Одна и та же (Единственная)

Сергеев Иннокентий

Ничего, проспится.

. . .

Проспится и всё забудет.

Забыть как способ затеряться. Оставаться на одном месте и пить, уповая на то, что перестав быть, можно тем самым заставить пробудиться к бытию ту единственную, что никак не желает этого. Заставить её быть. Если бы я хотел затеряться, я уехал бы в маленький городок. Если бы я хотел спрятаться от своей судьбы, я бежал бы из мегаполиса, ведь только здесь остаёшься со своей судьбой один на один. В маленьком городе каждый день встречаешь кого-нибудь из знакомых, а как же иначе - город-то маленький. Другое дело здесь, когда вероятность случайной встречи равна нулю. Тем и интересна здесь жизнь, что когда столько судеб оказываются в одном пространстве, не остаётся места для случая. И случай - это сама судьба в её пугающей обнажённости. Хотя пьяному всё равно. Когда знаешь, что завтра проспишься и всё забудешь,- не протрезвеешь, нет, слишком невелик срок до нового дня, но забудешь,- пока однажды снова... Лучше не думать об этом. Я смотрю на этого юношу, что уже клюёт носом, но всё ещё пытается говорить связно, и мне немного жаль его. Может быть, он и напился-то вот так, с почти незнакомым ему человеком, в первый раз в жизни и думает, что и дальше всё будет так же легко и просто. Он ещё не знает, как трудно вернуть смысл событиям, когда они превращаются в привычку. А ведь и алкоголь рано или поздно становится просто привычкой. С наркотиками проще - они убивают. И может быть, было бы лучше, если бы я выбрал смерть, предпочтя её медленной старости, как я учу в своих песнях, в припадках экстаза изображая пророка перед теми, для кого это не более чем сотрясание воздуха звуком. Всё, что я пою - это всегда лишь полуправда, просто потому что я всё ещё жив. "Тот, кто не живёт в соответствии с истиной, которую проповедует, сам есть главный враг истины",- как сказал один кёнигсбергский философ. Почему я вспомнил о Кёнигсберге? Маленький город, в котором я пытался спрятаться от моей судьбы. Маленький город, где судьбы людей так и остаются для них за семью печатями до самой смерти или старости, где разница между этими двумя словами не имеет значения. Но мистический город, с нездешней душой, полный собственных тайн и стерегущий их ревностно как дракон, что стерёг сокровища нибелунгов. И наверное, бесполезных. Впрочем, может ли быть бесполезным ветер, дождь или море? Могут ли быть бесполезными те, кто умерли прежде, чем родились мы? Может быть, самое бесполезное на земле - это мы? Живущие вместо тех, кто должны были жить вместо нас. Но пусть я почти глух и почти слеп, и пусть эти люди понимают ещё меньше, чем я, и вряд ли больше меня видят и слышат, я пойду до конца. Пьяному не страшна никакая нелепость. Пусть даже всё было бессмысленно с самого начала, как этот дождь и этот ветер за стенами, и сами эти стены, и моё имя. И этот город, над которым каждую ночь зажигаются рубиновые звёзды. "Рубиновые звёзды" - звучит красивее, чем выглядит, как мои песни, наверное, лучше, чем я, сидящий за этим столиком один на один с человеком, который храпит, развалившись на стуле, и его судьба для него единственная, а для меня всего лишь очередная, и ты лучше и, конечно, красивее всех этих женщин, потому что их будет ещё много, а ты одна, и пусть даже мне осталось недолго, но они многочисленны, и это превращает мою жизнь в привычку, а впрочем, завтра...

Я всё забуду.

. . .

Ты прячешься, подменяя себя другими, и если я пойму, как это делается, или хотя бы научусь тому же самому, то, может быть, ты станешь ближе. Наши отношения начинают становиться скандальны. И пусть этот скандал до времени сокрыт от посторонних глаз, это не делает

