала читать, решительно отгоняя прочь ненужные мысли.
Тело Микелы так и не нашли. Ни одежды, никаких других следов тоже не оказалось. Девочка исчезла, будто бы ее и не было. Многие месяцы полиция разрабатывала версию похищения, а потом все закончилось ничем. Никого не допрашивали. Последнее сообщение о деле Микелы Балоссино промелькнуло, набранное мельчайшим шрифтом, где-то на внутренних страницах газеты, и все.
Когда раздался звонок в дверь, Аличе вытирала волосы. Дверь она открыла рассеянно, даже не спросив, кто там, с полотенцем на голове, босиком. И первое, что увидел Маттиа, — ее босые ноги: второй палец чуть длиннее большого, словно выдвигался вперед, а четвертый слегка подвернут внутрь. Хорошо знакомые ему детали, врезавшиеся в память лучше всяких слов и разных ситуаций.
— Чао, — произнес он, поднимая на нее глаза.
Аличе отступила и поглубже запахнула халат, словно испугавшись, что сердце сейчас выпрыгнет из груди. Потом она уставилась на Маттиа, пока не поняла наконец, что это действительно он. Тогда она обняла его, прильнув всем своим невесомым телом. Он тоже обнял ее правой рукой, но легко, не прикасаясь пальцами, осторожно.
— Сейчас приду, подожди меня, — торопливо проговорила она и закрыла дверь, оставив его на улице. Ей понадобилось всего несколько минут, чтобы одеться, привести себя в порядок и утереть глаза, пока он не заметил.
Маттиа присел на ступеньку, спиной к двери. Оглядывая небольшой сад, он отметил почти полную симметрию низкого кустарника, тянувшегося по обе стороны аллеи, — волнистая линия его приходилась точно на середину синусоиды. Щелкнул замок, и он обернулся. На мгновение ему показалось, что время повернулось вспять: он опять ожидает Аличе у ее дома, она выходит нарядная, улыбающаяся, и они идут по улице, еще не решив, куда именно.
Аличе наклонилась и поцеловала его в щеку. Чтобы сесть рядом, ей пришлось подержаться за его плечо из-за не сгибающейся ноги. Он подвинулся. Прислониться было не к чему, поэтому они сидели, слегка подавшись вперед.
— Ты так быстро приехал, — удивилась Аличе.
— Я получил твое письмо вчера утром.
— Выходит, это не так уж и далеко отсюда.
Маттиа опустил голову. Аличе взяла его правую руку и раскрыла ладонь. Он не возражал, потому что перед ней ему нечего было стыдиться.
На ладони она увидела новые темные линии, выделявшиеся на густом переплетении застаревших шрамов. Самым свежим оказался круглый шрам, похожий на ожог. Аличе обвела его кончиком пальца, и Маттиа ощутил это прикосновение через все слои загрубевшей кожи. Он не мешал ей спокойно рассматривать руку, потому что шрамы могли рассказать ей много больше, чем слова.
— Мне показалось, случилось что-то важное, — сказал он.
— Так и есть.
Маттиа взглянул на нее, как бы ожидая пояснения.
— Не сейчас, — сказала Аличе. — Давай уйдем отсюда.
Маттиа поднялся и протянул ей руку, желая помочь, как делал всегда. Они шли по улице. Трудно было говорить и думать одновременно, словно эти действия исключали друг друга.
— Здесь, — сказала Аличе и отключила сигнализацию темно-зеленого джипа «универсал»; Маттиа подумал, что машина слишком велика для нее.
— Поведешь? — улыбнулась Аличе.
— Я не умею.
— Ты шутишь?
Маттиа пожал плечами. Они посмотрели друг на друга, стоя по разные стороны машины, между ними оказалась блестевшая на солнце крыша.
— Там я обхожусь без машины.
Аличе задумчиво постучала по щеке ключом.
— Тогда я точно знаю, куда нам нужно ехать, — сказала она с тем же лукавством, с каким еще в юности сообщала о своих забавах.
Они сели в джип. На торпеде не было ничего, кроме лежавших рядом двух компакт-дисков: «Картинки с выставки» Мусоргского и сонаты Шуберта.
— Любишь классическую музыку? — спросил Маттиа.
Аличе мельком взглянула на диски и поморщилась:
— Нет, что ты. Это его. Я под них засыпаю, только и всего.
Маттиа пристегнул ремень безопасности. Ремень оказался неудобным, потому что был отрегулирован под низкий рост — наверное, для Аличе, когда она сидела на этом месте, а машину вел ее муж. Вместе они слушали классическую музыку. Маттиа попытался представить эту картину, но потом отвлекся на стикер, приклеенный к зеркалу:
«Objects in the mirror are closer than they appear» [16] .
— Это Фабио для тебя оставил предупреждение? — спросил он.
Вопрос прозвучал глупо, но ему хотелось поскорее развязать этот узел, избавиться от незримого присутствия мужа Аличе, который, казалось, молча изучал их с заднего сиденья. Маттиа понимал, что иначе разговор не состоится, а если и состоится, то будет кружить вокруг да около главного.
16
Объекты, отраженные в зеркале, ближе, чем кажутся (англ.)
Аличе нехотя кивнула, словно это стоило ей труда. Она не знала, с чего начать. Если рассказать Маттиа все по порядку — про ребенка, про ночную ссору, про рис, который до сих пор лежал по углам в кухне, он может подумать, что она позвала его только из-за этого, и никогда не поверит в историю про Микелу. Или решит, что она, переживая кризис в отношениях с мужем, пытается восстановить прежние связи, дабы не чувствовать себя такой одинокой. Последняя мысль насторожила ее: а может, все именно так и обстоит?