Одна минута
Шрифт:
«Еще одну попытку, — мелькали путаные, рваные мысли. — Еще одну. Надо. Тут уже ничего больше не имеет значения. Все равно уже… Надо. В конце концов прожил двадцать восемь. Это не так мало…»
На поверхности воды, там, откуда он вынырнул, расползлось мутное пятно. Вот это было плохо. Грязь от растревоженного дна, она закроет ему глаза.
Жаль, что убежал мальчишка. Все-таки хоть кто-то рядом. Хоть одна живая душа.
Ну, иди. Не теряй времени. Считай под водой. Считай. Ты должен посчитать до шестидесяти. Минута — разве это много? Подумаешь, минута…
Он вылил воду из маски и прикрепил резиновую застежку.
Прыгай. Как ты будешь жить, если не прыгнешь сейчас?
И тут его словно осенило. Стекло! У него не было с собой ножа, но если ему посчастливится найти поблизости острый осколок стекла, то тогда можно будет справиться с сетью.
Ему повезло. Близ самой воды валялась бутылка с отбитым горлышком. Латышев стукнул ее о камень и выбрал большой, выгнутый осколок. Левое плечо и рука онемели от сильной, тянущей боли.
Загребая правой рукой сколько было сил, он опустился на дно. Пальцы быстро нащупали теплое еще, упругое тело. Латышев, не разбирая, резал переплетенные нити.
На счете тридцать он почувствовал, что наступил предел. Стекло выпало из ладони. Но он знал, что если вынырнет на воздух, то больше уже не сможет вернуться сюда. Есть же какие-то границы, через которые не способен переступить человек. Даже очень здоровый.
Латышев вцепился в сеть руками. Он рвал ее; на счете сорок пять вода стала как будто черной, он снова перестал видеть.
И сеть подалась, Латышев потянул мальчишку за руку и почувствовал, как тело выскользнуло из ловушки.
Латышев выволок мальчишку из воды и лег рядом. Он не мог встать, чтобы выкачать из утопленника воду и вернуть ему жизнь. Перед глазами по-прежнему качалась серая пелена. И было очень горько и обидно оттого, что нельзя подняться и все усилия были напрасными.
И тут сквозь серую пелену он увидел чьи-то ноги и почувствовал, как сильные руки поднимают его. Он хотел сказать какую-то длинную, сложную и не совсем понятную даже ему самому фразу о том, что все в порядке, что теперь, после того как все кончилось благополучно, особенно стоит жить и он знает, как надо жить, и сможет рассказать об этом другим. Но Латышев ничего не сказал. На краткий миг, словно при свете вспыхнувшей ракеты, возникла перед ним наклонившаяся сопка, черные, голые деревья, падавшие куда-то вместе с сопкой; потом снова нахлынула черная пелена.
Когда он очнулся, то увидел знакомое конопатое личико. Латышев понял, что долго был т а м, за чертой. Мальчишка придерживал одной рукой белый халат и глядел на него испуганно вытаращенными глазами. Латышев сделал попытку подмигнуть ему: очень уж не любил испуганных лиц…
Ленька Щавелев вывел катер на самую середину реки, как только ему сообщили, что готовятся разбирать перемычку.
Оба берега реки были очень высоки, и тень закрывала Ленькин катер. Вода, подмывавшая свежие осыпи, была темно-коричневой. Солнце освещало только стрелы экскаваторов и верхушки копров.
Ленька предусмотрительно удерживал катер подальше от прорана. Сейчас река всей своей мощью устремлялась к правому берегу, где был проран. Щавелев через корпус катера ощущал тяжелый напор воды. Он выжал реверс, дал задний ход и ушел подальше от опасного места. Вся его задача сейчас заключалась в том, чтобы удерживаться в центре образовавшейся перед стройкой заводи и следить за поведением реки во время перекрытия.
Надя Барщевская, гидролог, дежурила на носу катера с наметкой в руках. На ней был легонький сарафанчик, и сейчас она жалась от утреннего холода. Рядом с Надей на скамеечке стояла маленькая зеленая радиостанция «Урожай». Надя должна была замерять уровень воды и сообщать данные на центральный пост.
Ленька видел, что все уступы на скалистых диабазовых берегах усеяны людьми. Катер был перед ними как на ладони. Щавелев повертывал штурвал и движениями плеч поправлял небрежно накинутый бушлат. Он был очень счастлив в это утро, чувствуя на себе взгляды сотен людей и гордясь своей необычной ролью. Только вот Надя стояла спиной к Леньке, не замечая, как искусно и ловко управляет капитан своим судном.
Капитан улыбался берегам и старался смотреть на гидролога как можно пристальней, чтобы та почувствовала его взгляд и обернулась. Ленька знал силу своей открытой, чарующей улыбки и недаром пользовался репутацией балагура и сердцееда. Но Надя возилась со своей радиостанцией, проверяя слышимость, и не хотела замечать Леньку. Скромница! Только и знает — гидрология, гидрология… Как будто вокруг нет ничего более интересного.
Тихо было в каньоне. День за днем здесь грохотали взрывы, ломающие диабаз, а сегодня установилась тишина. Перекрытие… Только слышно было, как, скрытые за насыпью, глухо рокочут «МАЗы».
Солнце уже осветило рубку на катере, и Ленькин рыжий чуб вспыхнул осенним пламенем.
Репродукторы, установленные у котлована, донесли четкие слова приказа: «Экскаваторы, разобрать перемычку. Водителям начать подачу горной массы в проран!»
С катера хорошо было видно, как заработали экскаваторы, то опуская, то тяжело поднимая ковши, как диабазовые глыбы, падая с «МАЗов», поднимали белые смерчи из пены и брызг. Дизели сновали один за другим, над котлованом стояла пыль.
Надя бегала с наметкой по палубе, кричала в трубку цифры, Щавелев, откинув на затылок «мичманку», водил катерок от берега к берегу. Он представлял себя человеком, которому подвластна река и от которого зависит — усмирится она или же опрокинет возведенную искусственную преграду.
«МАЗы» работали быстрее, чем экскаваторы, они забивали проран глыбами, в то время как, перемычка еще не была снята, и вода стала резко подниматься.
— Четыре девяносто! — кричала Надя. — Четыре девяносто пять, пять ноль-ноль!..
Ленька увидел, как к двум экскаваторам, работавшим на перемычке, подполз еще один.
«Ай да мы!» — подумал Ленька. Ему стало досадно, что Надя, эта суетливая работящая скромница, не видит, как он, Ленька, со своим катером выручает стройку. Знай себе машет шестом как оглашенная.
Наде приходилось туго с длинной и тяжелой наметкой. Она то и дело присаживалась на скамейку. Сбившаяся тесемочка сарафана открыла белую полосу на ее загорелом плече. Оставив штурвал — вот напугается девчонка! — Ленька прошел на нос и стал в шутку отбирать шест. Катер медленно разворачивало и сносило к плотине. Надя взглянула на Щавелева злыми и усталыми глазами.