Одна пуля — для одного
Шрифт:
Хеферан не проронил ни звука. Кода всадник преодолевал последние футы открытого пространства, я вновь сосредоточился на физиономии: сейчас все должно было случиться, за крутым поворотим его ждут четверо — конная полиция.
И оно случилось, но только не то «оно», какого я ожидал. Гнедой исчез за поворотом ровно на полсекунды и тотчас же был опять здесь, одним прыжком, причем шея его утратила свой гордый изгиб. Ему и его всаднику узенькая тропа, видать, надоела вконец. Десять скачков он выдал в сторону от поворота, потом кинулся влево, блистательным рывком вылетел на траву и, показав нам хвост, понесся напрямую к Пятой авеню. Тут же появилась четверка верховых копов — подобие кавалерийской
Из-за рощицы с криками появились люди. Хеферан оставил меня. Лошадь его ринулась вниз по склону, чтоб влиться в погоню. С востока послышались выстрелы и это меня доконало. Я готов был отдать годовое жалование, все что угодно, вплоть до царства, за коня, но, не имея ничего, я все равно кинулся туда.
На спуске к тропе я перекрыл все рекорды, но дальше начался подъем, кроме того, пришлось продираться сквозь заросли, перелезать через заборы. Я шел по прямой на шум, доносившийся с востока, — там состоялся второй раунд стрельбы. Наконец завиднелись границы парка, но я не различал ни малейшего движения, хотя звуки, казалось, все приближаются, шум становится все громче. Прямо передо мной выросла каменная стена, ограждавшая парк; не зная, где искать ворота, я забрался на стену и, налаживая дыхание, огляделся.
Передо мной были Шестьдесят пятая улица и Пятая авеню. Кварталом выше, напротив входа в парк, авеню заклинила кутерьма. Автомобили, преимущественно такси, концентрировались по обе стороны перекрестка, а пешеходы продолжали надвигаться отовсюду. Над всем этим многообразием возвышались лошади. Кобылы — и гнедой. Он выглядел невредимым, чему я обрадовался. Обрадовался на бегу, пересекая мостовую. Седло гнедого пустовало.
Я продирался к эпицентру толпы, когда некто в мундире схватил меня за руку. Хеферан — не я буду! — форменным образов пропел: «А ну-ка разрешите! Это Гудвин, помощник Ниро Вулфа!» Я был рад сердечно отблагодарить его, да дыхания не хватало. Продолжая путь, я наконец удовлетворил свое любопытство.
Виктор Талботт, в синей куртке и желтых бриджах, по-видимому, столь же невредимый, как его конь, стоял, а на нем висели представители городских властей.
— Надеюсь, вам будет приятно узнать, что ни один из счетов, которые мы выписали нашим клиентам, не придется отправлять на тюремный адрес, — говорил я Вулфу вечером. — Это поставило бы нас в щекотливое положение.
Было чуть больше шести, он уже спустился вниз из оранжереи, и перед ним стояло пиво. А я выписывал счета.
— Бродайк заявляет, — продолжал я, — что просто покупал дизайны, которые ему предлагались, не ведая, каково их происхождение; пожалуй, эту точку зрения примут. Дороти пошла на соглашение с Поулом и не будет настаивать на иске об оскорблении личности. Что касается дел самой Дороти, то вы правы: состояние и так принадлежит ей. Саффорда и Одри нельзя карать всего лишь за то, что они выехали на прогулку в парк. Пускай даже они умолчали сей факт в показаниях.
— Кстати, если вас интересует, почему все они передают пятнадцать процентов нашего гонорара конюху, то спешу вам сообщить: он не конюх. Он владеет этой кавалерийской академией, черт побери, так что Одри вовсе не продешевила. Эта парочка сочетается браком на конском хребте.
— У вас какое-то предубеждение против любви, — упрекнул я его. — Талботт в нее верил — и пошел во имя чувств на большой риск…
— Не занимайся самообманом, — прервал меня Вулф. — Это не единственный его мотив. Ему чудилось, что Кейс вот-вот
Поправить меня еще не значит убедить, и я вернулся к списку расходов.