положение менее нелепым. Я не верю в дружбу и, ещё менее, в любовь по переписке. Это своего рода суррогат подлинных отношений. Ты не находишь? Нет? Ну что ж, значит, я неправ. Хотя мне кажется, что я всё-таки прав. Впрочем, мне почти всегда так кажется. Но даже если так оно и есть, ты знаешь об этом лучше. Ты всегда и всё про меня знаешь, но никогда не говоришь. А я не знаю даже, кто из нас кому снится, знаю только, что у каждого свои сны, и нельзя провести в эту страну другого, даже если этот другой - ты сам. И всё бессмысленно, а теперь уже и поздно. Не люблю реминисценций - всё становится ложью, когда пытаешься это повторить. И наверное, кто-то когда-нибудь уже сказал об этом. Может быть, даже я сам. Но разве это что-то меняет? Не нужно пытаться ничего развивать, надо каждый миг всё начинать заново; в идее перманентной революции куда больше глубины и здравого смысла, чем кажется на первый взгляд. И ещё - если я думаю, что знаю, о чём нужно и о чём не нужно думать, то либо я ещё не напился, либо я уже перепил. Либо у меня просто паршивое настроение. Потому что какое кому дело, что правильно, а что нет. Плохо у меня получается прятаться. Нет, правда, плохо. И не пытайтесь меня утешить. А впрочем, пытайтесь. Ведь умение прятаться - это и есть умение творить образы. Тут нет общего для всех критерия. Кто-то один скажет, что я гений, а кто-то другой ответит ему, что я дурак, и только тот, кто скажет, что я спиваюсь, меньше других рискует оказаться неправым, но и его точку зрения я с успехом могу оспорить - нужно только как следует выпить. А ты как Леди Совершенство - всегда являешься слишком поздно к своим гостям, даже если среди них я. Может быть, именно потому что среди них я, или потому что ты и не думала никого приглашать, или просто тебе наплевать на всё это. Все мы на расстоянии кажемся лучше, может быть, поэтому ты и не хочешь, чтобы я приближался к тебе слишком уж близко, не знаю, мне так и не удалось расшифровать иероглифы женской логики. Ведь даже алкоголику ясно, что не бывает любви в разлуке. Не бывает солнца по переписке. Нет жизни и нет смерти кроме той, что смотрит нам прямо в глаза. Электрический ток не бьёт на расстоянии. Зачем я всё пытаюсь объяснить очевидное, и кому? Кто-то однажды заметил, что я никогда не стану популярным, потому что считаю тех, кто меня слушает, глупее и, одновременно, умнее, чем они есть на самом деле. Кто-то другой объяснил это иначе - я слишком мрачен, чтобы стать популярным. Может быть, они оба говорили об одном и том же. Но в таком случае, мир уже рухнул, и я стою на его развалинах, потому что, по-моему, если два разных человека произнесут в точности одно и то же, мир рухнет. "По-моему" - значит, рухнул именно мой мир? Как обидно, а я даже не успел его как следует разглядеть... Я ещё только пытаюсь найти камень для постройки храма, и вдруг оказывается, что дальнейший мой труд напрасен, и вообще, всё было бессмысленно с самого начала - мой миф развенчан. Да напейся же ты, наконец, до смерти и усни - может, тогда тебе приснится твой сон. Как сказал принц Гамлет. Как говорят взрослые непослушным детям, укладывая их спать. Все говорят... И что-то рассказывают, а я пытаюсь настроиться как радиоприёмник на их волны, чтобы потом они настраивались на мою волну, чтобы услышать самих себя. Не проще ли нам всем просто говорить перед зеркалом? А ведь именно так мы и делаем! Ну вот, родился ещё один секрет для толпы, ещё один тост за столом для избранных, ещё один перл для некролога. Я давно уже заметил, что бессвязность мышления - кратчайший путь к афоризмам. Может быть, я давно уже адепт какой-нибудь тайной религии? Интересно, платят ли за это деньги?.. Нет. Адептам не нужны деньги. А я и не разбогатею - значит, мне ничто не угрожает? Кроме деградации, разумеется, потому что если нет в мире эволюции, значит есть одна только деградация. Но и она угрожает мне только в той мере, в какой я пытаюсь продолжать то, что однажды уже начато, пытаясь вспомнить, что же именно я продолжаю. С другой стороны, что прикажете делать, если каждый вечер оказывается, что уже слишком поздно начинать всё сначала, и пора спать, а то совсем развезёт, а на завтра... На завтра всё продолжается как ни в чём ни бывало. Во всяком случае, деньги меня не испортят. Потому что я и без того слишком мрачен и считаю всех дураками. А на нет и баба с возу - как кто-то мне сказал однажды. Когда вот так, напиваешься каждый вечер в общественном месте, запоминаешь только слова, а не лица - профессиональная болезнь. Угадывать профессии по профессиональным болезням, угадывать твоё лицо в потоке лиц, которые забываются ещё быстрее, чем произнесённые ими слова как всякая другая игра, это либо способ открыть для себя свою судьбу, либо попытка от неё спрятаться. Я пытаюсь делать и то и другое одновременно, и если у меня это получится, я взорву весь этот мир. Мой они взорвали уже давно. Так говорят мне они, если только они все говорят одно и то же, как если бы это говорил один человек. Их счастье, что я непоследователен - я то пытаюсь воспользоваться состряпанным ими миром, то вновь начинаю изобретать способы обходиться без него. Их счастье, что я слишком сентиментален - иначе они давно бы уже вертели ногами где-нибудь у созвездия Большой Медведицы,- вернее, тем, что от них осталось. А теперь мне нужно выйти,- нет, не на сцену, концерт давно закончен, я никогда не начинаю рассуждать прежде чем закончу петь - иначе я запутаюсь раньше времени. Нет, мне всего лишь нужно в туалет. Диктофон оставляю включённым. Всё равно, плёнка уже почти кончилась. Как и мои деньги. Кто-то взял их у меня в долг, а кто - не помню. Помню только его слова: "Верну обязательно". Вот и всё, что я помню.

