Одиссея Гомера
Шрифт:
Пока я не «усыновила» Гомера, мои — весьма смутные — жизненные планы представлялись мне следующим образом: я продолжаю влачить жалкое существование на свое скудное жалованье в неприбыльной организации, деля жилплощадь с приятельницами, пока однажды среди хмурых туч над моей головой не забрезжит просвет в виде нежданного-негаданного повышения по службе на должность с окладом, подразумевающим отсутствие головной боли от вопроса, где бы перехватить до ближайшей зарплаты, или столь же внезапного удачного замужества. Однако сказочная прибавка к зарплате мне не светила, а венчальный колокол если и звонил, то не по мне. Не было у меня и приятельниц, которые бы подыскивали соседок по квартире и просто жаждали разделить со мной
Но теперь кошек было трое.
Просить кого-то разделить жилье с тремя котами было немного слишком, тем более что на поверку один из них, Гомер, по активности стоил пятерых. И вновь, из соображений безопасности того же Гомера, мне пришлось бы ввести столько дополнительных ограничений и правил пользования этим «совместным» жильем, что «совместным» оно оставалось бы только на бумаге. Все это делало предложение как несправедливым, так и малопривлекательным. Мало того, в дополнение к своему сверхслуху и сверхнюху, с недавних пор Гомер решил развить в себе и сверхскорость. Он сгорал от неистового желания узнать, что находится по ту сторону входной двери дома Мелиссы, за которой люди исчезают и не возвращаются, бывало, по нескольку часов кряду. Стоило Гомеру заслышать звяканье ключей, как он летел к порогу, превращаясь в размытую тень, в которой скорее можно было угадать хвостатую черную комету, нежели обычного кота, и пытался прошмыгнуть в любую, даже самую узкую щель между дверью и дверным проемом, и если это удавалось, то, прежде чем я или Мелисса успевали поймать его, пролетал добрую половину подъездной дорожки. Чего никак нельзя было допустить — это чтобы Гомер выскочил и потерялся на улице. Чтобы не дать нашему доморощенному Гудини ни одного шанса, мы вынуждены были протискиваться во входную дверь исключительно боком, постоянно придерживая ее одной рукой на ширине проема, достаточного для проскальзывания одного человека, и выставляя вперед одну руку на уровне Гомера во избежание внезапного прорыва.
Можно ли было требовать от посторонних такой же прыти? Как уговорить их обезопасить туалет и все раздвижные двери, которые Гомер наловчился открывать носом с такой же легкостью, с какой другие щелкают орехи, но только без этих ореходробительных звуков?!
Но даже если бы я нашла кого-нибудь, кто удовлетворял бы всем этим требованиям, могла ли я положиться просто на «кого-нибудь»? Мне нужен был человек, в котором я была бы уверена на все сто, тот, кто не станет отлынивать от тягот и лишений такой жизни. Но где его найти?
Есть вопросы, на которые не существует положительного ответа. Оставить Гомера у себя означало необходимость подыскать собственное жилье. Рассчитывать на таковое, кроме как в самых злачных районах Майами, можно было не больше, чем на чудо вроде внезапного прозрения Гомера.
Дойдя в своих размышлениях до этого пункта, я всерьез задумалась над просьбой Мелиссы. Это была именно просьба, а не изъявление великодушия — Мелисса и впрямь очень-очень любила Гомера и хотела оставить его у себя. Слегка покривив душой, я могла бы сказать, что отвергла ее предложение едва ли не сразу и что отповедь моя была аки проповедь, ибо «да прилепится котенок к хозяйке своей, и куда она — туда и он», но, к стыду своему, ничего такого я не сказала, потому что…
Я очень серьезно отнеслась к ее предложению.
