Одиссея Грина
Шрифт:
— Мои дети не настолько глупы! — усмехнулась она. — Они берут пример с мамы и знают, когда следует держать язык за зубами.
Грин допил свое вино и встал.
— Надо идти.
— Ты придешь домой сегодня ночью? Должна же герцогиня отпускать тебя хоть на одну ночь в неделю?
— Ничуть не бывало. И сегодня вечером я не смогу прийти, потому что должен встретиться с купцом Майреном в Доме Равенства. Дела, ничего не поделаешь.
— Да знаю я! Ты будешь только трепаться о своих намерениях, а решительный шаг будешь откладывать на потом. Ты будешь тянуть и тянуть, а ведь годы уходят…
— Если так будет продолжаться и дальше, то через полгода я просто помру, — ответил он. — Я устал и хочу выспаться.
Она мгновенно перешла от гнева к сочувствию.
— Бедный мой, почему бы тебе не забыть об этой встрече и не выспаться здесь, а потом вернуться в замок? Я пошлю гонца к Майрену, он скажет, что ты заболел.
— Нет, тут такое дело, что откладывать нельзя.
— Что еще за дело?
— Такое, что рассказать тебе или кому угодно, значит испортить его.
— Какое же это может быть дело?! — Она снова вспыхнула гневом. Клянусь, тут замешана женщина!
— Я голову ломаю, как бы держаться подальше от вас, женщин, а вовсе не ищу новых хлопот себе на шею. Нет, просто Майрен взял с меня клятву во что бы то ни стало хранить молчание, иначе на меня падет гнев всех его богов. Ну, и я, конечно, не могу нарушить обещание.
— Знаю я твое отношение к нашим богам, — ответила она. — Ладно, демон с тобой! Но предупреждаю тебя: я женщина нетерпеливая. Даю тебе неделю на все дела с герцогиней, потом я начну действовать сама.
— До этого не дойдет, — ответил он, поцеловал ее, потом детей и вышел. Он поздравил себя с тем, что ему удалось нейтрализовать Эмру на целую неделю. Если ему не удастся выполнить свой план за неделю, он в любом случае останется в проигрыше. И ему придется бежать из города в просторы долины Ксердимур, где по заросшей травой равнине бродят стаи диких собак, травяные кошки-людоеды, варвары-каннибалы и бог знает что еще…
4
Каждый город и деревня в Империи имеют свой Дом Равенства, в стенах которого запрещается разграничение людей по какому бы то ни было признаку. Грин не знал истоков этого обычая, но признавал его ценность в качестве предохранительного клапана для сброса социального напряжения, которою хватало во всех классах. Здесь рабы могли проклинать своих хозяев, глядя им в глаза, и оставаться безнаказанными. Конечно, и хозяина ничто не удерживало от ответного действия любом рода, потому что и раб, входя сюда, терял свои законные права. Бывали здесь и схватки, хотя и не часто. Теоретически, кровопролитие в этих стенах не влекло за собой наказания, но каждый убийца обнаруживал, что, пусть даже стража не обратит на него внимания, ему придется столкнуться с местью родственников. Много ссор начиналось и кончалось здесь.
Грин хитро обосновал свой уход после вечерней трапезы, сказав, что договорился-де с Майреном о приобретении нескольких безделушек из Эстории. Купец обмолвился, что во время последнего рейса он слышал о сборах охотников на поимку редкостных и красивейших гетцленских птиц и что он мог бы по возвращении туда приобрести несколько экземпляров. Лицо Зьюни буквально засветилось радостью: желание иметь дивную птицу было сильнее желания досадить мужу. Она милостиво разрешила Грину отлучиться из замка.
Внутренне ликуя, но сохраняя на лице печальную мину из-за необходимости расставаться с герцогиней, он, пятясь, вышел из обеденного зала. Не слишком грациозно, потому что Элзоу выбрал этот момент, чтобы преградить дорогу Грину. Грин упал, споткнувшись об огромного мастифа, а тот злобно зарычал и обнажил клыки с намерением разорвать раба на части. Землянин даже не пробовал подняться, он не хотел давать собаке повода прыгнуть на него. Вместо этого он тоже обнажил зубы и зарычал. Зал взорвался смехом, а герцог, держась за бока, со слезами на выпученных глазах, поднялся и подошел, колыхаясь от смеха, к двум существам, яростно глазеющим друг на друга. Он схватил Элзоу за шипастый ошейник и оттащил того прочь, велев Грину убираться, пока путь свободен.
Грин проглотил свой гнев, поблагодарил герцога и вышел. Снова поклявшись себе когда-нибудь придушить собаку голыми руками, землянин отправился в Дом Равенства. Ему едва хватило времени в пути, чтобы успокоиться.
В большом центральном зале Дома Равенства с его тремя ярусами было в этот вечер многолюдно. Мужчины в длинных вечерних юбках и женщины в масках толпились вокруг игорных столов, распивочных стоек и арен недовольства. Большая толпа стояла вокруг платформы, на которой два торговца зерном старались выяснить отношения и разрядиться от обид, возникших при деловых конфликтах. Но больше всего людей собралось на матч между мужем и женой. Левая рука мужчины была привязана к туловищу, женщина была вооружена дубинкой. Уравновесив таким образом свои силы, они боролись за первенство в семье. Судя по окровавленной голове и синякам на руках, мужчине приходилось туго. Если бы он сумел выбить дубинку, то имел бы право сделать с нею все, что угодно. Но если женщина сломает ему свободную руку, то он сможет рассчитывать только на ее милость.
Грин обошел эту арену стороной: такие варварские драки ранили его чувства. Наконец он разыскал Майрена, тот играл с другим капитаном в кости. На партнере был черный наряд и красный тюрбан клана Аксукэнов. Он только что проиграл Майрену и расплачивался шестьюдесятью иквограми. Значительная сумма даже для князя-купца.
Майрен взял Грина за руку, чего он никогда бы не сделал за пределами Дома, и повел его в занавешенную кабинку, где они могли побеседовать достаточно приватно. Купец предложил Грину выпить, Грин уступил, и Майрен заказал большой кувшин челоусмейского.
— Нет лучшего способа завоевать доверие, чем оплатить расходы, весело произнес Майрен. — Ну, а теперь, хоть я и люблю повеселиться, давай приступим к делу. Так какое твое предложение?
— Сначала я должен услышать от тебя торжественную клятву, что ты никому не расскажешь об услышанном в этой кабинке. Второе: если ты отвергнешь мою идею, то не используешь ее позднее. Третье: если ты примешь предложение, то никогда не попытаешься убить меня, чтобы оставить всю прибыль себе.
Помрачневшее было лицо Майрена при слове «прибыль» сморщилось в довольной улыбке. Он залез в огромный кошель, висевший у него через плечо, и вытащил маленького золотого идола — покровителя клана Эффениканов. Положив правую руку на его страшноватую голову, он поднял левую и произнес:
— Клянусь Зацеффуканкуанром, что последую твоим желаниям в этом деле. Пусть поразит меня проказа, вши, лишай и молния, если я нарушу эту священную клятву.
Удовлетворенный, Грин сказал:
— Во-первых, я хочу, чтобы ты устроил меня на своем ветроходе, когда отправишься в Эсторию.
Майрен поперхнулся вином и кашлял, пока Грин не постучал ему по спине.
— Я не прошу тебя брать меня в обратный рейс. А вот моя идея: ты собираешься взять большой груз сушеной рыбы, потому что эсторианская религия требует, чтобы они ели ее за каждой едой, и потому что употребляют ее в больших количествах во время своих бесчисленных праздников…