Одна беременность на двоих
Шрифт:
Аманда вызвалась вести машину, сославшись на то, что моим черепашьим ходом мы и к ужину не доберёмся. Желание беременной — закон, да я и не жаждала вести машину в снегу. Цепи с колес Стив снял ещё по приезду, когда отгонял нашу машину, чтобы Пол мог вывести свою из гаража. Дорога в городе была скользкой, а знакомства с гололёдом мне хватило и на джипе Стива. Всё-таки Аманде водить в снегу привычнее — из её Рино добраться в зиму намного быстрее, чем из моего Салинаса, и она явно делала это самостоятельно не один раз. Тем более начал идти мелкий снег, а Аманда не позволила бы мне включить щётки на полную мощность.
Мы настроились на радиостанцию с рождественскими песенками, чтобы улучшить настроение и чтобы не
— Ты уже решила, что скажешь про… про свою беременность?
Аманда не отвела взгляда от дороги, но поправила лямку ремня безопасности под животом. Прошло больше минуты, и я уже подумала, что мой вопрос проигнорирован.
— Оставь это мне. Я знаю, что мать станет расспрашивать тебя, но ты молчи.
— Да что мне говорить, если я ничего всё равно не знаю.
— Ты знаешь кое-что, что моей матери знать совсем не нужно.
— Ты бы хотя бы позвонила ей, а то вваливаться вот так, без предупреждения, даже к собственной матери немного не вежливо.
— Хочешь — звони. Я за рулём, мне штрафы не нужны.
— Так остановись вообще… Сколько там штраф-то, двадцатка? Да и шерифов тут в лесу днём с огнём не сыщешь.
— Сто восемьдесят, не хочешь? Со всеми судебными выплатами. Стива в Сакраменто поймали недавно, да и меня почти что тоже пару месяцев назад. Стою на светофоре на выезде с трассы, решила музыку сменить на Айфоне. Выбираю альбом и чувствую, как моё правое ухо гореть начинает. Поднимаю глаза, а на соседней полосе стоит полицейская машина, и шериф уже шею сломал, пытаясь увидеть, что у меня в руках. Слава Богу, у меня телефон на кресле лежал почти у самой дверцы. Я улыбнулась шерифу и вцепилась в руль. Я потом глаза скосила, следя в зеркало, поедет он за мной или нет. Сердце, думала, выскочит. Меня за пять лет ещё ни разу не останавливали.
— Счастливая, значит. Гоняешь, как чокнутая, и хоть бы хны… А меня просто так поймали. Я всё пыталась её уломать отпустить меня, но разве бабу разжалобишь — мы же ненавидим друг друга. Она ещё в довершение всего афроамериканка была.
— Говори — чёрная, к чёрту политкорректность.
— Не, я к ним нормально отношусь. У меня училка по английскому классная была. Потом… Ну их культура даже интересна. Та же Кванза. Жаль, что мы в этом году не сходили послушать их барабаны.
— Сдались тебе эти барабаны! Один раз послушать достаточно. Я тоже к ним нормально отношусь. Я вообще ко всем нормально отношусь. Только дружить я с ними не собираюсь, у меня химии с ними нет и не будет. Они другие, и всё тут, но это, конечно, не повод загонять их вновь в конец автобусов. А праздник их глупый… Ну, может, в шестидесятые, когда чёрные боролись за свои права, его введение и имело смысл, чтобы доказать, что вместе они сила и могут победить предвзятость белых, а сейчас… Даже они сами забыли, что это праздник урожая и, думаю, считают его африканским Рождеством. Наверное, как и еврейские дети здесь свою Хануку. Я вот помню, как меня маленькой мать привела в библиотеку, а там тётка-клоун рождественские гимны пела под бой барабанов и учила детей, как латкес печь… Жаль ещё индусские огоньки для полного салата не зажгли… В Калифорнии, наверное, зажигают.
