Одинокая в толпе
Шрифт:
Линн нахмурилась:
– Да, там танцы, но мне не захотелось идти.
Мать ничего не ответила, и вдруг Линн захотелось рассказать ей все про песню. Она начала говорить, запинаясь, и мать внимательно слушала, совсем не прерывая ее.
– Как здорово, – сказала она, когда Линн, наконец, закончила. – Я так горда за тебя, дорогая. Я бы очень хотела услышать эту песню!
Линн покраснела:
– То есть ты не считаешь, что я поступила как полная тупица, не подписав кассету?
– Да нет, конечно! Я понимаю, – сказала ей мать, – что нелегко рассказывать
Линн была просто в шоке. Мать никогда не говорила об отце! Ее охватила радость от того, что мать доверилась ей.
– А папа был действительно талантлив? – спросила она.
Миссис Генри задумалась.
– Он был несомненно талантлив, но он страшился успеха. Он был чрезвычайно испуганным человеком, а успех требует большого мужества.
Линн взглянула на мать.
– Я желаю добиться успеха, – сказала она, сглотнув. – Для этого мне нужна твоя помощь, мама. Я хочу как-то научиться быть смелее.
Мать обняла ее.
– У меня такое чувство, – нежно сказала она, – что у тебя получится.
– Надеюсь, – сказала Линн, в глазах ее блестели слезы.
Взяв в руки фен и расческу, миссис Генри с любовью улыбнулась отражению Линн в зеркале.
– Тогда расскажи мне, – спокойно сказала она, включив фен на тихий ход, – немножко о Гае Чесни.
– Лиз! – воскликнул Гай, рванувшись ей навстречу через заполненный танцующими зал. – Я так надеялся, что смогу с тобой сегодня поговорить.
«Друиды» устроили себе заслуженный перерыв, предоставив команде болельщиц поразвлекать гостей пятнадцать – двадцать минут.
– Ребята, вы прекрасно играли, – тепло сказала Элизабет. – Мне ужасно понравилась «Глядя извне». Песня звучала потрясающе в сопровождении ансамбля!
– Да, – задумчиво отведи Гай, – но далеко не так хорошо, как она звучала бы в исполнении настоящей певицы.
– Хорошо, что Дана тебя не слышала, – заметила Элизабет.
– Пойми меня правильно, Дана – самая лучшая. Но дело в том, что песня такая особенная. И таинственная певица исполняет ее так прекрасно.
– Знаю, – ответила Элизабет, избегая его взгляда.
Она опасалась, что если он заглянет ей в глаза, то поймет, что она знает имя певицы. Ей казалось, что секрет написан у нее на лбу.
– Лиз, – неожиданно сказал Гай, – я схожу с ума. Я этого больше не вынесу. Я чувствую, что обязан узнать, кто она. Я хочу поместить объявление в «Оракуле». Ты мне поможешь написать его?
Элизабет покачала головой:
– Ты должен прекратить искать ее, Гай.
– Что? Ты шутишь?
– Нет, – ответила Элизабет. – Не шучу. Гай, что ты ответишь, если я скажу, что она не желает, чтобы ее нашли?
Глаза Гая широко раскрылись.
– Ты что-то знаешь! – воскликнул он, схватив ее за руку. – Лиз, что происходит? Ты что-то слышала? Кто-то тебе сказал…
– Я не могу ответить тебе, – сказала Лиз.
Чувствовала она себя ужасно. Он выглядел таким растерянным, и она правда хотела помочь ему, особенно потому, что она поняла сегодня утром, как мучилась Линн, пытаясь остаться неизвестной. Но она считала, что не может нарушить слова.
– Давай выйдем, – предложил Гай, оглядываясь в смятении на толпу болтающих и смеющихся в полутемном спортзале школьников. – Мне нужно поговорить с тобой, Лиз. Такое впечатление, что я схожу с ума. Ты – единственный человек, с которым я могу поговорить.
– Хорошо, – со вздохом ответила Элизабет. – Но не думаю, что смогу серьезно тебе помочь.
На улице было прохладно, к тому же приятно было вдруг оказаться в тишине. Элизабет присела рядом с Гаем на травянистом склоне перед школой и посмотрела на серебристый диск луны.
«Какая прекрасная ночь», – подумала она.
– Лиз, – негромко произнес Гай встревоженным голосом, – я не понимаю, что со мной происходит. Последние два дня… Я не знаю почему, но я веду себя как сумасшедший. Я не могу уснуть, я не хочу есть, я…
– Ты влюбился, – ответила с улыбкой Элизабет. – Все симптомы налицо, Гай.
– Влюбился? – Гай взглянул на нее широко раскрытыми глазами.
Через минуту, покрутив в руках травинку, он неуверенно улыбнулся.
– Да, наверное, так и есть, – произнес он скептически. – Но скажи мне, это нормально – влюбиться в голос на кассете! По-моему, ничего более идиотского я в жизни своей не слышал.
– Почему же, если это тот самый голос, – с чувством сказала Элизабет.
– Ну и что я должен теперь делать? – Он выпрямился и пальцами разгладил волосы, после чего с неудовольствием посмотрел на остатки бриллиантина на руках. – Не могу поверить, что люди действительно все время мазали этим волосы, – сказал он, вытирая ладони о траву. – Лиз, я совершенно разбит. Ты должна мне помочь!
Элизабет тяжело вздохнула и мягко сказала:
– Я хочу помочь тебе. Но я обещала этой девушке – этой таинственной песеннице, что никому не расскажу, кто она. Я не могу нарушить своего слова, Гай. Я чувствую себя ужасно.
– То есть ты ее видела? – Гай наклонился вперед, лицо его просветлело. – Господи, Лиз, я не мог поверить, что она действительно существует! Словно… – Он отвернулся в сторону, голос его прервался. – Эта песня… Такое впечатление, что она поет именно для меня. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Да, – ответила Элизабет, не глядя на него, – понимаю.
– Не могу представить, что мог бы действительно увидеть ее. Сейчас это так трудно вообразить. Она в каком классе? Я знаю ее?
– Я, правда, не могу тебе сказать, – упрямо повторяла Элизабет. – Но думаю, что ты ее знаешь, – добавила она с чувством вины, не будучи уверенной, позволительно ли выдавать даже такой маленький кусочек тайны.
– Скажи мне только одно, – взволнованно сказал Гай. – Мне нужно спешить, Лиз. Через несколько минут мы должны опять начать играть. Но я должен знать одно: почему она хочет, чтобы никто о ней не знал?