2

Меня зовут Саша. Может быть, ты помнишь меня. Я нашёл твой диктофон на столике, за которым ты в тот вечер сидел, но тебя нигде не было, мне сказали, что ты ушёл, и я забрал его, чтобы как-нибудь отдать его тебе при встрече. Кассету, которая была в него вставлена, я не слушал,- то есть я начал её слушать, но понял, что это что-то личное и не предназначено для меня. Я давно уже не появляюсь в этом клубе, но как-нибудь обязательно зайду, хотя бы для того чтобы вернуть тебе этот диктофон. Помнишь, я потерял в толпе девушку и решил каждый вечер приходить в этот клуб в надежде встретить её снова. Ты ещё посмеялся надо мной, а я сказал, что искать нужно там, где потерял. Нет, я и теперь так думаю, но возник другой вопрос - а стоит ли вообще искать? Раз я потерял её, значит, она просто дала мне всё, что могла мне дать, и получила от меня всё, что могла от меня получить. Ты скажешь, что это звучит неубедительно - банальная попытка оправдать собственную лень и малодушие. Но ты знаешь, мне гораздо предпочтительнее думать, что она и была единственной и совершенной, не встречаясь с ней больше. Ведь они всегда ухитряются всё испортить, когда от них этого меньше всего ждёшь. Почему-то мне кажется, что ты поймёшь меня, и почему-то для меня это важно, чтобы ты меня понял, хотя мы почти незнакомы, и может быть, ты даже не вспомнишь меня, когда мы снова встретимся, а мы обязательно встретимся, ведь должен же я отдать тебе этот диктофон и твою кассету. Они каждый раз ухитряются всё испортить, и приходится начинать всё сначала и заново, а это так утомительно. На что мы растрачиваем свою жизнь? Мне кажется, ты знаешь, на что ты тратишь свою жизнь - ведь ты музыкант. Я намеренно не стал слушать твои записи, чтобы не разочароваться в тебе. А то вдруг ты окажешься таким же, как и они, и всё испортишь. Ты знаешь, когда я перестал искать её? Когда понял, что она значит для меня больше, чем все остальные. Я не знаю, что такое любовь, и не хочу знать, но боюсь, это именно тот случай. В тот вечер, когда мы напивались с тобой, и я заявил, что буду приходить сюда каждый вечер и непременно найду её, я ещё не знал, насколько она для меня важна. А теперь, когда я это понял, я больше не ищу встречи с ней, и даже не знаю, когда теперь смогу отдать тебе твой диктофон. К тому времени ты, наверное, уже давно купишь новый. Ну и ладно. Всё это неважно. Что-то я хотел объяснить тебе... Когда я понял, как она важна для меня, я перестал искать встречи с ней, потому что она всё испортит, и это будет невыносимо. Этого я не переживу, точно. Хотя, может быть, она права, и я и так уже слишком зажился на этом свете, ведь мне уже двадцать четыре, а такие как я должны умирать как можно раньше, желательно, в колыбели, чтобы ненароком не нарушить покой обитателей этой планеты. Удивительно, как мы ещё не взорвали её,- может быть, именно потому что слишком многие из нас умирают, не успев родиться. Не знаю, почему, и не хочу знать, это не моё дело. Если этой планете угодно было превратиться в кучу навоза, что ж, это её дело. Это не наша планета. Не моя и не твоя. Здесь уже давно не верят ни в музыку, ни в любовь. А вот она будет приспосабливаться, и я ничего не могу поделать с этим. Она начала это делать задолго до того как встретилась со мной, и продолжила немедленно после того, как мы расстались. Может быть, и даже почти наверное, для неё я всего лишь один из представителей здешней фауны, к которой относит себя и она, так что же. Кто виноват в том, что я полюбил её. Никто не виноват. Мы живём в параллельных мирах, и я посмел возжелать невозможного, соединить "инь" и "ян". Только такой дурак как я мог так глупо влюбиться. И что же мне теперь делать? Нет, уж лучше пусть она останется несбыточной мечтой, чем развенчает себя. Я напишу музыку, чтобы воспеть её, и стану музыкантом не хуже тебя, но никто об этом не узнает, и это останется моей тайной. Глупо не использовать такой огромный шанс на счастье - один из пяти миллиардов, да? Что ж, тогда судьба распорядится должным образом, и мне не уйти от неё. Ведь и ты был прав тогда - всё равно, где искать, можно искать, даже оставаясь на месте. Встречами управляет судьба. Если она и есть подлинная и настоящая, то с равной вероятностью я могу встретить её на улице или у прилавка магазина, или в билетной кассе театра, или где угодно, в случайном автобусе случайного маршрута, с той же вероятностью, с какой встретил бы её здесь или где-то ещё. Потому что для судьбы это неважно. Если это судьба. Потому что мир иллюзорен. Потому что я последняя сволочь, что позволил ей уйти. Наверное, в этом всё дело. Я позволил ей уйти и теперь пытаюсь оправдаться перед ней, но она не слышит меня, и всё бессмысленно. Меня слышишь только ты. Не знаю, насколько я интересен тебе с этой глупой исповедью, но думаю, ты дослушаешь кассету до конца, хотя бы из любопытства. Может быть, тебе покажется, что я говорю слишком напыщенно - у меня нет опыта вот так запросто говорить на плёнку. Я и не думал, что звукозапись это так просто. Моя биография, если я стану излагать её в подробностях, покажется тебе скучной, а если расскажу вкратце - банальной. В первый раз я влюбился в шесть лет, потом всерьёз - в пятнадцать. Потом закончил школу, поступил в институт, снова влюбился, потом ещё один раз, потом закончил институт. Сейчас нигде не работаю. Время от времени устраиваюсь, но почти тут же увольняюсь, или меня увольняют. В общем, ничего интересного. С деньгами плохо, но не настолько чтобы жаловаться. Да и с какой стати я бы стал жаловаться тебе на отсутствие денег. Ты же их не печатаешь и не раздаёшь. А хоть бы и печатал и раздавал, всё равно, жаловаться - это глупо. В тот вечер мы здорово напились с тобой, и я даже уснул за столиком и почти ничего не помню, но то, что ты говорил о той, которую ты любишь,- я так и не понял, реальная ли это женщина, или только мечта, хотя, какая разница, если наши мечты порой имеют больше права быть реальностью, чем то, что нас окружает,- так вот, та, о которой говорил ты, очень похожа на ту, которую я потерял. Её зовут Света. Хотя вряд ли можно потерять то, о чём только мечтал - ведь мечты никто и никогда у тебя не отнимет. А та, что променяла меня на бокал дармового шампанского,- просто потому что у меня кончились деньги - если ты помнишь, я пил за твой счёт,- имеет к ней не больше отношения, чем капли воды к радуге. Чем пыль в атмосфере к краскам заката. Как же тяжеловесны эти сравнения! И бесполезно придумывать новые - я потерял её. Можно ли потерять то, о чём лишь грезил? Я променял её на свою мечту так же, как она меня - на бокал дармового шампанского. Так ли уж мы несхожи? Она тяготеет к земле, а я - к небу, но мы расходимся в разные стороны, и оба направления ведут к разлуке, с той только разницей, что она меня, должно быть, уже давно забыла, а мне её не забыть никогда. И я обречён на то, чтобы теперь вечно оправдываться, а ей и так хорошо. Хотя что мы с тобой о ней знаем? Только то, что её зовут Света, и я влюбился в неё, а ты её даже не видел, а если и видел, то вряд ли обратил на неё внимание. Я не должен искать с ней встречи, я пытаюсь держать себя в руках, и вот, я начал пить. Однажды я сказал одной девушке: "Я могу предложить тебе стать моей женой, но вряд ли мы станем от этого счастливей". И она сказала: "Ты делаешь мне предложение?" Они слышат только то, что предполагают услышать,- неважно, ждут они этого или боятся. Они все одинаковые, кроме одной. Между прочим, это твои слова, а произношу их я. Твой голос и мой голос, а слова одни и те же. О разных ли женщинах мы мечтаем или об одной и той же? И может быть, я должен вызвать тебя на дуэль? Что толку, если я потерял её, а ты её даже не видел. Или наоборот, но всё равно бессмысленно. Потому что всё перепуталось в этом мире, и мы отравляем друг другу жизнь, не становясь от этого счастливей. Потому что больше всего на свете я хочу увидеть её снова, но буду избегать этой встречи как проклятья. Мне незачем будет жить после того, как она окажется такой же, как все. Может быть, мне уже незачем жить дольше, и я и так зажился на этой планете, но я не знаю об этом и не хочу знать. И не она должна сказать мне об этом. Может быть, та, что явилась мне в её образе, но не она - слишком уж подло это будет звучать после того бокала шампанского, на который она променяла меня. Хотя, скорее всего, я был ей безразличен с самого начала. Тебе скучно слушать всё это? А мне-то что. Не захочешь слушать эту запись - сотрёшь или просто не станешь слушать, как не стал прослушивать твои записи я. Так мы все и поступаем друг с другом. И всем наплевать. Даже ей, и мне, и наверное, даже тебе. Слишком много было разочарований, чтобы искать встречи со своей мечтой, воплотив её в осязаемый облик. Наговаривать на диктофон - не лучший способ поиска, и может быть, всё это сплошное занудство, но я не хочу об этом знать. Я написал несколько книг, но так и не знаю, что такое литература, я влюблялся, но так и не знаю, что же такое женщина. Потому что, если я буду знать, что такое женщина, я уже не смогу влюбиться. И я не хочу знать ничего больше.