— У меня вопрос: зачем надо было пускать на ветер деньги, отправляя Сола и Орри к нью-йоркским портным?
— Я ничего не пускал на ветер, — рявкнул Вулф. Он возмущается, когда его обвиняют в излишних тратах. — Существовал ничтожный шанс, что мистер Талботт окажется ослом — и закажет свой наряд прямо здесь. Другой шанс открывали города, куда он за последнее время выезжал — самый лучший шанс, разумеется, выпадал на долю самого отдаленного города. Итак, сперва я позвонил в Лос-Анджелес, и Юго-западное агентство закрепило за этим делом пять человек. Кроме того, Сол и Орри занимались многим другим. Сол выяснил, например, что комната мистера Талботта в гостинице расположена так, что он мог спускаться по лестнице к боковому выходу незамеченным. — Вулф откашлялся, — сомневаюсь, что мистер Кремер подумал об этом. Еще бы! Он принял на веру слова этого полисмена, будто тот видел Кейса на лошади целым и невредимым в десять минут восьмого.
— Ладно, здесь все в порядке, — согласился я, — Но вот вы сделали допущение, что этот коп увидал на коне не Кейса, а убийцу. Почему вы тотчас ткнули пальцем в Талботта?
— Не я — факты. Маскарад, если такой имел место, мог сослужить службу одному мистеру Талботту, поскольку алиби — на такое время и место — остальных не устраивало. И еще: обмен приветствиями с полисменом на приличной дистанции — существенная часть плана, но только Талботт, частый попутчик Кейса, знал, что эта возможность представится.
— О'кей, — кивнул я. — Вот почему вы позвонили Поулу, расспрашивая о недавних поездках Талботта. Смотрите-ка, Поул и на самом деле здесь помог. Между прочим, Юго-западное агентство приклеило на конверт со своим счетом авиационную марку, так что, думаю, им нужен чек. Ладно, эти расходы оправданы. Но тут еще портной просит триста долларов за работу над синей курткой и желтыми бриджами.
— Наши клиенты оплатят, — спокойно заметил Вулф. — Счет отнюдь не сверхъестественный. Они нашли его в пять вечера, и его еще понадобилось уговаривать: целая ночь работы над дубликатом того заказа.
— О'кей, — снова уступил я. — Наверное, нужен был полный дубликат — с ярлычком и прочее, а то дитятко не отреагировало бы. У него, как-никак, неплохие нервы. Его будят телефонным звонком в шесть; он просит перезвонить ему в полвосьмого, незамеченным выскакивает на улицу, проделывает свою операцию и возвращается к себе в комнату к новому звонку. И не забывайте, что он весь в заботах, начиная с половины седьмого, когда застрелил Кейса. Отсюда начинается отсчет его графика. Да, еще те нервишки!
Я встал и передал Вулфу на изучение счета с предметным перечнем расходов.
— Что и говорить, — заметил я, присаживаясь, — такие шоки, как утренний, могут сотрясти любую нервную систему. Уже то, что его избрали дублером Кейса, малость обеспокоило парня. А тут его провожают в другую комнату — переодеваться — и вручают коробку с надписью «Кливер оф Голливуд». Он ее открывает, а там костюм — в точности такой, какой он изготовил в свое время, а потом выбросил вместе с оружием. А на куртке опять надпись «Кливер оф Голливуд»… Удивляюсь, как у него достало сил надеть этот наряд, застегнуть на все пуговицы, дойти до лошади и запрыгнуть в седло. О, у него нервы что надо! Я уверен, он продолжал бы в таком же духе, но когда за поворотом напоролся на четверых полисменов — тут-то его нервы и отказали. И разве за это его упрекнешь?! Признаю, что я не понимал, зачем диктую по телефону этот перечень городов, выцарапанный у Поула… Погодите!