Одна ночь в Санта-Монике
Шрифт:
— Это по работе, мы ненадолго.
— Не похоже, что они врут, — резюмирует подруга в их отсутствие, а я только и могу, что кивать. — И ведут себя прилично, не распускают руки, не пускают сальных шуточек и даже не пьют.
Я снова киваю, мне так хочется, чтобы они ей понравились. Когда они возвращаются, мы еще некоторое время болтаем, пока пиво в бутылках не заканчивается.
— К сожалению, нам уже пора, — Аарон встает, — мы могли бы вас подбросить, если хотите,
— Да, было бы здорово, — я немедленно хватаю сумочку и ловлю на себе суровый взгляд Вероники, но ей ничего не остается, как следовать за мной. На улице шумно, много машин и людей, непривычно
— Вы можете не волноваться, мы доставим вас в целости и сохранности.
Мы прощаемся у нашего дома, Вероника тянет меня поскорее спрятаться за семью дверьми. Мы отходим на пару шагов, и я выдергиваю руку:
— Я хочу дать ему свой номер, — шепчу ей.
Подруга удивленно раскрывает рот, потом склонив голову спрашивает:
— Которому: гавайцу или рокеру?
— Неважно, просто иди! Я буду через полчаса.
Наши окна выходят на противоположную сторону, она не видела, как Аарон припечатывает меня к машине и целует, потом садится за руль и заводит двигатель. У Оуэна хватает выдержки на то, чтобы открыть мне дверь, помочь сесть на заднее сиденье и расположиться рядом. Только потом он нежно проводит подушечками пальцев по щеке, шее и плечу. Так эротично, чувственно, медленно. Он спускает бретельку платья, целует в плечо и возвращает назад. Аарон сворачивает к побережью, здесь длинная парковка вдоль проспекта, а к пляжу ведет лестница. Мы выходим из машины, и Аарон хватает и поднимает меня, перебрасывает через плечо и несет на берег. Оуэн берет сумочку из рук. Я кричу и смеюсь, болтаю ногами.
Фонари горят над набережной, но чем дальше к воде, тем меньше света. Здесь безлюдно и шумят волны. Он ставит меня на землю и целует. Оуэн обнимает сзади, и я снова в объятиях двух мужчин. Слишком нереально, чтобы было правдой?
— Почему вы бросили работу в Сан-Диего?
Аарон разворачивает меня к Оуэну, и тот сначала целует, а потом отвечает:
— Мы переживали, что ты найдешь себе кого-нибудь получше нас.
Это звучит как самая милая отговорка, я знаю, что скорее всего за ней есть какая-то другая правда, о которой мне не хотят говорить. Я сбрасываю «трахни меня» босоножки, чтобы почувствовать влажный песок. Мы идем вдоль берега. — А как вы меня нашли?
— Это непростая история, — отвечает Оуэн не сразу.
Я злюсь, потому что вторую ложь проглатывать не собираюсь и готовлюсь выпалить что-то очень злое и даже топнуть ногой. Но Аарон меня опережает, останавливает меня и кладет руки на плечи:
— Если коротко, то в твоем телефоне скрытое приложение для слежки, мы всегда знаем где ты.
Чувствую, как внутри меня закипает кровь, бурлит поднимается вместе с яростью, затуманивая разум.
— Так было нужно. Ради твоей безопасности, мы защищали тебя. Просто, поверь нам. — Оуэн говорит спокойно.
— И от кого вы меня могли защищать? — я все еще возмущаюсь, но их спокойное, даже расслабленное поведение, подкупает. И говорят они открыто, могли бы просто соврать, я — доверчивая душа — во все поверю.
— Все
— Мы расскажем тебе все, когда вернемся. Ты сможешь подождать немного? Сейчас нам правда пора выдвигаться обратно, чтобы не провалить дело, — Оуэн целует меня в лоб, я киваю, выстраивая все новые известные мне переменные в единое уравнение.
На обратном пути, мне звонит обеспокоенная Вероника. Я заверяю ее, что со мной все в порядке. Дома меня ждет допрос, на котором я расскажу все, что произошло со мной от первой встречи ними до этой самой минуты. Меня переполняет волнение, которое необходимо с разделить хоть с кем-то.
6
Мы разговаривали с Вероникой до пяти утра. Она привыкла не спать по ночам, а я знала, что завтра выходной, и я смогу целый день проваляться в постели. Мы выпили все, что было в холодильнике, сначала алкогольное, потом безалкогольное, съели все закуски и перешли на тосты с джемом. В пять утра это казалось логичным. Подруга слушала меня почти не перебивая, только раскрывала рот от удивления и тут же прикрывала рукойю Надо признаться, делала она это довольно часто, поэтому ярко-красный маникюр весь вечер мелькал перед моими глазами. Честно говоря, я была удивлена тем, что она не допускает лишних шуточек, не фыркает, не закатывает глаза. Она слушала внимательно и только удивлялась.
Я все еще сидела в том платье с тонкими бретельками, еще ощущала пальцы Оуэна на коже и сгорала от одного воспоминания о поцелуях Аарона. Никто и никогда не целовал меня также жадно, как он. Даже Оуэн.
В пять утра Вероника достала сигареты, которые хранила на всякий случай в самом дальнем углу тумбочки, мы вышли на улицу и пошли вниз по улице. Если идти довольно долго, то мы могли бы прийти к берегу, но не дойдя до пляжа, мы устроились в небольшом сквере. Я часто гуляла в этих местах, но я никогда не замечала его раньше, даже удивительно.
Рассветное солнце поднялось над горизонтом, но пряталось за невысокими домами Санта-Моники. Пальмы раскачивались на ветру, но в сквере под большим раскидистым кленом было безветренно и спокойно. На дорогах не было машин, как и пешеходов. Только пара отчаянных серферов спешили к океану, чтобы поймать утреннюю волну.
Спать хотелось невероятно, но сильнее этого я хотела узнать, что думает Вероника обо всем том, что я ей рассказала. Мы дружили довольно давно, чтобы быть самыми близкими людьми, поэтому от ее мнения в какой-то степени зависело и мое.
— Я думаю, что это либо самые лучшие твои отношения, — она затянулась в последний раз и потушила сигарету. — Либо это самые худшие, хуже чем то, что было с Ричардом, или Патриком, или Джеком. А еще как звали того ирландца, который обманывал тебя и оказался женат? У него было жутко-непроизносимое имя.
— Адрен.
— Точно, Адрен.
Мы рассмеялись.
— А как понять, что из двух вариантов меня ждет?
— А вот это, дорогая моя, тебе придется проверить эмпирическим путем. Причем, если ты будешь ждать дурного, это с тобой и случится, а если будешь верить в лучшее, то, возможно, вам троим повезет.
И когда Вероника стала философом? Мы посидели еще некоторое время, я затянулась горькой сигаретой в последний раз. Мы пошли обратно, руки и волосы пахли дымом, во рту было горько. Мы бросили курить вместе года четыре назад, но каждая из нас курила в тайне друг от друга еще около года. Потом мы справились с этой привычкой, но уже поодиночке. Иногда пройти какой-то путь лучше одному. Сейчас мы иногда нарушаем правило и выуживаем сигареты из дальней полки, но случай должен быть из ряда вон выходящий, как этот.