. . .

"Шутки шутками, а пистолет заряжен",- как говорит один мой приятель. Можно даже сказать, друг. Когда-то мы с ним учились в школе в одном классе, а теперь живём в одной квартире. Его зовут Юра. Он бандит, но из мелких. А в общем, неплохой парень. В этой двухкомнатной квартире,- вернее, в комнате, где живу я, потому что эта квартира была коммуналкой,- на улице Куусинена (метро "Полежаевская") я прожил почти всю свою жизнь. Раньше здесь жила моя бабушка. Сам-то я родился не в Москве, а очень даже далеко отсюда - в Свердловске, хотя ни разу этого города не видел. То есть видел, конечно, но не помню - мне было чуть больше трёх лет, когда мои родители развелись,- они учились в Политехе и жили в общежитии - там и прошли первые годы моей жизни. Потом они закончили институт и разъехались, а меня взяла к себе бабушка. Теперь она живёт с сыном, моим отцом, в Сочи, а моя мама живёт со своим, третьим уже, мужем в Новосибирске. Так и получилось, что в школу я пошёл уже здесь, в Москве, и все эти годы мы с бабушкой жили в её комнате в коммуналке. Она уже тогда плохо слышала и, врубив на полную громкость телевизор, смотрела все программы подряд, а я уходил учить уроки на кухню. Там постоянно было накурено, и соседка вечно что-нибудь готовила, но в общем было неплохо. Иногда мне даже наливали выпить. Я сидел за нашим с бабушкой кухонным столом, который одновременно служил кухонным шкафом - для того чтобы было куда поставить ноги, надо было открыть дверцы и вытащить из него кастрюли. Потом я закончил школу, поступил в институт, а потом бабушка уехала,- я был уже на четвёртом курсе,- а ещё через год съехали и соседи, продав свою комнату некоему господину, которого я впоследствии только один раз и видел. Таким образом, вся квартира как бы перешла мне. И я её сдал. К тому времени я убедился в том, что мне постоянно нужны новые женщины с предыдущими если что и получалось по второму разу, то было уже не то. И тут такая возможность, представляешь? Триста пятьдесят баксов в месяц. Тут ведь какая проблема. Морочить девушке голову, а потом просто бросить её - это не так-то просто. Ей ведь не объяснишь, что просто не хочешь её больше. Она-то не против того чтобы всё повторить, да и вообще не против... К этому нужно привыкнуть, а я не хотел к этому привыкать. Оставалось одно - иметь дело только с теми из них, которые делают это за деньги и впоследствии никаких претензий ни на что не имеют. А таких, между прочим, гораздо больше, чем можно видеть на Тверской, но про это молчок. Хотя ты и сам всё прекрасно знаешь. Ну так вот, сдал я квартиру, а сам поселился в бомжовнике. Иногда получалось забавно,- денег-то всегда было в обрез,- например, я снимал девушку, и мы добирались до моего адреса на метро. А я просто не мог позволить себе довезти её к себе на тачке!

