Одиночка. Честь и кровь
Шрифт:
– Вы можете сколь угодно не любить оружие, но будучи мужчиной, должны уметь им правильно пользоваться, – справившись с собой, спокойно поведал парень. – Иногда бывают моменты, когда без него решительно невозможно. Например, когда требуется постоять за собственную честь. Или вы считаете, что дуэль – это варварство, и дворянин, получив оскорбление, должен идти в суд?
– Нет, так я не считаю, – помолчав, мрачно вздохнул Мышкин. – Но думаю, что двое взрослый умных людей всегда могут разрешить свои разногласия в разговоре.
– Есть старая добрая поговорка. Слова
– Признаться, я и сам не очень дружен с местными офицерами, – понимающе кивнул князь. – Да и раньше меня просто терпели из-за древности рода. А вот друзей сердечных так и не появилось. А все из-за моих взглядов.
– Ну, вам проще. Взгляды-то и сменить можно, – осторожно поддел его Елисей.
– Да как же это, сударь?! – моментально вскинулся Мышкин. – Я хоть и не солдат, но мужчина и взглядов своих менять не намерен.
– Жизнь, сударь, длинная. А с годами на многие вещи начинаешь смотреть совсем иначе, – философски протянул Елисей. – Сегодня вы уху уважаете, а года через три борща пожелаете.
– Да при чем тут борщ? – возмутился князь.
– Да угомонитесь вы, Петр Васильевич. Это же только аллегория, – тихо рассмеялся парень. – Картинка к тому, как взгляды меняются.
– Выходит, я, по-вашему, должен бросить размышлять о благе народном и быть как все? – не сдавался князь.
– О благе народном? – иронично переспросил парень. – А вот скажите, ваше сиятельство. А много ли толку тому же народу от размышлений ваших? Ежели я не ошибаюсь, его сиятельство граф Толстой сей темой был весьма озабочен.
– Совершенно верно. И я считаю его одним из величайших мыслителей и народовольцев нашего времени, – с жаром отозвался князь.
– Спорить не стану. Но раз уж пошел такой разговор, скажите мне, что он для мужиков своих крепостных сделал? Волю дал? А они знали, что с той волей делать? Скажете, что он сам вместе с ними землю пахал. А как тогда быть с известным докладом: ваше сиятельство, пахать подано? К тому, осмелюсь напомнить, что помянутый нами граф в военных действиях прямое участие принимал, и за мужество в боях отмечен командованием был. Да и по молодости, до измышлений своих, покуролесить успел немало. Как с этим быть? Или я ошибаюсь, и сие есть не смена взглядов?
Пока Елисей высказывался, глаза князя Мышкина становились все больше, пока он не начал напоминать того ежика из анекдота. Дослушав парня до конца, князь удрученно тряхнул головой и, хлебнув остывшего чаю, растерянно проворчал:
– Вот уж никак не ожидал встретить тут подобного собеседника. Признаться, вы меня крепко удивили, Елисей Григорьевич. Никак не ожидал от вас столь глубокого познания данной
– Именно, – усмехнулся Елисей.
– Красиво. Нет, честное слово, красиво, – одобрительно улыбнулся князь. – Но как теперь быть мне, исходя из вашего понимания момента?
– Ну, на вашем месте я бы вернулся в столицу и действительно задумался о судьбах тех, кто был ранен в боях. При ваших взглядах это было бы вполне логично и правильно. А главное, это полностью укладывается в канву ваших взглядов. А значит, в этом случае вы сможете реализовать все свои идеи.
– Но… но у меня нет идей, – чуть заикаясь, смущенно признался князь.
– Однако, – протянул Елисей. – О чем же тогда, позвольте узнать, вы так старательно размышляете?
– Признаться, меня весьма привлекает теория всеобщего равенства, – еще сильнее смутившись, тихо признался Мышкин.
– Утопия, – жестко отрезал парень. – Господь создал всех людей разными, и потому равнять их ни у кого не получится.
– Но почему?
– Да потому, что один высок, а другой толст, один талантлив, другой круглый дурак. И какое тут может быть равенство? Один жилы рвет в поле от зари до зари, а у другого надел бурьяном зарос. И как быть? Отнять у того, кто работает, и лентяю отдать?
– Ну, зачем же так сразу, – растерянно проворчал князь, сообразив, что снова попал впросак.
– Ну, вы же за всеобщее равенство ратуете, – не унимался Елисей. – А какое может быть равенство, ежели один своим трудом создал дом, полную чашу, а у другого от его лени мышь с голоду повесилась?
Сидевшие у костра парни зафыркали, словно кони, зажимая рты руками, чтобы не расхохотаться в полный голос. Елисей удивленно покосился в их сторону, не понимая, что вызвало такое веселье. Миша, заметив его взгляд, глазами указал парню на его собеседника, и Елисей невольно усмехнулся, сообразив, что именно сказал, и какую фамилию носит его собеседник. Сам же князь Мышкин не придал значения его оговорке, пребывая в глубоких размышлениях.
– Получается, одни так и будут жиреть на труде других? – резко спросил он, выпрямляясь.
– Это вы, простите, о чем именно, Петр Васильевич? – осторожно уточнил парень.
– Ну, к примеру, есть большой завод. На нем сотни рабочих работают, а доход получает один его владелец. По-вашему, это справедливо?
– Ну, давайте размышлять, – взъерошив чуб, предложил Елисей. – Чтобы большой завод поставить, прежде всего начальный капитал нужен. Допустим, был у человека такой капитал. Неважно сейчас, откуда. Ну, отец у него купцом ловким был. Далее, ему нужно у короны землю под завод откупить. Траты? Траты. Цеха подходящие поставить. Траты? Траты. Станки купить. Людей обучить. Инструмент подходящий приобрести, материал, из которого он что-то там вытачивать станет. Заметьте, Петр Васильевич, я пока только траты перечисляю, – напомнил Елисей. – Далее, ознакомить покупателей с товаром своим надо? Магазин поставить надо? Жалованье работникам платить, подати отдать, там еще куча мелочей всяких вылезет. И где прибыль?