Одна пуля — для одного
Шрифт:
— Ему нужны деньги, крайне необходимы, и он до них дорвался.
— А Бродайк?
— Его тщеславие смертельно уязвили, его бизнес катится под откос, а тут еще иск на большую сумму…
— А Дороти?
— Она — дочь, она — женщина. Корни могут уходить в детство или в какую-нибудь безделушку…
— Саффорд?
— Романтик-простак. Через три дня после знакомства уплетать с этой девицей коричные булочки в шесть утра… Что скажешь о его любовном облике?
— Потрясающий.
— И тут он видит, как Кейс хлещет ее своим кнутом…
— Он не хлестал ее, он ее просто ткнул.
— Это еще хуже, еще пренебрежительней. Вдобавок девица
— О'кей. А она?
— Женщина, с которой плохо обошлись. Или поймали на плохом обхождении с другими. В любом случае, сорвавшаяся с цепи, — он поднялся. — Хочу спать, — и направился к двери.
Адресуясь к его спине, я сказал:
— С каждого из них я бы получил аванс. Черт его знает, зачем они понадобились Кремеру — каждый, включая Талботта, — после целой недели. Он психовал как щенок. Позвоним ему?
— Нет, — Вулф, направлявшийся к лифту, чтоб вознестись на третий этаж, обернулся. — Чего он хотел?
— Он не сказал, но догадаться нетрудно. Он попал на перекресток с шестью развилками, а потому явился к вам — разведать, нет ли здесь дорожной карты.
И я направился к лестнице: площадь лифта — шесть футов на четыре, так что Вулф заполнил все это пространство.
— Сорок козырей, — сказал Орри Кэтер в 10.55 в среду поутру.
Я сообщил им, что у нас на горизонте появилось дело Кейса, что пятеро подозреваемых одновременно выступают в роли наших пяти клиентов, и этим ограничился. Ровно в одиннадцать мы завершили наши игры, а несколькими минутами позже дверь из прихожей распахнулась и вошел Вулф.
Он разместился за своим столом, позвонил и затребовал пива, потом спросил меня:
— Ты, конечно, разъяснил Солу и Орри ситуацию?
— Нет, конечно; насколько я понимаю, это не моя прерогатива.
Он крякнул и велел мне созвониться с инспектором Кремером. Я набрал номер, заполучил наконец Кремера, просигналил об этом Вулфу и остался на месте, поскольку никто меня не гнал.
— Мистер Кремер? Ниро Вулф.
— Ага… Что вам угодно?
— Сожалею, что был занят вчера вечером. Всегда рад видеть вас. Я втянут в расследование по делу о смерти Кейса, и, полагаю, поделившись со мной обыденной информацией, вы принесете нам обоим пользу.
— А какой именно?
— Для начала мне надо бы знать, сколько верховых полицейских видели Кейса в то утро на парковых дорожках и как их звали? Я хочу послать Арчи…
И тут Кремер положил трубку.
Положил трубку и Вулф. Простер руку к подносу с пивом, доставленному Фрицем, и сказал мне:
— Дозвонись до прокуратуры, до Скиннера…
Я выполнил указание, и Вулф занялся делом. В прошлом Скиннер получил свою порцию негативных нервных раздражителей от Вулфа, но в конце концов вчера у него перед носом дверь не захлопывали, и он хоть не грубил. Под аккомпанемент Вулфовых уверений, что Скиннеру начнут регулярно поставлять информацию о ходе следствия — а это была, как они оба знали, чистейшая ложь, — товарищ окружного прокурора согласился просить управление, чтоб мне устроили свидание с полицейским. И сдержал слово. Через десять минут после его беседы с Вулфом позвонили с Центральной улицы и сообщили, что офицер по имени Хеферан готов встретиться со мной в 11.45 на углу Шестьдесят шестой улицы на западной аллее Центрального парка.
Менее чем за десять минут Вулф выпил пиво, расспросил Сола о его семье и запрограммировал схему моего разговора с полисменом, тем самым уязвив мое самолюбие и раззадорив мое любопытство.
Когда мы ведем поиск, у Вулфа иной раз складывается мнение, будто я взволнован определенным аспектом дела или неким участником драмы, а потому необходимо на время отодвинуть меня в сторонку. Я уже почти перестал тратить нервную энергию на протесты по сему поводу. И все-таки — что волнует его теперь? Я не соблазнился ничьей версией, мое воображение было свободно от пут. Зачем надо было подсовывать мне эту жвачку, эти беседы с полицейским, а задачи по-настоящему серьезные перекладывать на Сола и Орри?
Прозвенел телефонный звонок. Фердинанд Поул затребовал Вулфа.
— Я сейчас в конторе Кейса, — сказал Поул. — Угол Сорок седьмой улицы и Мэдисон-авеню. Можете прибыть сюда немедленно?
— Конечно же нет, — сказал Вулф опечаленным голосом. Его ужасно сердило, когда объявлялись на свете люди, не ведающие, что он никогда не покидает дом ради дел и чрезвычайно редко — по другим поводам. — Я работаю исключительно у себя дома. Что случилось?
— Здесь есть кое-кто — и я хотел бы, чтоб вы с ними поговорили. Два члена правления. Их показания помогут мне подтвердить, что Талботт взял эти дизайны — и продал их Бродайку. Таким образом, станет ясно, что Талботт убил Кейса. Из нас пятерых если кого и можно заподозрить, так это мисс Руни и этого конюха с их обоюдным алиби.
— Чепуха. Вам обязательно хочется ее в чем-то подозревать. Доказуемо только одно: она была несправедливо обвинена в краже. А несправедливое обвинение мучит куда больше, чем обоснованное. Мистеру Талботту вы можете предъявить обвинение в воровстве, по меньшей мере… Я чрезвычайно занят. Благодарю вас за звонок.
Поул был склонен ко всяческим предложениям, но Вулф избавился от него, испил еще пива, повернулся ко мне:
— Тебя ждут там через двадцать минут, Арчи, а учитывая твое пристрастие к быстрой езде с последующим арестом за превышение…
У меня был один-единственный прокол за превышение за последние восемь лет. Я направился к двери, но повернулся перед выходом и заметил с горечью:
— Если вы думаете, что я еду забавляться, это глубокое заблуждение. Кто последним видел Кейса в живых? Полицейский. Он, именно он! И к кому я его доставлю? К вам? Нет! К инспектору Кремеру!
Было солнечно и тепло — для октября, и поездка в город доставила бы мне одно только удовольствие, кабы не досадливое чувство, что меня хотят обвести вокруг пальца. Оставив машину на Шестьдесят шестой улице, я обогнул угол дома, прошел квартал, пересек западную часть Центрального парка — там человек в униформе манипулировал уздечкой своего коня. Я предъявил ему документы и высказался в том смысле, что это очень мило с его стороны при такой занятости выкроить для меня время. — О! — воскликнул он. — Выдающееся светило! Так?
Я занял оборонительную позицию:
— Выдающееся? Как рыбье яйцо в банке икры.
— Выходит, питаешься икрой?
— Погоди-ка, — пробормотал я, — давай начнем сначала. — Я промаршировал четыре шага к столбу, сделал «кругом», вернулся к нему и провозгласил: — Я — Арчи Гудвин, работаю на Ниро Вулфа. В управлении мне разрешили задать тебе пару вопросов, и я был бы тебе за ответы весьма признателен.
— Ага! Мой друг из пятнадцатого отдела рассказывал мне про тебя. По твоей милости, его чуть не заслали на болота.