Одиссей покидает Итаку. Бульдоги под ковром
Шрифт:
— Ну, это вам виднее, — ответил Новиков. — А мы, конечно, лучше бы обошлись без…
— Как скажете. Я тоже на подвиги не рвусь.
— Вот и отлично. Будем считать должность вакантной. Но вашу готовность послужить общему делу учтем. Попутно хотелось бы узнать поподробнее, какие у вас имеются соображения, которыми, со слов Олега, вы можете с нами поделиться…
— Олег, наверное, был не совсем точен. Таких соображений у меня нет. Я, признаться, имею весьма смутное понятие о ваших делах. И до вчерашнего вечера вообще испытывал сильные сомнения в достоверности его рассказа. — Воронцов увидел удивленно-протестующее лицо Левашова и сделал успокаивающий
Он помолчал, обводя глазами присутствующих. И все молчали. Хотя и по разным причинам. Первым сделал попытку ответить Воронцову Шульгин, но его остановил Новиков. Было в словах моряка нечто не совсем ему понятное, нестыковка неуловимая, и Андрей решил дать ему выговориться до конца.
— Вы в тупике, ребята, — благодарно кивнув, продолжил Воронцов. — Олег употребил вчера шахматный термин. Гамбитом назвал он то, что вы с пришельцами разыграли. А мне еще один термин из той же оперы пришел на ум. Цугцванг. Это когда любой ход ведет к проигрышу, а не ходить тоже нельзя. Флажок упадет — и все…
Новиков хмыкнул разочарованно. Это им и без Воронцова ясно. Не стоило и надеяться, что «человек со стороны» откроет им глаза. Однако зачем-то он же захотел с ними встретиться? Не затем же, чтобы ограничиться банальностью. Пусть продолжает.
— В вашем, вернее, теперь уже в нашем положении, нужно сделать то, что ни при каких обстоятельствах не придет в голову так называемым «пришельцам». Вы, Ирина Владимировна, кажется, являетесь экспертом по данному вопросу? Что ваши бывшие коллеги могут сделать в ближайшее время с максимальной вероятностью?
Ирина явно не ожидала, что Воронцов обратится к ней, и на секунду растерялась. Потом ответила, не поднимая глаз.
— Ну, тут нельзя сказать слишком определенно. Выяснилось, что я тоже многого не знаю о их методах. Но раз они уже перешли к таким действиям, то не остановятся ни перед чем. Вас они тоже вычислили. В любую секунду они могут появиться… — и зябко передернула плечами.
— Если до сих пор не появились, значит, сбой у них какой-то… В чем причина? Несовершенство техники? Или тактический расчет?
— Не могу сказать… С помощью такой аппаратуры, с которой приходилось работать мне, найти вас, пожалуй, невозможно. Но если за вами следили…
— Я принял все возможные предосторожности. С учетом всего, что знал от Олега и по личному опыту.
— А весь личный опыт — из американских детективов? — простодушно спросил Шульгин, которого на этот раз не остановил никто. — «Три дня Кондора» и в этом духе?
— Плюс консультации Олега… — в тон ему ответил Воронцов. И опять повернулся к Ирине. — Но в принципе они нас все равно обнаружат?
— Конечно. Не можем же мы вообще не общаться, не разговаривать, не выходить на улицу… Разве только всем спрятаться в бронированное убежище.
— Да, это не выход. Как там Гамлет декламировал насчет того, что не нужно покоряться судьбе?
Новиков процитировал по-английски.
— Благодарю. Очень верно сказано… — Воронцов встал, подошел к окну, выглянул во двор, внимательно осмотрел крыши ближних домов. Как будто рассчитывал увидеть там изготовившихся к броску пришельцев. А на самом деле — чтобы поестественнее изобразить экспромтом принимаемое решение. — Из всего сказанного вытекает следующее… — Он поднял голову, и только тут все увидели, какой у него стал жесткий и не допускающий возражений и сомнений взгляд. — Если принять, что у наших контрагентов было две цели: изъять Ирину Владимировну и принадлежащее ей оборудование, и второй цели они достигли, то остается только первая. Предположим, что в сей момент они не догадываются о ее местонахождении, но ведут активный поиск. В этом поиске им приходится пользоваться общепринятыми способами. Если предположить другие, сверхъестественные, тогда, конечно, и говорить не о чем. Но мне такой вариант не нравится. Значит, стоило бы на какое-то время вывести Ирину Владимировну из игры, раз она — главная цель. И ей спокойнее, и нам проще. У меня в Питере пустая квартира стоит. Ничего особенного, но отдельная и в центре. Если сегодня же ее туда переправить? На «Красной стреле»? Там паспорта пока не спрашивают. Пусть поживет, погуляет, рассеется, так сказать. Музеи, театры и прочее. Уж там ее искать точно не будут. Чтобы не страшно было, отрядите с ней сопровождающего. А мы здесь тоже зря сидеть не будем. Есть забавная идея, но о ней позже. Как?
Предложение Воронцова всех в первый момент ошеломило. Но когда, преодолев инстинктивный протест, его стали поворачивать так и этак, пробовать на изгиб и на разрыв, оказалось, что оно удовлетворяет практически всем условиям в пределах заданных обстоятельств.
Тем более, что всерьез оно касалось только троих. Берестина, Новикова и, безусловно, самой Ирины.
Новиков с облегчением осознал, что если сделать так, то можно будет еще какое-то время ничего не решать, Ирина окажется в относительной безопасности, а он, в случае чего, сможет думать только о деле и опасаться лишь за себя лично. А это гораздо проще.
Берестин представил, как он окажется вдвоем с Ириной в Ленинграде, и там, в возвышенной атмосфере великого города, отдыхая от московской суеты и затянувшейся бестолковщины, сможет, наконец, привести их непростые отношения к любому, но однозначному решению.
И даже Ирина, неожиданно для себя самой, обрадовалась. Ей не нужно будет поминутно вздрагивать, опасаясь, что вновь появятся те двое… Ребята не пережили того парализующего ужаса, который испытала она, увидев вблизи глаза своих бывших соотечественников. И она сможет, избавившись от страха, неторопливо, без цели, гулять по проспектам и набережным Ленинграда, осмотреть, наконец, как следует, Эрмитаж и Русский музей…
Самое же интересное, что все они трое, не сговариваясь, предрешили, что с Ириной поедет Берестин, и даже ей самой не пришло в голову, что мог бы поехать и Новиков. Хотя в других условиях она, безусловно, выбрала бы только Андрея.
…Несколько позже Новиков с Левашовым поднялись по узкой винтовой лестнице в стеклянный фонарь на крыше, где у Берестина был оборудован совсем крошечный, но уютный кабинетик — самодельный письменный стол, две полки с иностранными журналами по искусству, старомодное кресло с вытертой до белизны кожаной обивкой.
— Ты его действительно хорошо знаешь? — спросил Новиков, имея в виду Воронцова, словно вчера Олег уже не говорил ему этого.
— Последние годы — лучше, чем тебя. В любых ситуациях. А что?
— Да вот настораживает он меня. Не пойму чем, а вот чувствую этакое… — Новиков пошевелил в воздухе пальцами. — Слишком все нарочито как-то.
— Ревнуешь? — будто в шутку, спросил Левашов.
— К тебе, что ли?
— Нет, вообще…