Одна ласточка еще не делает весны
Шрифт:
Каждая корова знает свою дорогу к дому. Если хозяйка не встречает ее на улице, корова недовольно мычит. Тогда открывается калитка, и босоногий мальчуган отодвигает тяжелые створки ворот. В этот момент облака отражают последние багровые лучи закатившегося светила.
В каждом дворе есть корова, иногда две или даже несколько. Многие могут позволить себе купить молочные продукты на рынке, но если в доме нет коровы — чем занять дочерей, как проверить невестку, не лентяйка и не гулена ли она?
На рынке продается сметана из сливок, процеженных в маленьких сепараторах, гуще магазинного масла, вкусная, как первый декабрьский снег, и головки домашнего творога, закутанные в марлю. А молоко на рынке
В нашем дворе две коровы, одна красной масти, ее зовут Зорька, другая — пестрая, Ласточка. Мы взяли их маленькими телушками и вырастили до красивых невест. Сестры встречают Зорьку и Ласточку у ворот и провожают к стойлам в кирпичном сарае, построенном специально для них.
Когда сестры уехали учиться в большой город, мы продали коров: мама болела и не могла одна ухаживать за всей живностью. Кроме коров у нас жили десятки кур, важные, как потомственная аристократия, гуси, китайские утки, индюки, кролики и нутрии в проволочных клетках. Зорька успела отелиться, ее мы продали на другой конец села вместе с теленочком, а Ласточку незамужней взяли на улицу по соседству. Ласточка еще месяц приходила к нашему двору и призывно мычала. Но, отелившись в новом доме, признала и новых хозяев. Зорька тоже время от времени сбегала и через все село приходила к нам. Мы запускали ее во двор, кормили и поили, а наутро хозяева забирали ее обратно. Корова на всю жизнь запоминает как свой дом то место, где она отелилась в первый раз.
В районный агропром откуда-то сверху спускались планы по сбору урожая и по применению химикатов. Химикаты — замкнутый круг. Вместе с посевным материалом много незаконных эмигрантов проникло в наши земли: и франтоватые жуки из штата Колорадо, и беглая саранча, и прочая насекомая нечисть. Чтобы защитить посевы, над ними распыляли пестициды. Откушав отравленных жучков, умирали птицы, естественные враги и ограничители численности вредителей. Следовательно, химикатов нужно было все больше и больше.
В один год, перед самым развалом Советского Союза с его агропромами, пришло указание по сверхинтенсивной обработке посевов. Местные агрономы качали головами и пытались что-то доказать на совещаниях, но решение не отменили. Химикаты сбрасывали с помощью самолетов сельхозавиации. Даже скромная высота, на которой в небе тарахтели “кукурузники”, при самом слабом ветре все же не могла гарантировать “точечного попадания” химикатов на поля. И яды покрыли траву вдоль посевов, дорог и даже на футбольном поле-пастбище. Ничего не знающие коровы продолжали жевать траву и одна за другой стали падать на землю, мучительно умирая и с укором глядя в ближнее небо, где летали ласточки и “кукурузники”, и с которого впервые тогда пролилась смерть.
Сначала люди перестали пускать коров на выпас. Но держать их день-деньской во дворе было нельзя, да и кормить нечем. Тогда это и началось...
Кровь, густая, почти черная кровь залила землю. Я хорошо помню, детьми мы играли около совхозной бойни, и я хорошо помню озера крови, над которой плотным звенящим облаком висел гнус.
На рынке стало мало сметаны и творога, пропало даже молоко, зато стало много говядины. Цены опустились до нелепо низкой отметки, но мясо уже все равно никто не покупал. Первые две недели еще покупали. Радовались дешевизне. В каждом дворе варили мясо, в больших котлах, огромными кусками, как кочевники. И наедались до одури, до заворота кишок. А потом перестали покупать, и оно просто гнило на деревянных
На футбольном пастбище потом устроили авторынок, самый большой в Чечне. На нем торговали машинами, запчастями, а также вещами и всякой всячиной. В базарный день тысячи людей собирались на рынке и толпились от края до края.
5 января 1995 года, в день первого налета русской авиации на Шали, рынок был полон до краев. Когда в небе показались самолеты, никто и не подумал разбегаться. Это же наши, российские самолеты, они, наверное, ищут боевиков. А нам-то что, мы мирные люди. Зачем нам разбегаться и прятаться по бомбоубежищам, как призывал по телевизору бесноватый генерал Дудаев? Не американцы же прилетели.
Самолет, снизившись, сбросил бомбу . Сотни людей разорвало в клочья, куски тел, человеческого мяса, смешались с покореженным железом автомобилей, так, что хоронить можно было только все вместе. И снова кровь, кровь пролилась на землю. Реки и озера, крови было так много, что, казалось, это сама земля сочится кровью, как больная мать, у которой из груди уже не течет молоко, только кровь.
Не надо было убивать коров. Корова — это мать человека, ведь она выкармливает его своим молоком. У человека семь матерей: та, что выносила его во чреве, земля, страна, кормилица, корова, ласточка и любая женщина, к груди которой мужчина прикоснулся губами. По чеченским обычаям, если мужчина касается губами груди женщины, она становится его матерью.
Мы отступники, мы нарушили закон. Мы насилуем землю, убиваем коров, мы спим со светловолосыми женщинами, лаская их груди губами. Поэтому небо обрушилось на нас. В России небо пустое, далекое, ему все равно, что делают люди. Небо над Чечней плотнее, чем сталь, оно близко, его царапают вершины гор. И оно упало на нас, потому что мы нарушили закон.
Нет, я не участвовал в этом. Я один не участвовал в этом. За год до массового убийства коров я перестал есть любое мясо. Мне виделась смерть, я ощущал, какое оно близкое и тяжелое, небо. Вы ведь уже поняли, я был сумасшедшим. Я не ел мяса, я боялся неба, я уехал в большой город, чтобы не вернуться туда, где оно упадет. Но зря я бежал, зря. Мужчина умирает один раз, и только трус умирает каждую минуту. Когда упало небо, осколки его разлетелись по всему свету, они вонзились и в мое сердце, и теперь я не знаю, живу я или умер там, на поле, где когда-то паслись коровы, и мальчики гоняли потрепанный мяч.
Небо, небо, ты никогда не любило нас! Ты любишь покорных, а мы были горды, за это ты караешь нас, небо! В высоких горах мы подбирались слишком близко к тебе. И земля, наша добрая мать, она не сумела спасти нас от гнева неба-отца. Ведь мы украли у тебя огонь, небо.
Когда Всевышний Господь, Дела, создал этот мир и вдохнул душу в людей, земля была холодна и темна, мы мерзли, даже закутываясь в звериные шкуры, и стены из глины не могли сохранить тепло в домах, а желудки — переварить сырую пищу. А в небе было много огня, и бог небес, Села, транжирил его, из удали и хвастовства метая молнии во время грозы. И был юноша, звали его Пармхат. По самой высокой горе он добрался до неба, и когда Села спал, Пармхат украл огонь и принес его людям. Люди зажгли очаги в своих домах, стали готовить пищу, люди познали свет и тепло.