Одиссея поневоле(Необыкновенные приключения индейца Диего на островах моря-океана и в королевствах Кастильском и Арагонском)
Шрифт:
— Чем обязан?
— До селения Лос-Паласиос, ваше преподобие, дошли слухи, что в Индии их высочества намерены отправить для насаждения истинной веры достойного священнослужителя брата Буйля. Мне хотелось бы осведомиться у вас, скоро ли он прибудет в Севилью. У меня есть кое-какой опыт общения с индейцами, и я хотел бы поделиться им с моим…
— Так! Значит, это вы и есть тот самый священник, который то и дело ездит в гости к адмиралу? Брат Буйль нужен вам, как мне лжепророк Магомет.
— Простите, но я…
— Не оскверняйте свои уста ложью. Мне отлично известно, что вчера вы были в монастыре Марии
— Но я в мыслях не имел…
— Имели, имели… уж мне-то это известно. Какого дьявола, спрашиваю я вас, вы суете нос не в свое стойло? Да будет вам известно, что заморские дела никакой огласке не подлежат. О них надлежит знать тем, кому это положено, а вам я советую пасти ваше двуногое стадо и забыть дорогу к Золотой башне. Не смею вас больше задерживать, дон Длинный нос. Стойте! Помните, что филистимляне, которых привез из Индий адмирал, собственность короны. Без моего ведома не смейте увозить их из Севильи.
— К несчастью, я не могу исполнить ваше распоряжение.
— Вот как? Видимо, вы о себе столь высокого мнения, что ни во что ставите приказы ее высочества, а она повелела ни под каким видом не отпускать этих басурман из Севильи.
— Возможно. Но эти приказы не распространяются на меня. Сеньор адмирал сообщил мне, что ее высочество поручило именно мне заботу об индейцах, пока снаряжается флотилия. К сожалению, в добром здравии лишь один из индейцев — Диего, его я и заберу сегодня. Остальных надеюсь перевезти в Лос-Паласиос во благовремении.
Архидиакон весело расхохотался.
— Черт возьми, вы, оказывается, пройдоха, каких мало на божьем свете. Если ее высочество доверило вам этих халдеев, то я умываю руки. Но от чистого сердца советую вам не доводить меня до крайности.
Дон Хуан учтиво поклонился гостю и не менее учтиво проводил его до дверей.
— Прощайте, брат Андрес, смею надеяться, что вы не скоро осчастливите меня своим визитом.
Как это ни удивительно, но и архидиакон, и священник из Лос-Паласиос остались довольны этой краткой беседой. Во всяком случае мул — а уж он-то знал, когда у его господина отличное настроение, — в этом нисколько не сомневался.
Однако по мере приближения к Иконным воротам дон Андрес становился все более и более мрачным.
— Indignus servus dei sum [23] ,— бормотал он, покачиваясь в высоком седле. — Да, я недостойный раб господний. Недостойный и тщеславный. Одержав верх в стычке с архидиаконом, я упустил из виду главное. А главное в том, что дела нашего адмирала обстоят куда хуже, чем я предполагал. И чем он это себе представляет. Теперь я окончательно убедился: ключи к Индиям находятся ныне не в монастыре Марии Пещерной, а в Золотой башне.
23
Я недостойный раб господний (латин.).
Tertium non datur [24]
Селеньице Лос-Паласиос ненамного больше
Солеными были зеленые маронские луга, солью и морем дышала вся Марисма — болотистое низовье Гвадалквивира.
24
Третьего не дано (латин.).
Хотя чужое было это море и чужая река, но запахи соленой прели кружили голову гостю дона Андреса.
Жили в Лос-Паласиос рыбаки и виноделы и люди иных, порой весьма темных, профессий. Многое о них мог рассказать дон Андрес, но тайна исповеди нерушима, и он лишь сокрушенно качал головой, когда доходили до селения слухи, будто Кривого Пепе повесили за разбой на Кадисской дороге, а Пабло Крадись-На-Цыпочках угодил на королевские галеры не то за контрабанду, не то за угон лошадей из каких-то монастырских конюшен.
Сказать, что дона Андреса любили его прихожане, — значит не сказать ничего. Они готовы были пойти за него и на галеры, и на дыбу, и на каторгу, хотя свои чувства никогда не выражали открыто.
Однако, когда Хорхе Упади-В-Грязь украл и продал в Утрере медный котел из кухни священника, совет старейшин навсегда изгнал вора из селения Лос-Паласиос, и тут уж никакие заступничества пострадавшего священника помочь изгнаннику не могли.
У Диего началась страдная пора. Дон Андрес знал: времени для учения осталось немного. Великая флотилия должна была осенью выйти в Индии, и за каких-нибудь два-три месяца надо было своротить горы. Учили Диего агрономии, кузнечному делу, приемам врачевания, письму и чтению, начаткам богословия, истории и географии.
В саду и в поле его наставником был древний старец по кличке Смотри-В-Оба, в кузнице его обучал хромой молчальник Руис, знаток своего дела и завзятый лошадник. Местные власти не без основания подозревали, что Руис приумножает свои доходы конокрадством, но с поличным его поймать не удалось — ловок был этот хромой кузнец. Он же учил Диего искусству верховой езды. Все прочие науки преподавал дон Андрес.
Занятия начинались на заре, кончался учебный день на закате. Разумеется, и учителя, и ученик отдыхали в час полдневной сиесты.
На Острове Людей Диего порой приходилось чуть ли не целый день работать гребками в дальних рыбачьих походах или от зари до захода рыхлить землю на родовом кануко. Но теперь он вспоминал об этих днях как о приятном времяпровождении. Кузнечный молот не в пример тяжелее гребков, а запоминать имена святых или названия разных стран куда труднее, чем мотыжить неподатливую землю в Бухте Четырех Ветров.
Дон Андрес подозревал, что кузнец Руис выходит за рамки учебной программы и знакомит Диего с кое-какими приемами мастеров отмычки. Явно завышал программу курса агрономии и сеньор Смотри-В-Оба. С его помощью Диего нахватался таких словечек, которые вгоняли в краску почтенного священнослужителя.