Я очень любил плохую погоду, когда холод и ветер, и, желательно, ещё дождь или мокрый снег - тогда они сговорчивее. Но об этом можно долго рассказывать. Это ведь больше года продолжалось. А потом вдруг объявился хозяин второй комнаты, а я об этом даже ничего не знал, потому что телефона в моём бомжовнике не было, как ты сам понимаешь. Получилась неприятная ситуация. Надо было разбираться. Вот я и попросил Юру, не то чтобы помочь, а просто придти вместе со мной - мало ли как разговор повернётся. Мы с ним к тому времени не виделись уже несколько лет,- собственно, с выпускного,- и я только понаслышке знал от общих друзей, что он чем-то таким занимается. Ну, мы и пришли. А мужик оказался нормальным, так что никаких особых разборок и не было. Он собирался свою комнату продавать, ну, Юра тут же её и купил у него. Так что теперь мы с ним живём вместе - он в своей комнате, а я в своей. Если честно, мне уже и самому всё надоело к тому времени, вся эта романтика. Так ведь всегда и бывает. Поначалу всё идёт хорошо, жизнь полна ощущений, но постепенно всё то ли надоедает, то ли просто всему свой срок, но всё это перестаёт быть правдой и всё больше становится похожим на игру в прятки с самим собой. И нужно что-то менять, а значит, нужно менять всё и начинать что-то по новой. Может быть, я просто непостоянный человек, или даже так, как кто-то однажды мне сказал, что я сам не знаю, чего я хочу. Но тут фокус даже не в этом, а в том, что сегодня я хочу одного, а завтра - совсем другого, и ничего с этим не поделаешь, и даже если это будет то же самое, то всё равно, это должно быть что-то совсем другое. Есть другие люди. Есть люди постоянные. Один мой знакомый, приходя в компанию, первым делом выясняет, будет ли какая-нибудь из присутствующих женщин с ним трахаться, и если оказывается, что нет, он немедленно собирается и уходит, и никакими силами невозможно заставить его остаться. При этом он прекрасный собеседник, и вообще, душа компании. Поэтому я всегда приглашаю его, но зная эту его особенность, предпринимаю соответствующие меры. И тогда это фейерверк. Он знает, чего он хочет, и я это знаю, и никаких проблем. Может быть, именно потому что я такой непостоянный человек, я и не стараюсь найти Свету, то есть поначалу я прилагал для этого усилия, но лишь самые минимальные, а теперь и вовсе прекратил поиски. Счастье не может быть долгим. Юра говорит, что я новый Казанова. Он всем придумывает такие прозвища. Себя он называет Штирлицем, но это отдельная история. Как-то раз сидели мы с ним в "Табула Раса", а там, ты знаешь, на стене натянуто как бы полотнище, огромное такое, и на нём всякие портреты, и в центре большой портрет Штирлица. И вот мы сидели, и Юра долго смотрел на него, а потом вдруг сказал: "А ведь я Штирлиц". Я сначала не понял. - Почему?- говорю. Но он не стал ничего объяснять. А меня любопытство разобрало, и я весь вечер донимал его: "Почему?" Наконец, он объяснил. - В этом мире,- сказал он,- нет незаполненных мест. Если я не буду делать то, что я делаю, это будет делать кто-то другой и точно так же будет зарабатывать на этом деньги. Но на что он будет их тратить? В этом вся разница. Он будет тратить их на рестораны, женщин, ямайки там всякие, а я издаю книги. То есть, получается, что я вывожу деньги из тёмной стороны жизни в светлую. Ведь так? - Да,- согласился я. А он как раз за день до этого дал мне деньги, чтобы я издал книгу. Я знаю, что он и другим помогает вроде меня, поэтому я сказал: "Да. Так оно и есть". - Вот Штирлиц,- продолжал он.- Был штурмбаннфюрером СС, так? И если бы не он, на его месте был бы другой штурмбаннфюрер. Но разница в том, что на самом-то деле, он работал на нас, на разведку... - То есть, ты вроде как казачок засланный?- сказал я. - Можно и так сказать,- сказал он.- Но разве я не прав? - Да нет,- согласился я.- Всё правильно. - Потому что пока будет спрос, будет и предложение. Взять ту же наркоту. Пока люди просят её и готовы платить, им будут её давать, и всё, чего добиваются правоохранительные органы, это повышения степени риска для тех, кто этим занимается, и как следствие, увеличения цены на товар и прибыльности этого бизнеса. Я бы на их месте, вместо того чтобы сжигать конфискат, продавал бы его наркоманам, причём, дешевле, чем они могут купить, но только, скажем, зарегистрированным. Этим бы я добился двух целей - во-первых, выручил деньги, на которые можно вести пропаганду там, таможенников больше нанять и всё такое, а во-вторых, сбил бы цены и уменьшил прибыли тех, кто торгует. И наркоманы бы с удовольствием регистрировались, их бы хоть на СПИД было проще проверять. Но нет же! Тут же моральные соображения! Вот так он мне всё и объяснил. И я с ним согласился. А что тут возразишь?