Быть может, говорила я себе, Гомеру с Мелиссой и впрямь будет лучше. Слепому котенку ведь очень трудно осваиваться на новом месте. Внезапный переезд в новый дом может стать для него настоящим потрясением. Зато в доме у Мелиссы он уже
— На то, чтобы освоиться в доме у Мелиссы, у Гомера ушло сорок восемь часов, — напомнила я себе. — Не хочешь брать его с собой — не бери, только не нужно никого обманывать надуманными предлогами, дескать, переезд для котенка — это стресс, который может обернуться психологической травмой.
Следующие несколько дней я провела в ожидании озарения, которое, словно магический кристалл, призвано было указать мне верный путь.
Озарение ко мне так и не пришло. Вместо него стали приходить маленькие открытия местного значения: например, я выяснила, что только я одна могу точно сказать, когда Гомер спит глубоким сном, а когда — дремлет. Признаком было легкое напряжение мышц, отвечавших за движения век. Интересно, что внезапный ветерок тоже мог заставить эти мышцы вздрагивать, видно, так они прикрывали глаза, которых не было.
Заметила я и то, что Гомеру мало было просто лежать рядом со мной. Если он укладывался спать, то сначала прижимался мордочкой к моему бедру, потом, повернув голову набок, потихоньку сползал к колену, стараясь прижаться ко мне всем телом и добиваясь как можно большей площади соприкосновения. Когда Гомер спал один, он сворачивался в клубочек, но в клубочек настолько плотный, насколько это было возможно. Котенок прикрывал мордочку хвостиком и передними лапками. Мы с Мелиссой шутили, что он напоминает некоего светобоязненного индивидуума, который, вознамерившись выспаться, зашторивает все окна, дабы ни один лучик не потревожил его сон. Но свет, конечно, тут был ни при чем — Гомер его даже не чувствовал.
Все это мне открылось потому, что, насколько неуловимым сорвиголовой Гомер был в играх, настолько же он был беззащитен во сне. Только когда он спал — а спать он любил со мной рядом, — напряжение отпускало его, и он позволял себе вытянуться в «свободной позе», перевалившись на бочок и по-прежнему поджимая лапки, но уже не закрываясь ими в глухой защите.
Выбор передо мной стоял непростой, а логика отказывала, вернее, в некоторых вещах она отсутствовала напрочь. Когда я наблюдала за тем, как Гомер спит, прикрываясь лапками, будто защищая от света глаза, которых нет, мое сердце разрывалось от жалости. «Почему все приходит с опозданием?» — думала я с болью, которую как рукой снимало, едва Гомер просыпался и входил в свой обычный дневной ритм, а проще говоря — в раж. Но именно мне он вверил свою судьбу, и не я ли не так давно обещала себе, что буду сильной и сумею построить свою жизнь так, чтобы ему было хорошо. И если бы я сказала себе, что ради нашего общего блага нам лучше пойти каждому своим путем, мне было бы гораздо хуже, чем сейчас, когда…
…мои мысли все возвращались на круги своя, то есть попадали в один и тот же замкнутый круг. Мне нужно было найти собственное жилье, но позволить его себе я не могла. Что я могла себе позволить, так это искать жилье в складчину. Найти жилье в складчину означало жить под одной крышей и с кем-то, и с Гомером. Найти того, кто согласился бы жить и со мной, и с Гомером, я опять-таки не могла. Не могла я и бросить Гомера…
…Просто потому, что не могла.
В этом месте моих рассуждений на меня снизошло озарение.
Если я не зарабатывала достаточно, чтобы обеспечивать себя и Гомера, все, что от меня требовалось — это найти работу поприличней. Какой бы низкооплачиваемой ни была моя работа, благодаря ей я все же приобрела немало полезных навыков и умений. Я писала рекламные проспекты и пресс-релизы, организовывала мероприятия по налаживанию связей, волонтерские проекты и благотворительные акции и общалась с телевидением и прессой. Кроме того, я планировала бюджет, а также являлась лицом, точнее «личиком» своей организации, благо моя физиономия это позволяла, да и язык подвешен как надо.