— А я не согласна с тобой, — перебила я и выдержала паузу, если вдруг Аманда начнёт возмущаться по-привычке, но она молчала и делала вид, что ей интересно моё продолжение. — Знаешь, я беседовала с одной еврейской мамой, так она сказала, что объясняет ребёнку, что здесь многие верят в Иисуса, поэтому у них есть ёлка, и они дарят друг другу подарки. А у нас есть минора, и мы тоже дарим друг другу подарки…
— То есть детям важны материальные ценности? А? Согласна? Остальное — это уже фетишизм взрослых.
— Неужели ты не чувствуешь духа Рождества? — искренне удивилась я. — Я целый год жду его…
— Для чего? — перебила теперь Аманда. — Чтобы ёлку срубить? Чтобы подарки подарить и получить? Для чего? Это ведь у нас в Штатах давно не религиозный праздник, а повод по дешёвке что-нибудь купить на распродажах, содрать с сердобольных пожертвования на полицейских собачек да смотаться куда-нибудь на каникулы втридорога, потому что других каникул ни у кого нет. Хотя мать моя потащится в церковь. Хорошо ещё, что к баптистам, хоть песенки весёлые можно послушать.
— Знаешь, а я католичка, как и все ирландские предки.
— А когда ты последний раз была на мессе?
— В садике. Я в католический садик ходила. Мне так нравилось, когда нам Библейские сказки читали…
— О чёрт! — Аманда нажала на тормоз, и я даже подалась вперёд, почувствовав, как больно врезался в грудь ремень безопасности. — Какого хрена они дорогу этой дрянью посыпали!
Непонятно, откуда на трассе оказалось столько народа — по идее все должны были ехать в противоположном направлении на горнолыжные курорты. Зачем возвращаться в город с утра? Но затор имелся, дорога обледенела, и машины ползли медленной вереницей. Можно было бы порадоваться, ведь скоро исчезнут высоченные ёлки в белых тёплых шапках. Дорожное полотно совсем не было снежным. Из-под колес впереди идущих машин на лобовое стекло летел смешанный с солью песок. Смахнуть щётками это достижение цивилизации было невозможно: щётки скрипели, но толку от них было мало, потому что это «нечто» всё летело и летело из-под чужих колес. Все машины в миг стали черепахами, и даже Аманда не думала идти на обгон.
— Аманда, ты хоть что-то видишь?
Зачем я спросила. Даже через музыку я услышала скрежет её зубов.
— Дай мне перчатку, — вдруг попросила она.
Я перегнулась назад и вытащила из кармана куртки свою лыжную перчатку. Аманда тут же, помогая себе зубами, натянула её на левую руку и, опустив стекло, принялась тереть лобовое стекло. Я молчала, боясь вымолвить слово, потому что толку от её стараний не было никакого — грязь налипла подобно замазке.
— Дура… — простонала Аманда, и я не знала, кого она сейчас имеет в виду. — Надо было залить нормальный стеклоочиститель… Идиотка, Стив же мне сразу сказал сделать это!
Она злилась, и я её не осуждала, потому что видела, как тяжело ей вести машину. Однако, в душе радовалась, что за рулём сейчас нахожусь не я. Веди я машину, мы давно бы либо съехали на обочину, либо влепились в кого-нибудь.
— Как-нибудь дотянем, — протянула Аманда и ударом руки выключила радио.
Повисла тишина, в которой я чувствовала её дыхание, неровное, прерывистое. Так она обычно дышала, когда начинались тренировочные схватки. Вести машину было тяжело, поэтому обе её руки остались на руле, хотя обычно во время схваток она опускала их на живот и коротко и часто дышала. Я молча следила за её вздымающейся под свитером грудью, то и дело поднимая глаза на бледный профиль с приоткрытыми губами. Наверное, она перенервничала, что и спровоцировало начало Брекстонов. Когда я спрашивала её, насколько они болезненные, она всегда отмахивалась от меня со словами «Живот просто каменеет и всё», но я до сих пор не могла забыть её панику на представлении в церкви.