Не знаю, почему он это делает. Назвать его эстетом я бы не мог, умным... Ну да, ну, неглупый парень, но так чтобы поспорить с Ницше, нет, не настолько он умный. Может быть, он думает, что ему повезло, и у него есть такие деньги, а те, кто пишут хорошие книги, не могут их даже издать, потому что так по-идиотски устроен наш мир? Или он мечтал в детстве быть Штирлицем и вот, наконец, воплотил в реальность детскую мечту. Или просто решил, что ему повезло, понимая при этом, что удачливость сама по себе не может быть оправданием заурядности. У меня есть яркий пример - другой мой бывший одноклассник. Его, как и меня, зовут Саша. Так вот, досталась ему от предков большая квартира на Пятницкой. Это долгая история, как это получилось, но это и неважно. И что же он делает. Он разменивает её на две квартиры, одну из которых тут же продаёт и живёт на вырученные деньги, очень неплохо, ездит по заграницам, полный кайф. Для нас он вообще был чуть ли не принцем,- я тогда ещё жил в коммуналке с бабушкой, ну и все мы были, в общем, не очень богатые, а он, ну что ты! Он приезжал из Италии или из Парижа и рассказывал, как там перед ним все расшаркивались, каких тёлок он трахал, а мы только и могли что слушать, разинув рты. Не знаю, что такое счастье, но то что он чувствовал себя королём, это точно. А потом деньги кончились, он разменял свою квартиру и одну из вырученных снова продал, и всё продолжалось. Потом он поменял свою квартиру на худший район чтобы получить доплату. И всё продолжалось. Теперь он поменял эту свою последнюю квартиру на комнату в Мытищах. Жить там невозможно. Тем более, ему, после всего того, что у него было. Он иногда заходит к нам, стреляет деньги. Бывает, сядем втроём, выпьем, он начинает рассказывать о своей прежней жизни - столько воспоминаний! А мне всё хочется задать ему вопрос: "Ну ведь твоя жизнь кончилась, и ты получил всё, чего желал. И теперь тебя впереди ничего уже не ждёт, ничего уже не будет больше, всё, кино кончилось, зачем же ты продолжаешь жить?" Если бы он утонул где-нибудь в Дарданеллах как Байрон, всё было бы прекрасно, он остался бы звездой, легендой, чуть ли не полубогом, но вместо этого он зачем-то остался влачить жалкое существование. И всё испортил. Зачем жить, если впереди ничего нет и не может быть, если всё в прошлом? Надо умирать вовремя. А бывают и совсем странные случаи. Я всё время рассказываю о своих бывших одноклассниках, но так уж получилось, что в школе со мной учились ребята, с которыми я до сих пор дружу, а в институте как-то не появилось никого. Так вот, ещё один мой бывший одноклассник, тот вообще был чем-то из иного мира. Он учился в музыкальной школе на фортепиано, закончил её экстерном, поступил в консерваторию без экзаменов, на разных конкурсах какие-то места занимал всё время, ездил за границу, в общем, полный вундеркинд. И что ты думаешь? Появляется женщина, Тамара, которая старше его в два раза,- ей уже далеко за сорок,- и всё! Безумие, страсть. Он бросает всю эту свою музыку, и больше ему уже ничего не нужно. Ему говорили: "Толя, опомнись!" А он только отмахивался и смеялся с таким видом, как будто он что-то такое знает, чего мы не знаем, не узнаем никогда и знать не можем. И что, вот уже сколько, четыре, нет, три с половиной года они живут. Полная любовь и идиллия. А ведь на любовь нужны деньги. Так он устроился в фирму, которая ставит сигнализацию на гаражи там, офисы, получает штуку баксов в месяц и по уши счастлив. И никакая ему музыка не нужна. Может, он и опомнится когда-нибудь, но боюсь, поздно уже будет. А может и не опомнится. Вот тебе и весь гений. Я его спрашиваю: "Ну а что дальше?" Но с ним бесполезно разговаривать. Он любит её, и всё тут. Но она, конечно, по-своему интересная женщина. Не назвал бы её красивой, но чтобы вот так, и такая любовь... Они тоже иногда заходят к нам. Вообще, та компания, которая была: Толя, Саня, ещё двое ребят и я - мы так и продолжаем общаться. А новых друзей, наверное, уже и не будет. Всё закладывается когда-то очень рано, когда мы к этому вовсе и не готовы, и уже на всю жизнь. А что мы об этом в тот момент знаем, и что мы вообще можем в тот момент обо всём этом знать? Встречаемся, знакомимся, дружим и остаёмся друзьями на всю жизнь, но если разобраться, то всё это происходит случайно. А чем мы старше, тем меньше случайностей, и тем труднее найти новых друзей. Да я уже и не ищу новых знакомых. Разве что, ты, но и ты, скорее всего, уже и забыл про меня. Как-нибудь встретимся, я отдам тебе этот диктофон и кассеты, а ты будешь пытаться вспомнить, что это за тип такой, и что ему нужно. А может, вспомнишь. О чём-то я хотел тебе рассказать, а о чём, забыл уже. Может, вспомню ещё. Ладно.

