Одинокий
Шрифт:
В комнате было тихо.
Жених, съёжившись, ушёл в свой стул, а невеста упорно глядела на клетку с птицей, и на её глазах дрожали две неожиданные случайные слезинки, которые порой быстро скатывались на волнующуюся грудь и сейчас же заменялись новыми…
— Что вы, право, такое говорите, — криво усмехнулся бухгалтер Казанлыков. — Поговорим о чём-нибудь весёлом.
— В самом деле, — сказал акцизный чиновник Тюляпин. — Вы слишком мрачно и односторонне
Одинокий господин с сомнением качнул головой:
— Может быть… может быть… Но только я чтой-то счастливых браков не видел. Верные, любящие жёны — это такая редкость, которую нужно показывать в музеумах… И что ужаснее всего, — обратился он к угрюмо потупившемуся студенту, — что чем ласковее, предупредительнее жена, тем, значит, большую гадость она мужу готовит.
— Моя жена не такая! — мрачно проворчал акцизный чиновник.
— Верю, — вежливо поклонился гость. — Я говорю вообще. Я на своём веку знал мужей, которые говорили о жёнах, захлёбываясь, со слезами на глазах, и говорили тем самым людям, которые всего несколько часов назад держали их жён в объятиях.
— Бог знает что вы такое говорите! — встревоженно воскликнул акцизный Тюляпин.
— Уверяю вас! Однажды я снимал комнату в одной адвокатской семье. Жена каждый день ласково уговаривала мужа пойти в клуб развлечься, так как, говорила она, ей нездоровится и она ляжет поспать. А он, мол, заработался. И при этом целовала его и говорила, что он свет её жизни. А когда глупый муж уходил в клуб или ещё куда-нибудь, из комода выползал любовник (они их всюду прячут), и они начинали целоваться самым настоящим образом. Я всё это из-за стены и слышал.
Акцизный Тюляпин сидел бледный, порывисто дыша… Он вспомнил, что жена как раз сегодня назвала его светом её жизни и уже несколько раз жалела его, что он заработался. Он хотел сейчас же встать и побежать домой, но было неловко.
Из столовой вышла, с заплаканными глазами, расстроенная жена Казанлыкова и сказала, что ужин подан.
Унылое настроение немного рассеялось. Все встали и повеселевшей толпой отправились в столовую.
Когда рюмки были налиты, одинокий господин встал и сказал:
— Позвольте предложить выпить за здоровье многоуважаемого
Тост особенного успеха не имел, но все выпили.
— Вторую рюмку, — торжественно заявил одинокий господин, — поднимаю за вашего будущего первенца!
Будущая мать расцвела и бросила на одинокого господина такой взгляд, который говорил, что за это она готова простить ему всё предыдущее.
— Пью за вашего будущего сына! Правда, дети не всегда бывают удачненькие. Я знал одного мальчика, который уже девяти лет воровал у отца деньги и водку, и мне однажды показывали другого четырнадцатилетнего юнца, который распорол вынянчившей его старухе живот и потом, когда его арестовали, убил из револьвера двух городовых… Но всё же…
— Закусите лучше, — посоветовал хозяин, нахмурившись. — Вот прелестная сёмга, вот нежинские огурчики…
Гость, вежливо поблагодарив, придвинул невесте студента сёмгу и сказал:
— На днях одни мои знакомые отравились рыбным ядом. Купили тоже вот так сёмги, поели…
— Я не хочу сёмги, — сказала девушка. — Дайте мне лучше колбасы.
— Пожалуйста, — почтительно придвинул гость колбасу. — Заражение трихинами бывает гораздо реже, чем рыбным ядом. На днях, я читал, привозят одну старуху в больницу, думали — туберкулёз, а когда разрезали её, увидели клубок свиных трихин…
Акцизный чиновник, попрощавшись, вышел от Казанлыковых в тот момент, когда одинокий господин тоже раскланялся, вежливо поблагодарил хозяев за гостеприимство и теперь спускался по тёмной, еле освещённой парадной лестнице.
Акцизный Тюляпин пил за ужином много, с какой-то странной, ужасной методичностью. Теперь он догнал одинокого господина, схватил его за плечо и, пошатываясь, сказал:
— Вы чего, черти вас разорви, каркали там насчёт жён… Вот я сейчас тресну вас этой палкой по черепу — будете вы знать, как такие разговоры разговаривать.
Одинокий господин обернулся к нему и, съёжившись, равнодушно сказал:
— У вас палка толстая, железная… Если вы ударите ею меня по голове, то убьёте. Мне-то ничего — я буду мёртвый, — а вас схватят и сошлют в Сибирь. Жена ваша обнищает и пойдёт по миру, а вы не выдержите тяжёлых условий каторги и получите чахотку… Дети ваши разбредутся по свету, сделаются жуликами, а когда о вашем преступлении узнает ваша мать, с ней сделается разрыв сердца… Aга!