Одиссея капитана Блада. Хроника капитана Блада
Шрифт:
На этот смех Джереми Питт ответил ругательством. Несколько минут он стоял в нерешительности, а затем нехотя спустился по трапу, чтобы отдать распоряжение гребцам.
— Если с тобой что-нибудь случится, Питер, — сказал он, когда Блад спускался с борта корабля, — то пусть Бишоп пеняет на себя. Эти пятьдесят парней сейчас, может быть, и равнодушны, но если нас обманут, то от их равнодушия и следа не останется.
— Ну что со мной может случиться, Джереми? Не волнуйся! Обещаю тебе, что буду обратно к обеду.
Блад спустился
Справа от него простирался большой сад, в глубине которого находился белый дом губернатора. На главной аллее сада, обрамлённой пальмами и сандаловыми деревьями, он увидел Арабеллу Бишоп. Быстрыми шагами Блад пересёк внутренний двор и догнал её.
— Доброе утро, сударыня! — поздоровался он, снимая шляпу, и тут же протестующе добавил: — Честное слово, безжалостно заставлять меня гнаться за вами в такую жару!
— Зачем же вы тогда гнались? — холодно спросила она и торопливо добавила: — Я спешу, и, надеюсь, вы извините меня, что я не могу задержаться.
— Вы совсем не спешили до моего появления, — шутливо запротестовал он, и, хотя его губы улыбались, в глазах его появилось какое-то странное, жёсткое выражение.
— Но если вы заметили это, сэр, то меня удивляет ваша настойчивость.
Их шпаги скрестились. И не в привычках Блада было уклоняться от схватки.
— Честное слово, вы могли бы как-то объясниться, — заметил он. — Ведь только ради вас я нацепил этот королевский мундир, и вам должно быть неприятно, что его носит вор и пират.
Она пожала плечами и отвернулась, чувствуя одновременно и обиду и раскаяние. Однако, опасаясь выдать своё раскаяние, она решила прикрыться обидой и заметила:
— Я делаю всё от меня зависящее.
— Чтобы время от времени заниматься благотворительностью. — И он попытался улыбнуться. — Слава богу, признателен вам и за это. Я, может быть, беру на себя слишком много, но не могу забыть, что, когда я был только рабом на плантациях вашего дяди, вы относились ко мне с большей добротой.
— Тогда вы имели основание на неё рассчитывать. В то время вы были просто несчастным человеком.
— Ну, а кем же вы можете назвать меня сейчас?
— Едва ли несчастным. Ваше счастье на морях стало пословицей.
Она сказала это, вспомнив о мадемуазель д'Ожерон, и, если бы могла, тут же взяла бы свои слова обратно. Но Питер Блад и не придал им значения, совсем не поняв её намёка.
— Да? Всё это ложь, чёрт побери, и я могу это доказать вам.
— Я даже не понимаю, к чему вам утруждать себя доказательствами, — заметила она, чтобы выбить оружие у него из рук.
— Для того, чтобы вы думали обо мне лучше.
— То, что я думаю, сэр, должно очень мало вас трогать.
Это был обезоруживающий удар, и он, отказавшись от боя, принялся её уговаривать:
— Как вы можете говорить так, видя на мне мундир королевской службы, которую я ненавижу? Разве не вы сказали мне, что я могу искупить свою вину? Мне хочется только восстановить своё доброе имя в ваших глазах. Ведь в прошлом я не сделал ничего такого, чего мне следовало бы стыдиться.
Она не выдержала его пристального взгляда и опустила глаза.
— Я… я не понимаю, почему вы так говорите со мной, — сказала она уже не с той уверенностью, как раньше.
— Ах так! Теперь вы не понимаете! — воскликнул он. — Тогда я скажу вам.
— О нет, не нужно! — В её голосе прозвучала подлинная тревога. — Я сознаю всё, что вы сделали, и понимаю, что вы хоть немного, но беспокоились за меня. Верьте мне, я очень признательна. Я всегда буду признательна вам…
— Но если вы будете всегда думать обо мне, как о воре и пирате, то, честное слово, оставьте вашу признательность при себе. Мне она ни к чему.
На щеках Арабеллы вспыхнул яркий румянец, и Блад заметил, как её грудь под белым шёлком стала чаще вздыматься. Если даже её и возмутили слова Блада и тон, каким они были произнесены, она всё же подавила в себе возмущение, поняв, что сама была причиной его гнева. Арабелла честно попыталась исправить свою оплошность.
— Вы ошибаетесь, — начала она. — Это не так.
Но им не суждено было понять друг друга. Ревность — дурной спутник благоразумия, а она шла рядом с каждым из них.
— Но в таком случае что же так… или, вернее, кто? — спросил он и тут же добавил: — Лорд Джулиан?
Она взглянула на него с возмущением.
— О, будьте откровенны со мной! — безжалостно настаивал он. — Сделайте мне милость, скажите прямо.
Несколько минут Арабелла стояла молча. Она прерывисто дышала, и румянец на её щеках то появлялся, то исчезал.
— Вы… вы совершенно невыносимы, — сказала она, отводя глаза. — Разрешите мне пройти.
Он отступил и своей широкополой шляпой, которую всё ещё держал в руке, сделал жест в сторону дома.
— Я больше не задерживаю вас, сударыня. В конце концов, я могу ещё исправить свой отвратительный поступок. Потом вы припомните, что меня вынудила это сделать ваша жестокость.