Одиночный выстрел
Шрифт:
По лагерю бегали гвардейцы, унося раненых и собирая убитых. Снег был окрашен пятнами крови, чадили изуродованные бронированные чудовища, а она вела себя так, будто тут и удивляться нечему.
– Дитя мое, Амалия! – воскликнул Гудроф и бросился навстречу дочери. Она приняла его объятия спокойно, как будто совсем недавно ее честь и свобода не висели на волоске.
– Я рада видеть вас, батюшка. Я знала, что вы меня не бросите.
Амалия чмокнула отца в щеку, и он посторонился, чтобы представить ей прелата Илкнера.
– Посмотри,
– Для меня было большой честью участвовать в кампании против разбойников вместе с вашим отцом, интресса Амалия, – произнес Илкнер и склонил голову. – Разрешите представить вам моего сына Сборстьена…
Илкнер посторонился, и его гвардейцы вынесли носилки с раненым Сборстьеном. Он был бледен, однако перед прекрасной интрессой держался молодцом.
– Ваша светлость… я старался как мог… чтобы… – Говорить Сборстьену было тяжело, Амалия видела, что из-под кирасы торчат пропитанные кровью бинты.
Она подошла ближе, положила ладонь на лоб лейтрейта Илкнера и, улыбнувшись, сказала:
– Я благодарна за ваше участие в моей судьбе, лейтрейт. Надеюсь, мы увидимся, как только вы исцелитесь от ран.
И, бросив быстрый взгляд на стоявшего в стороне Бекета, она нагнулась и поцеловала Сборстьена в щеку.
У прелата Илкнера от этой сцены побежали слезы, и он замахал руками, чтобы солдаты скорее уносили наследника в шатер к лекарям.
– Я хочу поскорее оказаться дома, батюшка, – сказала Амалия, когда носилки унесли.
– Конечно, дитя мое. Тебе дадут меховых спорат, и ты поедешь верхом, если не хочешь ждать кареты…
– Обойдусь без кареты.
Амалия снова покосилась на Бекета и спросила:
– А кто этот человек, батюшка, что-то я его не припоминаю?
– Это наш неожиданный клад, дитя мое! – На лице прелата Гудрофа расцвела улыбка. – Представь себе, это тот самый Молчун, который впоследствии стал моим гвардейцем, а теперь, волею небесных океанов, превратился в мэйджора Бекета. – Прелат приблизил лицо к уху дочери и, перейдя на шепот, добавил: – Представь себе, он оказался большим человеком. Там, откуда прилетели эти разбойники, он выполняет роль имперского судьи и может казнить или миловать.
– Откуда вы это узнали, батюшка? – также шепотом поинтересовалась Амалия, поглядывая на Бекета через плечо Гудрофа. – Неужели поверили россказням этого раба?
– Я кое-что скрыл от тебя, дитя мое, в деревне у меня была спрятана летающая колесница, порядком поврежденная при падении. Так вот, именно на этой колеснице и прилетел сюда этот мэйджор. К сожалению, он оказался сильно покалечен и позже превратился в душевнобольного, однако после пробуждения от долгого недуга стал тем, кем был прежде.
– А что это за странная шляпа на нем? И эти штаны, куда даже руки помещаются?
Амалия негромко хихикнула.
– Это его мундир, а шляпою он очень дорожит и не променял ее в мороз на теплую войлочную. Видимо, она много для него значит.
– Скорее этот странный медальон на ней, – заметила Амалия, потеряв охоту к злым насмешкам. – Как там матушка и братцы? Все ли с ними хорошо?
– Все хорошо, хвала небесным океанам. Но наш замок сильно пострадал, поэтому тебе придется пожить в других комнатах.
– Ничего страшного, это ненадолго…
– Что? – не понял прелат.
– Я хочу сказать, что мы быстро починим замок и вернемся в привычные комнаты, правильно?
– Конечно, дитя мое. Теперь, когда могущественный враг разбит…
– Какие у него планы? – перебила прелата Амалия.
– Что?
– Какие планы у этого мэйджора? Он собирается вернуться в свой мир?
– Ах, вот ты о чем… – Прелат покосился на Бекета. – Да, полагаю, он скоро оставит нас, хотя мы об этом с ним не говорили. Но это вполне очевидно.
– Я тоже так думаю, – сказала Амалия, а затем нарочито громко объявила: – А сейчас я отправлюсь домой! Мне здесь порядком надоело!
77
Отъезд своенравной интрессы развязал Бекету руки.
– Тревис, присмотри за этими двумя пленниками – они должны принести очень сильное оружие.
– Как оно выглядит?
– Как широкие трубы!
– Ты хочешь держать оборону на случай, если вернутся те, кто пошел в деревню?
– Правильно, давай действуй. – И, обращаясь к двум пленным матросам, добавил: – Пойдете с этим аборигеном и ведите себя учтиво, поскольку на крейси он не говорит, а меч свой пускает в ход без предупреждения. Все ясно?
– Ясно, ваш благородие! – ответили матросы, опасливо косясь на Тревиса.
– Тогда вперед.
Матросы, Тревис и с ним четверо гвардейцев исчезли в кормовых воротах «Пифии», а Бекет приступил к сортировке пленных.
Перед ним были построены почти все, кто оказался захвачен в плен на территории лагеря и внутри кораблей. Набралось их более шести десятков, и стояли пленные под охраной смешанной команды гвардейцев обоих прелатов.
Броневики и танк уже догорели, и вновь начавшийся снегопад понемногу скрывал неубранные тела и кровавые потеки, чужих гвардейцы не подбирали.
– Итак, мне нужны механики! – объявил Бекет. – А если уцелел инженер эскадры, это было бы совсем хорошо.
Один из пленников робко поднял руку, косясь на стоявшего в конце шеренги плененного командира эскадры.
– Ты инженер?
– Так точно, сэр, – ответил человек с синяком под глазом и рассеченной бровью. – Инженер второго класса Брауншвиц, сэр!
– Хорошо, Брауншвиц. Сколько в наличии механиков?
– Не могу знать, сэр…
– Хорошо, я помогу. Механики, шаг вперед!