. . .

Она не такая как все, но всё равно. Она всё испортит. О ней можно мечтать, думать о ней, жить ею одной, но нельзя ей верить. И подходить слишком близко. У моего друга Юры,- я рассказывал о нём,- была девушка Катя. Он несколько раз приводил её домой, и она даже жила с ним здесь несколько дней. А потом мы однажды взяли водки, накупили всякой закуски и устроили застолье на троих. И стали разговаривать о том, о сём, а Юра выпил больше, чем он обычно пьёт, и стал допытываться, что она будет делать, если его, скажем, убьют, а она уже знала, что он с какими-то бандитскими делами связан, или она с самого начала об этом знала, неважно. И она ему ответила: "Так это же и лучше. Тебя убьют, а мне достанутся все твои деньги и эта комната. Ты думаешь, почему я согласилась за тебя замуж выйти". Может, она просто пошутила, или выпила лишнего, а он-то воспринял это всерьёз. Переживал. Так, в конечном итоге, и расстался с ней. А может, она просто сказала ему правду. Странная штука, алкоголь - на всех по-разному действует: одни начинают изображать из себя неизвестно что, а другие, наоборот, вдруг начинают говорить правду. Может, она и правду сказала, но не надо было ей этого говорить. Они всегда всё ухитряются испортить. И что же мне делать? Если я это знаю. Я покупал других, а эта купила меня. Чем? Я просто влюбился. Если придумаешь название, то уже не так страшно. Установленный диагноз, как ни странно, успокаивает - он как бы заключает неведомую дотоле угрозу в определённые и описанные в справочниках рамки. Кошмар никогда не бесконечен, потому что всему, в конечном итоге, находится название. Я не разыскиваю её, потому что если для неё это важно, если это всё правда, она найдёт меня сама. Она знает обо мне больше, чем знаю о ней я. Или она выжидает? Что за глупость, ждать, когда кто-то сделает то, что ты и сам можешь сделать! Какое право она имеет просто сидеть и ждать! Ведь я-то уж точно ничего не испорчу. Хотя... Я думаю о том, как мы с ней встретимся, и мне становится страшно. А вдруг я сделаю что-нибудь не так, и она подумает так же, как я: "Он всё испортил". Он оглянулся, и Эвридика возвращается в царство теней. Я тяну время. Время - мой союзник или мой враг, но что-то меняется в этом мире, не может не меняться. Не подумай, что я боюсь. Мне ли бояться женщин. В конце концов, я легко смогу с ней расстаться. Я делал это уже много раз. Хотя конечно, с теми всё было совсем по-другому... У тебя есть одна песня, она про неё. Теперь ты знаешь, что её зовут Света. А меня зовут Саша, очень приятно. Что бы мы обо всём этом ни думали, всё равно, ничего не изменишь. Ты не понимаешь, ведь она - первая женщина в моей жизни! Те все не в счёт. И она такая же, как они. Какой-то частью себя я всё ещё понимаю это. А ведь я уже знаю её телефон, и сегодня я позвоню ей. Я знаю, что не смогу удержаться. Я позвоню ей сегодня, и всё у нас будет. Может быть, она даже выйдет за меня замуж. И мы всё испортим. Но иначе я не могу, это выше моих сил. Я ничего не хочу без неё. Наверное, ты оказывался в подобной ситуации, может быть, даже не раз, и я догадываюсь, что бы ты посоветовал мне, но алкоголь не универсальное средство. И есть надежда, что вдруг... Вдруг на этот раз всё получится совсем по-другому? Тебе проще - ты знаешь, что ты один такой на всём свете, и тебе этого достаточно, а мне - нет. Плёнка ещё осталась, но говорить уже не о чем. Сейчас я сниму трубку и наберу её номер.

3

"Дайте мне точку покоя, и я переверну землю!"- как сказал Архимед. Так ли в точности он сказал, или нет, неизвестно. Может быть, я всё перепутал. Да и кто он был, кем он был? Время идёт, мир превращается в лавку древностей, всё изменяется, и только я остаюсь на прежнем своём месте. Вчера ко мне подошёл парень, о котором я уже и думать забыл, напомнил, что когда-то давно мы вместе пили с ним за этим столиком, и вернул мне мой диктофон, который я уже давно считал потерянным. Оказывается, он нашёл его на столике и забрал, а где в тот момент находился я, об этом история умалчивает. Вместе с диктофоном он отдал мне мою кассету, а с ней и свою, почему-то извинившись, что записал её не полностью. И тут же исчез, а я даже не успел расспросить его, что и как. Ну и ладно. Однажды вдруг является человек, о котором ты давно забыл, и возвращает тебе твоё прошлое, записанное на диктофонную ленту. А я только было собрался начать всё заново. Я вспомнил его, да, конечно, он ещё искал девушку по имени Света. Да только мне-то что до всего этого. Не всякого Бог оберегает от соблазнов, предлагая взамен нищету и мечту о той, что была уже четыреста раз убита, а для меня ещё не родилась. Вот так попасть на станцию Межвременье и застрять на ней на всю жизнь. Наше время всегда или уже кончилось, или ещё не началось, и такие, как я, уже столько раз были, но меня не было среди них. А теперь уже поздно, чтобы изменить что-то, остаётся лишь снова и снова начинать всё сначала. И для меня уже всё поздно. Но столько раз ещё будут другие. Что мне до того. Я знаю твои губы и твои пышные волосы, я видел твои глаза, когда те, другие, пытались вернуть меня в мир где обитают они, а я смотрел, как они это делают, но со стороны, и ты была рядом, я видел твои глаза. А потом они взяли и вернули меня, и я снова стал жить. Но их бдительность обмануть нетрудно, я научился делать это при помощи алкоголя, а сколько существует других способов, одному Богу известно. Переступить, наконец, эту грань, о которой я столько уже пел, оставаясь по эту её сторону. Женщина встаёт из постели, а рядом с ней труп. Тема для новой картины Эдварда Мунка, который, кажется, уже умер. Да, уже умер. Вот незадача. Мэтры не должны умирать - слишком многое они замыкают собой. Та, что одна на всех - для кого родилась она из пены дней, для кого явилась она миру богиней? Как просто мечту превратить в религию. Ещё проще, чем сделать её ничем. Кто-то,- не помню, кто,- сказал мне: "Нельзя жениться на своей любви". Надо прослушать плёнку, может быть, вспомню, кто это был. И правда ли это. Все вокруг говорят, что нет, есть и другой путь: воспользоваться услугами фирмы "Анонимная лоботомия". Мы оставляем свои раны на чьих-то телах. Если бы можно было начать всё сначала, всю историю мира... И снова мечтать о твоём рождении после того, как тебя в который уже раз убили. И мы встретились.

. . .

Писать для тебя роли в тобою же созданном театре. Ты всегда рядом, но недоступна как то, что происходит во сне. Но ты всегда рядом, и без тебя не было бы ничего. Когда-то давно я понял, что вопросы существуют независимо от ответов, и мы искусственно соединяем их в пары, каждый в меру своего умения. Есть версия, что правильно заданный вопрос одновременно является и ответом, но это рождает новый вопрос, на который ответа нет: "Как правильно задавать вопросы?" В конечном итоге всегда остаётся вопрос, на который нельзя ответить. Может быть, это неправильный вопрос, и вообще, всё с самого начала бессмысленно, но я, всегда старавшийся избегать ненависти, по-настоящему ненавижу только одно,- и в этом, кажется, все действуют заодно как в кошмаре о мировом заговоре мутантов - ложь о том, что я мог родиться другим. И мы могли не встретиться. В ответ я сотворяю другой миф - о том, что я мог родиться в нужное время в нужном месте, или так оно и случилось, и вот сейчас ты войдёшь и сядешь напротив меня за столик. Сколько имён я придумывал для тебя - Жизнь, Любовь, Одиночество, Смерть, Совершенство,- и вот, снова пытаюсь придумать твой зримый образ, не для нового имени. Для чего? Для чего я продолжаю всё это?
– ещё один вопрос, на который нет ответа. Но, ощущая твоё присутствие, я счастлив, даже когда не вижу тебя. Ангел ли ты жизни или смерти, это уже неважно. Я счастлив, и этим сказано всё, и не нужно, не нужно, хватит уже лишних слов!.. А потом я начинаю пить, чтобы как-то убить время до нового пришествия счастья. И однажды вдруг оказывается, что ты ушла, и нужно придумывать твой новый облик, чтобы ты вернулась. Что это за игра, в которую мы играем? Может быть, ты Леди Любовь? Королева Любовь. Монахиня. Или моя бесплотная мечта о счастье. Жизни или смерти, неважно - я готов умереть хоть сейчас, только бы мы были вместе. И когда мы вместе, я чувствую, как я умираю. Ты не зовёшь меня, впрочем, и не гонишь. И уж конечно, не ждёшь. Ведь ты никогда и никого не ждёшь. Это я тоже понял давно, и когда-нибудь я ещё подумаю об этом, но не сейчас - сейчас у меня нет на это времени, ведь желания - это и есть время. А я не хочу думать об этом. Я знаю, что ты не являешься на зов, но я должен узнать тебя, когда ты придёшь. А ты уже здесь. Ты всегда была здесь, а иначе как бы мы встретились? И не нужно вопросов, ведь у меня нет другой жизни, которую можно было бы прожить иначе. Мы развращаем своих женщин прежде, чем успеваем их использовать. И теряем. Вот и вся наша земная любовь, которую кто-то сравнил с кислой капустой, а кто-то другой - с картофельным салатом. А кто-то третий сравнил её с чем-то третьим. Мы сравниваем и теряем. И думаем, что будет ещё шанс. А пока можно и выпить. Всё равно, чем занять время, пока не началась настоящая жизнь. Ведь она начнётся внезапно, и невозможно придумать заранее, какой она будет - она не является на зов, и нельзя достичь её, приближаясь к ней шаг за шагом. И когда я снова увижу твои глаза, я что-то такое пойму, чего не понимаю теперь. Хотя вряд ли это важно, ведь у меня нет иной жизни, и то, что начнётся тогда, не может быть иным, нежели будет. Перемещения в пространстве чересчур утомительны - я дождусь тебя здесь, ведь есть только один способ дождаться: не уходить. Быть с тобой - это значит быть там, где ты будешь всегда. Там, где мы встретились. А теперь я придумаю для тебя рот...

1999